Пальмы, солнце, алый снег - Литвиновы Анна и Сергей - Страница 47

47

А вот тут в глазах у старичка что-то ворохнулось, дрогнуло. Значит, или психолог что-то против нее ляпнул, или Ярька.

– Да ничего особенного. Сначала Ярослава о своей проблеме рассказывала, потом, как обычно, занимались…

– И что у Ярьки за проблема? Молодой любовник на ней жениться не хочет?

– Ну, ты же знаешь наши правила, Настенка! – упрекнул Андрей Степанович. – Сама соглашение подписывала – мы чужие проблемы из аудитории не выносим.

Тоже мне щепетильность.

– …Пришла б на занятие – узнала.

А это, значит, упрек.

– Ой, Андрюш, а мне было так хорошо на массаже!..

Хлипкая у нее легенда. Проверить ничего не стоит.

Значит, надо сделать так, чтобы проверять ее старичок не пошел. Попробуем его спровоцировать?..

– И вообще надоел мне этот ваш тренинг хуже горькой редьки! – раздраженно произнесла она.

– Вот и Яков Анатольевич говорит, что ты на занятия ходишь как из-под палки, – тут же проглотил наживку Андрей Степанович. – Зачем же ты приехала на тренинг, если тебе неинтересно?

Ясно. Значит, психолог, гниль, под нее и копает.

– А что это вы, как две бабки-сплетницы? – ощетинилась Тося. – С какого перепуга меня обсуждаете?..

– Мы… мы не обсуждаем, – смутился собеседник. И совсем уж фальшивым голосом добавил: – Просто Яков Анатольевич беспокоится, что тебе с нами скучно.

Ах ты, слизень заботливый! Ну, ты у меня дождешься!..

– И о чем же он еще говорил?

Тося постаралась смягчить свой взгляд, но не получилось – в старичка сам собой метнулся такой косяк, что тот аж съежился, забормотал:

– Тося, Тосенька. Что с тобой?

– Да ничего, – отрезала она. – Просто не люблю двуличных. Кто в глаза одно – ах, деточка, как мы тебя любим, – а за спиной козни строит. Так что он еще говорил, этот драный психолог?!

Страшно, конечно. Не дай бог сейчас переборщить. Но нужно вытрясти из дедка хотя бы что-то.

– Яков Анатольевич просто сказал, что всю ночь думал, анализировал. И ему не все ясно в твоей истории, которую ты вчера рассказывала. Про гимнастику.

– Только что говорил – чужие проблемы мы из аудитории не выносим, – не удержалась она. – А сами, значит, меня обсуждали. За моей спиной. И что же ему не ясно?

– Ну, например. – Андрей Степанович уже вполне оправился от смущения и с вызовом взглянул ей в лицо. – Что в итоге сталось с тем тренером? Кажется, его звали Сан Саныч? Который подбил тебя скрыть твою болезнь и из-за которого ты стала инвалидом?.. Ты сказала просто: что больше с ним не встречалась. А вот Яков Анатольевич полагает, что все было совсем не так.

Ах, вот оно что. Интересно, откуда он узнал? Да нет, узнать он не мог, она здесь под другой фамилией. Просто, наверное, предположил на основе своих психологических методик…

Тося лихорадочно соображала. Все отрицать? Или, наоборот, признаться?

– А почему он решил, что с тренером должно было что-то случиться? – невинно похлопала глазами она.

– Говорит, что тестировал тебя, еще когда ты на тренинг записывалась. И выяснил одну твою психологическую черту. Ты, говорит, прощать не умеешь. Совсем. Даже мелочи. И уж тем более не простила бы человека, который пустил под откос всю твою жизнь.

Ишь, психолог какой предусмотрительный. Но все равно ничего страшного. Психологические тесты – это не улика, их к делу не подошьешь. Или Андрей Степанович лукавит? Недоговаривает? Выдает ей мелочи, а сам знает куда более серьезные вещи?!

– Да. Наш психолог прав. Тренера я не простила. И отомстила ему от души, – пожала плечами Тося.

– А почему же не рассказала об этом?

– Не хотела. При всех. Дело-то уголовное…

Она примолкла. Что, интересно, дедок? Разволнуется окончательно? У него по роже видно: с настоящей уголовкой дела сроду не имел.

– И что ты с ним сделала? – обратился в слух Андрей Степанович.

– Сшибла на машине. Насмерть, – легко призналась Тося.

– Но постой… тебе же тогда всего двенадцать лет было!.. Или тринадцать? – опешил собеседник.

– А я выждала, – ухмыльнулась она. – До тех пор, пока не научилась машину водить.

– И сколько ты ждала?

– Шесть лет.

– И за это время не простила?

– А ты Конфуция читал? И через сорок лет отомстить не поздно.

– И так легко ты об этом говоришь… – покачал головой Андрей Степанович.

– Тренер мой – один раз умер. А мне с кривым плечом всю жизнь ходить, – жестко произнесла она. – Ну, все? Еще будут вопросы?

Неужели старичок испугается? Вновь, как черепаха, заберется в свою скорлупу? И все ухищрения последних дней окажутся напрасными?! Ну, психолог! Ну, подкузьмил!

Хотя… она, Тося, с ее работой уже тоже психолог. И есть большое подозрение, что сейчас на глазах у старичка выступят слезы… его сердце переполнится жалостью… и он стиснет ее в своих хлипких объятиях.

– Бедная ты моя девочка… – прошептал Андрей Степанович.

И осторожно, как цветочек с тонким стебельком, обнял Тосю, притянул к себе, зарылся лицом в ее волосы.

Тося с готовностью ответила на ласку – крепко прижалась к дедку, всунула ладошку в его руку, зашептала:

– Ох, Андрюшенька, как же мне с тобой хорошо! Как хорошо, что ты меня понимаешь!..

А сама в это время думала: из-за чертова психолога ситуация становится слишком опасной. И все ее планы придется срочно переигрывать.

Алена, молодой специалист, 218-й день

Свой завтрак я провела в полнейшем одиночестве – вот что бывает, когда кушаешь не на халяву, а за деньги. По утрам-то, с девяти до десяти, в ресторане не протолкнешься. Народ, даже с жесточайшего похмелья, на завтрак подгребает, а как иначе, если уплочено? И за что-нибудь особенно вкусненькое, типа блинчиков, у стойки разворачиваются настоящие драчки. Очень смешно наблюдать, когда холеный мужик (не иначе топ-менеджер) ловко оттесняет от пищи увешанную золотыми перстнями богатую бабку… Одна беда: пока сама еды наберешь – вспотеешь. Зато сейчас – красота, чистый воздух, еле слышная музыка. Только денег жалко. Три доллара за несчастное яйцо под майонезом – это, по-моему, перебор.

– Но для тебя, малыш, я готова на все! – фальшивым голосом обратилась я к Пузожителю.

С отвращением доела яйцо (гадость, конечно, но в нем полно протеинов), допила кефир (говорят, способствует будущей лактации), домучила булочку с отрубями… И уже собралась уходить, когда в ресторан вдруг ввалилась целая делегация.

Возглавлял ее неказистый с виду мужичок. Небольшого росточка, с хилыми светлыми усиками и лысиной, заботливо укутанной отдельными волосяными прядями. И голосок у него под стать внешности – тоненький, еле слышный. В общем, с виду полный лопушок. Только его спутники – двое мужчин и две женщины – с него глаз не спускают и каждому слову внимают, словно речам мессии. Еще один, что ли, психолог?!

Я аж вздрогнула – что, право, тут за рассадник тренингов! И только потом рассмотрела: а ведь обе спутницы мужичонки одеты в униформу «Тропиков» – темно-бордовые костюмчики, белые блузки. И мужчины – один-то в штатском, а второй – в черном костюме и с проводком в ухе – явно охранник. Это главный босс, что ли? Директор «Тропиков»?

Так, может, подойти к нему? Поделиться своими мыслями? Предупредить, что беды с психотренингом, я считаю, еще не закончены?

«Да ну, глупости. Что я буду лезть!» – одернула я себя. Отвернулась и притворилась, будто получаю несравненное удовольствие от смертельно надоевшего морковного сока.

И вдруг услышала:

– Елена Владимировна?

Вот тебе здрасте! Важный мужичок стоит рядом с моим столом и даже по имени-отчеству обращается. Оставалось только вежливо улыбнуться:

– Да, это я. Добрый день. А вы, собственно…

– Панкратов Борис Борисович. Директор сего заведения. – И осведомился: – Позволите присесть?

И, не дожидаясь приглашения, аккуратно отодвинул стул, угнездился, осторожно сдвинул в сторону накрахмаленную салфетку. Его свита растерянно топталась метрах в пяти от нас. Он начальственным взмахом – прямо Фидель Кастро – приказал: идите, мол. А подскочившему официанту велел: