SPA-чистилище - Литвиновы Анна и Сергей - Страница 37

Ковригин воскликнул:

– Нет! – и дернулся.

Ходасевич цепко придержал его обеими руками за локти. Теперь их лица разделяло не более полуметра. Полковник вперился в зрачки допрашиваемого.

– У тебя есть схрон? Подвал?

– Нет!

– Где тело мальчика-таджика?

– Я не знаю! Не знаю никакого таджика!

– Где тело Аллы Михайловны?

– Не знаю!! Я не имею к ней никакого отношения!

– Когда ты в последний раз ее видел?

– Не помню… давно… недели три назад…

– Ты убил Ивана Ивановича?

– Боже мой, кто это?!

– Дедушка Ванечки.

– Нет! Боже мой, зачем?!

– В девяносто первом ты попытался мальчика соблазнить. Иван Долинин ходил с тобой разбираться. Помнишь?!

– Нет, нет, нет, – страдальчески протянул музыкант. – Я ничего о нем не знаю… Меня тогда допрашивала милиция… Я тут ни при чем – клянусь вам!..

Судя по всему, Ковригин говорил правду – иначе грош цена практике, которую Ходасевич прошел в Краснознаменном институте. И еще – тем допросам, что он вел в полевых условиях в Анголе, а также в отношении изменников в парижской и брюссельской резидентурах. Обидно только, что приходится использовать свой богатый опыт против столь ничтожного человечка…

– Хорошо.

Полковник отпустил – почти оттолкнул музыканта. Сказал успокаивающим тоном, снова перейдя на «вы»:

– Если вы сказали мне правду – тогда о том, что здесь произошло, никто не узнает. И о ваших увлечениях – тоже. Если вы только опять не перейдете рамки дозволенного. Можете спокойно готовиться к австрийским гастролям.

– Боже мой, боже мой! – вдруг страдальчески воскликнул Ковригин. – Ну почему мне не дадут умереть спокойно?!

Он закрыл лицо обеими руками. Плечи его затряслись. Он заплакал – вероятно, от стыда и пережитого унижения.

Ходасевич слегка поддал носком ботинка детские снимки – они разлетелись по всей спальне, – обогнул неподвижного музыканта и спустился вниз.

Чуть поколебавшись, он взял со столика на первом этаже свой едва початый коньяк – зачем оставлять добро, все равно Ковригин не пьет.

Не прощаясь, не говоря ни слова, полковник пересек комнату и вышел в ночь.

Замок на выходе оказался французским, поэтому Ходасевич просто захлопнул за собой дверь.

Ванечка появился у калитки Ковригина через десять минут – Валерий Петрович как раз успел высадить две сигареты. Они вместе вернулись домой. Возбужденный и раскрасневшийся юноша утверждал, что – несмотря на то, что на участке пианиста произрастал настоящий лес, – он осмотрел его тщательно и не нашел ничего подозрительного.

– А вы – вы что узнали?

Валерий Петрович улыбнулся.

– Раз уж ты принял в данной спецоперации столь деятельное участие, – юноша горделиво разулыбался, – могу сообщить тебе, что, похоже, Ковригина на данном этапе из числа подозреваемых можно исключить.

На лице Ивана отразилось недетское разочарование.

– А как же… Все так сходилось…

– И тем не менее.

– Но он же п…р!

Валерий Петрович пожал плечами.

– Не каждый п…р – преступник. Как не каждый преступник – п…р.

– Круто сказано, – ухмыльнулся Ванечка. – Надо записать в личную оперативную память.

Больше разговоров о деле не последовало, а вскоре юноша засобирался домой, в Москву, – назавтра был обычный учебный понедельник.

Полковник проводил – несмотря на изрядное сопротивление – молодого человека на станцию.

Уже когда подошла электричка, Иван на прощание спросил:

– Ковригин ни в чем не виноват?

Голос его звучал расстроенно. Всегда обидно, когда твои недюжинные – и даже полукриминальные – усилия не дают никаких результатов.

Юноша был еще очень молод и, наверно, даже не догадывался, что так бывает с девяноста процентами жизненных подвигов: стараешься, стараешься, а в итоге – никаких результатов.

– Да, думаю, в нынешних преступлениях пианист чист, – рассеянно кивнул Ходасевич.

– Жаль, – вздохнул Ванечка и вошел в тамбур.

Дверца с шипением захлопнулась, молодой человек обернулся и на прощание показал рукой Валерию Петровичу какой-то знак. Сквозь пыльное и темное стекло тамбура полковник с трудом разглядел, какой именно: то ли V – виктори, победа; то ли рокерская «коза». А может, просто воздетый вверх большой палец: ты, дядя, типа, оказался крутой чувак.

Электричка со свистом набрала скорость, оставив Ходасевича на пустынной платформе, освещенной единственным фонарем.

Он, разумеется, и представить не мог, какие события – в том числе связанные с Ванечкой – произойдут завтра.

Глава 10

Утром в понедельник Валерий Петрович встал – по звонку телефонного будильника – в семь.

На улице уже рассвело, однако солнце еще не поднялось.

На крыльце, куда Ходасевич вышел выкурить первую сигарету, оказалось тихо и зябко. Береза понуро склонила свои желтые плети. Создавалось впечатление, что осень – навсегда и лето уже больше не вернется.

За завтраком полковник – хоть голова и была забита обстоятельствами собственного дела – все-таки по давней привычке посмотрел новости. «Евроньюс» склоняли на разные лады позавчерашнее убийство российской журналистки Вержбицкой. Оказывается, она имела двойное гражданство, русское и американское… К ее подъезду на Лесной улице москвичи приносят цветы и свечи… Начато следствие, прошел обыск и изъятие документов у журналистки на работе и дома…

Валерий Петрович переключился на «ТВ Центр» – там как раз тоже обозревали криминал. Рассказали о поимке банды мотоциклистов, грабивших одиноких дамочек на иномарках – быстро менты сработали!

Показали взятых преступников, в фас и профиль – два жителя Грузии, на допросах все отрицают. И хоть подробности задержания по телику не приводились, по оговоркам оперов полковник понял, что поймали бандитов «на живца» – так, как предложил бы охотиться на преступников он сам (если бы его спросили). Собственная проницательность (правда, никем не востребованная) слегка улучшила Ходасевичу настроение.

Расписания электричек у Валерия Петровича не было, поэтому он решил выйти на станцию с запасом.

Когда он открывал калитку, из полуразрушенного дома напротив выскользнули две тени. Ходасевич посмотрел им вслед. По виду – бомжи. Оба в когда-то белых, весьма грязных бейсболках. Фигуры похожи – приземистые, коренастые, с длинными руками. Оба одеты в нечистые пиджаки, брюки и полуразбитые кроссовки. Один – старше, второй раза в два моложе. Почему-то с первого же беглого взгляда полковнику показалось, что оба бомжика – отец и сын. Их явление напомнило Ходасевичу, что он до сих пор не осмотрел заброшенный дом. Он обязательно займется этим, как только вернется в Листвянку.

А сейчас главное – полковник Ибрагимов. Встреча с коллегой назначена на десять, и на нее не стоит опаздывать.

В электричке было душно, влажно – и полно людей. Подмосковный люд следовал на работу в столицу. Сесть негде, тамбуры и проходы забиты. Место немолодому Валерию Петровичу уступить никто не подумал – да он и не претендовал.

Спустя полчаса поезд подвалил к вокзалу. Демонстрация народа растянулась по платформе, спеша к метро. На выходе путь потоку преграждал павильончик. Там действовали автоматы наподобие метрошных. Оказалось, теперь, чтобы выйти с платформы, надо всунуть в аппарат билет – железная дорога боролась за свои доходы. Ходасевич постарался припомнить, когда он последний раз путешествовал на электричке – на отечественной электричке. Получалось, лет двадцать назад, когда о подобном и не слыхивали.

Покуда он вытаскивал из портмоне билет и разбирался, каким концом вставлять его в контроллер, его раз пять толкнули и дважды обругали. К тому же сквозь турникет за ним сумел проскочить на халяву длинный глистоподобный парень. Русские люди, как всегда, изыскивали лазейки в самых держимордных схемах.

Дальше все было знакомее. Несколько остановок на метро до станции «Лубянка».