SPA-чистилище - Литвиновы Анна и Сергей - Страница 54

Марат вздохнул, потер лоб, продолжил:

– Вот потому-то и принимается решение – на самом высоком уровне: директором службы, генпрокурором, председателем совбеза: гражданин подлежит устранению… А мы ведь тут только, по сути, приказы исполняем…

– Хорошая отговорка. Мы только выполняем приказы. По-моему, я где-то ее уже слышал. Кажется, на Нюрнбергском процессе.

– Ой-ей-ей, Валера, каким ты стал чистоплюем за пятнадцать лет пенсии!.. А ты, знаешь, Ходасевич, я вот переживаю только по одному поводу: что мы очень недорабатываем. Нашей пули, или веревки, или яда тысячи людей в этой стране заслужили. Десятки тысяч!.. Взяточники, воры, подпольные и явные миллиардеры, ненавистники России… А мы – что мы… Мы ведь под расстрел всего десяток подводим… Ну, ничего… Скоро, надеюсь, нам побольше работы дадут… Принято, по секрету скажу, решение расширить нашу деятельность и за границы России… И это очень правильно. Сколько мерзавцев посбегало и теперь чувствует себя в безопасности… В одном только Лондоне таких сморчков отвратительных, предателей да олигархов десятки… Березовский, Гордиевский, Закаев, Литвиненко… Скоро и за них возьмемся… Пора, давно пора уж…

Ходасевич усмехнулся:

– Вселенский размах.

Марат махнул рукой:

– А знаешь еще одно решение, какое наши умники приняли? Привлекать к ликвидациям непрофессионалов. «Ноу-хау» у них появилось такое. С одной стороны, идея хорошая. И мы человеческим материалом не рискуем – сам ведь знаешь, какой у нас кадровый дефицит… И не подставляемся никак… Идея не плоха. Взяли, наняли каких-нибудь хохлов-отморозков или идейных ненавистников… Они знают только одного посредника – который о нас даже представления не имеет… Легче ж не самому в дерьме ковыряться, а деньги заплатить за работу… Тем более такие небольшие бабки, как сейчас… Десять штук, не больше, порешить человека стоит… Торчки, гастарбайтеры и отморозки хорошо цены на этом рынке сбивают… Правда, с другой стороны, с этими непрофессионалами столько брака… Вот, решили выполнить приказ по Рыжему Энергетику руками непрофессионалов… Нашли идейных, кто готов был бесплатно его замочить. А эти уроды так и не сумели его шлепнуть, да и сами попались… А теперь Рыжий настолько напугался, настолько затаился – его и баллистической ракетой не возьмешь. Приведение приговора в исполнение в отношении гражданина Чу пришлось отложить на неопределенное время…

Ходасевич с деланым наивом в голосе спросил:

– А Вержбицкую тоже непрофессионалы убивали?

Марат нахмурился:

– А тебе-то что за дело?

– Да ничего. Просто спрашиваю. И вот еще интересно: что ж такого ужасного несчастная журналистка Вержбицкая натворила? Какой-такой урон стране нанесла? Злобные заметки писала? И за это – ее в расход?

– Ай, не придуривайся, Ходасевич! Ты – что? Можно подумать, пленку не видел?

Марат прищурился и тяжело посмотрел прямо в глаза полковнику.

Это был важный вопрос. Коренной. Главный вопрос для их переговоров. И на него все равно, рано или поздно, полковнику пришлось бы отвечать.

– Ну, положим, видел, – осторожно сказал он.

– Ах, видел!.. И что? Ты не понимаешь, какой кипеж был бы, если б Вержбицкая её обнародовала? Или на Запад передала? Всему спокойствию на Кавказе конец бы пришел.

– А какой кипеж сейчас начался – когда ее убили, – это не учитывается?

– Ну, эти крики ерунда. Покричат недельку – да успокоятся… Ты мне лучше, Петрович, скажи: как ты-то обо всем догадался? Как смерть этой пенсионерки несчастной да пацана-чурки с Вержбицкой связал?

Вопрос был неслучаен: Марат хотел знать, сколь глубоко зашло расследование Ходасевича. Насколько осведомлен в происходящем и сам полковник, и окружающие его люди.

Валерий Петрович совсем не собирался исповедоваться перед бывшим другом. Однако волей-неволей, в сознании пронеслись те факты, благодаря которым его вдруг осенило – во сне!.. Когда он все понял, и выстроилась стройная версия…

Глава 14

Характер убийства Аллы Михайловны – раздетый труп без явных следов насилия, но отчего-то с точкой (возможно, от укола) на руке… Местонахождение тела – под трассой, въезд на которую охраняется милицией и разрешен лишь по пропускам… Следы негласного обыска на квартире у Аллы Михайловны… Возможный обыск у нее на даче…

Звонки, поступившие ей в прошлое воскресенье – причем из телефона-автомата близ Белорусского вокзала… Ее желание вдруг встретиться в понедельник с не известной никому подругой… Маршрут ее передвижений по столице на следующий день, дотошно отслеженный мобильным оператором… Ее визит к себе домой… Наконец, ее прошлая профессия – ретушер… И места работы – «Известия» и перестроечные «Московские новости» в конце восьмидесятых…

Чтобы проверить свою версию, Ходасевич вчера ночью задал по телефону Елене Бартеневой три вопроса о прошлом ее покойной матери. Вопрос первый:

– Скажите, вы не помните: ваша мама по службе с журналисткой Вержбицкой не пересекалась?

И уверенный ответ:

– Пересекалась. Они работали вместе. Она мне о ней рассказывала… А вы, что, думаете, что их убийства как-то связа…

– Рано-рано! Ничего я не думаю! – оборвал тогда собеседницу Валерий Петрович. – И не надо фамилию журналистки больше по телефону произносить!.. А скажите, после того как мама ушла на пенсию, они поддерживали с нею какие-то отношения?

– Н-ну, да… Но совсем не близкие… Иногда созванивались… Может, пару раз в год…

– У вашей мамы был ее мобильный телефон? И наоборот?

– В точности не знаю, но, думаю, да. Мама очень бережно относилась ко всем своим рабочим контактам и никого из записной книжки не выбрасывала.

– В последнее время мама что-то о репортерше вам рассказывала?

– Да нет… Ничего… Но мать всегда гордилась, что знала Вер… эту журналистку… и даже немного дружила с ней…

И вот тогда все окончательно встало на свои места…

…В позапрошлую субботу Вержбицкая вернулась с Кавказа. Странно, как ее выпустили оттуда тамошние власти, потому что она привезла в столицу убойный компромат: короткую, но шокирующую запись. На которой изображалось очень хорошо узнаваемое лицо.

Наверно, ее просто побоялись трогать там, на Кавказе, – чтоб меньше было шума. Решили отложить расправу до Москвы.

Вержбицкая горела желанием обнародовать пленку. Она настоящий пассионарий, боролась за справедливость, невзирая ни на что – тем паче на такую мелочь, как опасность для собственной жизни.

Она никому не говорила о том, что изображено на цифровой записи.

И журналистка предупредила главного редактора – а она работала в еженедельнике, – что в следующий номер она даст убойный компромат.

Но она хотела подстраховаться. Она чувствовала неладное. Сознавала, что владеет бомбой, которая в любую секунду может убить ее самое.

И если такое вдруг произойдет, она не хотела, чтобы сенсация пропала втуне, мерзавцы вышли сухими из воды, а она осталась бы не отомщенной.

На своем компьютере Вержбицкая изготовила, на всякий случай, дубликат записи. Но где его спрятать? Кому его доверить?

Родным? Очень опасно. Да и очень на виду. У них станут искать в первую очередь. Может быть, друзьям? Коллегам? Тот же самый риск: ведь все связи Вержбицкой изучаемы.

И тогда она решает использовать человека из своего далекого прошлого. Того, с кем ее никогда свяжут. Того, у которого вряд ли будут что-то искать – но при этом человека порядочного, умного и лично преданного ей, Вержбицкой.

Человека, который по характеру своему способен поднять бучу и обнародовать дубликат записи – если с самой журналисткой вдруг что-то случится.

Она выбирает бывшего ретушера, пенсионерку Аллу Долинину.

Ходасевич мысленно аплодирует Вержбицкой. В ее положении – аховом и безвыходном – он поступил бы точно так же: использовал в качестве курьера, почтового ящика трудновычисляемый контакт из прошлого.