Пока ангелы спят - Литвиновы Анна и Сергей - Страница 58

Подполковник жестко поглядел мне прямо в глаза. Его взгляд и его слова обладали, надо признать, даром убеждать.

– Вы, дорогой Алеша, увидели дерево, сгоревшее под окном вашего собственного дома (мы, кстати, поймали подростков-хулиганов, что его подожгли)… – развивал свою мысль, расхаживая по комнате, господин Петренко. – Увидели и вставили это событие – разумеется, художественно переосмыслив – в свой роман… Но самому вам, под воздействием гипноза (назовем это так), возможно, кажется, что последовательность событий была иною: сперва вы описали дерево, а потом оно загорелось… Это неправда, дорогой Алеша, так не бывает!.. Или же вас глубоко потрясает вдруг поехавшая сама по себе автомашина в вашем дворе (что ж, случается и такое, автомобили порой срываются с передачи!). Потрясает – и вы описываете случившееся в вашем произведении… Вам самому, быть может, кажется, что это вы, силой вашего воображения и таланта, способны пускать под откос автомобили, поджигать деревья, усыплять людей…

– Нет! – выкрикнул я.

– Да, – мягко молвил мой собеседник. – Да, дорогой Алеша. Да… Вы, конечно, большой талант – а я читал ваши произведения, – да, большой! Но думать, что вы силой собственного воображения способны изменять действительность – это, извините меня, настоящая мания величия… Безумие чистой воды…

Он вперился прямо мне в глаза – я отвел взгляд.

– Вы очень утомлены, Алеша, – продолжил особист. – И я не ручаюсь за вашу безопасность, когда вы выйдете за эти стены. Ведь господин Козлов – человек, подвергнувший вас жестокому и беспринципному эксперименту, находится на свободе. И пока он разгуливает на свободе – а его намерения нам неясны, – вам лучше побыть пока здесь…

– Что?!

– Да, здесь.

Чекист ловко сгреб со стола все мои пожитки – ключи, часы, бумажник, монеты, документы – в невесть откуда взявшийся у него в руках бумажный пакет, а затем объявил сухим, полуофициальным тоном:

– Можете по-прежнему считать себя, гражданин Данилов, задержанным – в соответствии со статьей сто двадцать два УПК РСФСР. – И более фамильярно добавил: – Я скоро вернусь, у нас с вами еще полно дел…

И не успел я вымолвить и слова, как он, схватив пакет с моими вещичками, стремительно вышел из кабинета.

Хлопнула дверь. Я вскочил со стула и бросился к ней.

Дверь оказалась запертой.

Хоть и жаль парнишку, Петренко не позволил себе рефлексировать по поводу его задержания. И тем более по поводу той дезы, что он начал внедрять в сознание Данилова.

Его, подполковника, служебная, а значит, и человеческая обязанность: поддерживать порядок. Порядок в государстве. Порядок – на вверенном ему участке и в меру его полномочий. Когда бы все люди на своих местах поступали так же, как он, Петренко, – беззакония, дезорганизации и хаоса в державе стало бы куда меньше. Система действовала бы без сбоев, и, стало быть, порядка в России было бы больше.

Но такие люди, как Данилов, – пусть сколь угодно симпатичные! – вносили в установленную систему хаос. Дезорганизовывали ее. Поэтому Петренко безо всяких колебаний задержал его. И знал, что продержит его взаперти ровно столько, сколько нужно для того, чтобы парень перестал представлять собой угрозу. А если тот своей жизнью и своими способностями по-прежнему будет угрожать, то… То тогда Петренко и этот вопрос решит без колебаний. Он устранит всякую угрозу, какую Данилов может нанести упорядоченности и нашей худо-бедно налаженной жизни.

Однако вполне возможно, что еще большую опасность, чем парнишка, мог представлять таинственный господин Козлов. И сейчас, временно изолировав Данилова, надо сосредоточить все усилия, свои и подчиненных, на поиске этого самого полумифического издателя.

Петренко прошагал по служебному коридору и вошел во вторую комнату – из числа тех, что им предоставили аэропортовские чекисты.

Варвара колдовала над даниловским ноутбуком. Буслаев просматривал записную книжку – похоже, также Данилова. Оба оторвались от своих занятий и вопросительно поглядели на подполковника.

– Товарищ лейтенант, – сухо обратился Петренко к Варваре. – Быстро подберите для задержанного конспиративную квартиру. Вызывайте туда ребят из исследовательского отдела: психолога, психиатра, компьютерщика… Да!.. Еще – художника-криминалиста. Пусть составит с парнем субъективное изображение одной личности… Потом займитесь перевозкой туда, на квартиру, задержанного. Пусть с ним начинают работать. Первым – художник. Субъективный портрет мне нужен, – подполковник взглянул на часы, – к полудню.

Голос подполковника звучал отрывисто, четко. После каждого его указания Варя кивала.

– И еще, – продолжил Петренко, обращаясь к ней. – Перепрограммируй все даниловские файлы таким образом, чтобы то время, когда каждый был создан, оказалось бы позже, чем то, когда соответствующие события произошли в действительности. Пусть сначала горит дерево в жизни, а уже потом он его описывает. А не наоборот!.. Все ясно?

– Так точно.

– Действуй, Варя.

Подполковник повернулся к Буслаеву.

– Теперь ты. Записывай… Пробей мне адрес: Большая Дмитровка, восемь, пятый подъезд, четвертый этаж. Что за фирма снимает этот офис? Кто в этой конторе служит? Ориентировку дай мне на всех в ней работающих. Ясно?

– Так точно.

– Далее… Пробей мне название: компания «Первая печать». Это издательство. Если таковое имеется – список учредителей, юридический адрес… Ну, а я займусь господином Козловым, Иваном Степановичем…

Петренко хотел еще добавить, что имеется у него предчувствие: найти этого господина Козлова окажется не слишком просто – однако говорить об этом вслух не стал. Зачем расхолаживать ребят.

Мерзавцы! Мерзавцы! Я подергал дверь – бесполезно. Биться в нее, кричать? Глупо. Все равно не откроют. Или откроют, обиходят дубинкой – и опять захлопнут.

Какая же тварь этот подполковник! Настоящий гэбэшник. Сначала в душу влез без мыла, сочувствовал, уговаривал… Расколол… Выдоил из меня все, что ему надо, потом собрал мои вещички – и привет! «Вы, гражданин Данилов, являетесь задержанным». Что за гадкий человек!

Когда мы говорили с этим ласковым Петренко, я на пару минут поверил ему. Что меня загипнотизировал или опоил Козлов. Поверил, что странности происходят не вокруг меня, а вовне. И что ничего удивительного вокруг меня не случалось. А даже если и случалось – это имеет вполне рациональное объяснение. И что в самом деле я писал о событиях не до, а после того, как они происходили.

Но теперь, когда «товарищ подполковник» по-подлому смылся, я уже не верил ни одному его слову. Все – фальшивка. Гадкий фальшак. Я нисколечки не чувствовал себя ни загипнотизированным, ни под кайфом, ни под действием какого-либо словесно-шаманского заговора, о коих талдычил господин гэбэшник. И выглядел я нормально, морда еще вчера была румяная, а подполковник утверждает, что на мне лица нет. Никак мое сознание за последние две недели не менялось – а если и менялось, то только от любви к Наташе. И правду от вымысла, а также сон от яви я, извините, отличаю.

А даже если представим на минуту, что я этого не отличаю, живу в мире грез и фантазий, то какое, спрашивается, до этого дело аналитическому управлению ФСБ (или откуда там выплыл этот самый Петренко)? Может, какому-нибудь психоаналитику до этого и было бы дело – когда бы я сам обратился к нему и заплатил за визит. Но с чего это вдруг моим сознанием, подсознанием – и моим романом! – обеспокоились ребята с Лубянки? Делать им, что ли, больше нечего?

Стало быть, решил я, все, что сгружал мне господин подполковник о моем наркотическом отравлении и загипнотизированности, – сакс, отстой, туфта и лажа[20]. Полное дерьмо.

20

Все слова – синонимы, на молодежном сленге означают нечто плохое, ерунду, глупость.