Дамы убивают кавалеров - Литвиновы Анна и Сергей - Страница 49

49

Я стал сверлить. Бетон сыпался мне на очки, бейсболку и плечи. Пару раз из кухни появлялась пожилая дама и с любопытством и опаской взглядывала на меня. Через десять минут я пробурил в квартиру наверху достаточно глубокую скважину. Когда под сверлом, кажется, не оставалось больше преград, кроме паркета верхней комнаты, я остановился. Слез со своей пирамиды. Достал из чемоданчика микрофон.

Микрофон под названием «Удлинитель-два» продал мне за девяносто долларов один умелец в районе Митинского радиорынка. К нему я приобрел за американскую десятку приборчик под названием «МАЗ». Эта штуковина включала микрофон, когда в помещении раздавались звуки, и отключала его, когда там становилось тихо. Работал микрофон на частоте сто сорок мегагерц, и мне обещали, что я буду слышать все, что происходит в искомом помещении, даже на расстоянии десятка километров. Итак, в очередной раз нарушив статью Уголовного кодекса (на этот раз сто тридцать восьмую, гарантирующую неприкосновенность частной жизни), я снова залез на свое сооружение и изолентой закрепил в отверстии «жучки». Вместе они оказались не больше ключа от почтового ящика. Включил имевшийся у меня в слесарном чемоданчике радиоприемник, уже настроенный на волну прослушки. Из кухни явилась любопытствующая старушка.

Приемник слегка шипел, но слышимость оказалась удовлетворительной. В комнате, находящейся непосредственно надо мной, в целом было тихо. Однако откуда-то – кажется, из кухни – доносилось бормотание телевизора, перестук игральных костей и – самое главное! – восклицания по-хозарски. Наличие хачиков в квартире на третьем этаже не вызывало сомнений. Но здесь ли находится несчастный Ленчик? Может, его успели перевести в иную импровизированную тюрьму?

Ножом на длинной ручке я очень осторожно вырезал в сделанной мною дырке последний слой – кусок паркета. Затем еще раз послушал верхнюю квартиру. Я не хотел, чтобы пол провалился прямо на глазах у хачиков. Однако они, судя по отдаленному грохоту костей, не на шутку увлеклись игрой в нарды на кухне.

Тогда я закончил надрез. Аккуратно, словно пробку из бутылки «Шато Марго», вытащил шилом маленькую круглую паркетину. Затем, не мешкая, достал из универсального чемоданчика «телевизор»: телескопическую рукоятку с закрепленной на конце системой зеркал. Настроил зеркала. Аккуратно вставил рукоятку в отверстие.

Взглянул. Мне стал отчетливо виден интерьер вышележащей комнаты: голые стены, кусок батареи, часть окна, прикрытого теми самыми занавесями в красно-черные цветы. Я слегка повернул рукоятку.

И тут в зеркальце я увидел Ленчика. Он сидел у батареи, прислонившись спиной к стене, на плоском грязненьком матрасике – и сосредоточенно ковырял в носу. Больше в комнате я никого не заметил. А Ленчик даже не углядел моего зеркальца.

Я быстро убрал «телевизор»: не хватало еще неадекватной Ленькиной реакции. Вернул назад кусок паркетины. Закрепил ее с моей стороны клеем и скотчем. Паркетина легла точно. Я был уверен: даже если кто-то наверху станет присматриваться к полу – вряд ли он заметит сделанный мной «операционный шов».

В оставшемся в потолке бетонном отверстии я закрепил микрофон. Слез со своей импровизированной стремянки. Проверил действие передатчика. Разговор хачиков – наверху, на кухне – слышался будто рядом. Они трындели по-хозарски, но порой, разгорячась, вставляли в речь грубые русские ругательства.

Во время моего глубокого бурения Татьяна Дмитриевна еще пару раз приходила с кухни и с опасливым восхищением посматривала на мои занятия. Наконец я собрал замусоренные газеты, сложил в чемоданчик инструмент и вернул на место стол и стул. Старушка как раз притопала в комнату в очередной раз и одобрительно проговорила:

– Вы, Павел, настолько же аккуратны, как и Саша – мой покойный муж. – А потом добавила: – Не хотите ли еще чайку? Я нажарила оладушков.

– С удовольствием, – искренне сказал я. – Только позвольте мне помыть руки. И не будете ли вы, уважаемая Татьяна Дмитриевна, против, если я во время чаепития послушаю краем уха вот это радио? – Я кивнул на приемник, в котором бубукал телевизор из верхней квартиры и раздавались громкие хозарские голоса.

– Конечно, я не буду против! Я понимаю: служба есть служба! Она, как поется в вашей песне, опасна и трудна, да, Павел? Так что, – лукаво улыбнулась старушка, – давайте пить чай.

Даша Коноплева.В то же самое время

Обед в «Белом солнце пустыни» подходил к концу. Давно уже укатили приставной столик с изобилием салатов. Полчаса как покончили с нежнейшим шашлычком из седла барашка. Когда принесли десерт, Даша вдруг, загадочно улыбаясь, произнесла:

– Хотите, Петя, я вам погадаю?

– Ты че, цыганка? – усмехнулся с набитым ртом Петр.

– Цыганка не цыганка, а гадать умею. Давайте сюда руку. Не правую, левую руку. Какой вы все-таки бестолковый!

Петр протянул ей левый кулак – громадный, как небольшая дыня «колхозница». Даша взяла его кулачину в прохладную ладонь. Развернула костяшками книзу. Другой рукой тихонько провела сверху сжатой пятерни. Прошептала: «Вы очень напряжены, расслабьтесь». Легким движением разжала, распрямила его толстые пальцы. Ее прикосновения к кулаку оказались приятными, будто бы начало тайского массажа. Всплыло вдруг забытое воспоминание: так же нежно и волнующе к нему прикасалась, кадрилась чистенькая отличница Сладкова в седьмом классе. Потом они эту Сладкову завели с пацанами в подвал и трахнули. И все испортили (как он сейчас понимал). Надо было тогда немного потерпеть – и она сама бы дала. Дала бы ему – одному. Но в четырнадцать лет он еще не мог терпеть. Не умел растягивать удовольствие. А вот теперь – умеет.

Женщина Дарья по-прежнему держала его кисть прохладными пальцами и пристально всматривалась в твердую, бугристую ладонь. Наконец проговорила:

– Ты долго будешь жить, Петя. – Она незаметно перешла на «ты», хотя сама только что от его «тыканья» морщилась. – И будешь много любить.

– Это я и сам знаю, – самодовольно хохотнул он.

– А сейчас у тебя на сердце лежат большие хлопоты, – продолжила она. – Казенные хлопоты, то есть из-за бизнеса. Я даже вижу по руке, какие конкретно у тебя хлопоты. Сказать?

– Ну, скажи, – ухмыльнулся он.

– У одного человека – из тех людей, кто на тебя работает, – украли ценный товар. Небольшой, сыпучий, очень дорогой товар…

Петя мгновенно сжал ладонь. Цепко схватил кисть ее нежной руки. Смял ее. Прошипел, глядя ей прямо в глаза:

– Ты откуда знаешь?!

– Пусти, дурачок, больно! Пусти, а то дальше рассказывать не буду!

– Ты кто, шалава? Ты откуда? Из ментовки?

На глазах у Даши выступили слезы от пожатия его каменной десницы, однако она с достоинством проговорила:

– Я – никто. И – ниоткуда. Я – сама по себе. Так ты хочешь узнать, кто украл твой ценный товар? Твой белый, дорогой товар?

– Ну!

– Тогда отпусти.

Петя разжал ее пальцы. Она затрясла рукой, стала дуть на кисть. «Какой ты сильный, черт, – ласково пожаловалась она. – Как динозавр». Петя не спускал глаз с ее лица – в любой момент готовый наброситься на нее или ударить.

– Украли эту твою ценную сыпучую вещь хозары, – наконец проговорила она. – Люди одного хозарина, по имени Эльшад, украли. Этот Эльшад работает на автосервисе «Шумахер» на Касимовской улице. Руководит этим автосервисом. И еще он наркотиками промышляет. И вот этот хозарин Эльшад решил на твоем, Петя, добре подзаработать. Взял и твоего человека обокрал.

– Откуда знаешь? – недобро ощерился Петр.

– Позавчера менты делали на том автосервисе облаву. И они, менты, твою вещь там нашли. Белую, сыпучую вещь. Нашли у этого хозарина Эльшада в автосервисе «Шумахер».

–Ты – откуда об этом знаешь?

– У меня друг на Петровке работает.

– А ты? Ты – на него работаешь?

– Ну почему сразу «работаешь»? – кокетливо и безмятежно проговорила Даша. – Разве обязательно надо работать? Разве нельзя с мужчиной просто дружить, встречаться?