Все девушки любят бриллианты - Литвиновы Анна и Сергей - Страница 41

Татьяна приблизилась к столику, за которым в грустном одиночестве сидел американец. Кроме него, посетителей не было. Американец беспомощно и с легкой иронией озирал веселую суматоху в кафе.

А он очень даже ничего! На вид – лет тридцать. Но если взглянуть в глубокие, вдумчивые глаза, то можно дать все сорок. Одет просто, но видно, что человек состоявшийся, с положением. И далеко не глупый. И совсем не урод.

Татьяна легко перешла на английский – этот язык вообще для нее почти родной:

– Как я могу вам помочь?

Американец просиял. Улыбка у него оказалась широкой и какой-то беззащитной.

– Мадемуазель, я буду вам безумно признателен! Я пытаюсь объяснить ей, – он кивнул в сторону официантки, – что я вегетарианец и вино тоже не пью, а она меня не понимает. Хотя, – неуверенно добавил он, – я говорю с ней по-французски…

Теперь и Татьяна с трудом сдерживала смех:

– Значит, вы сказали ей – по-французски, – что хотите только зеленый салат, сыр и минеральную воду?

– Ну да! – жалобно ответил американец. В его глазах плясали веселые чертики. – Но они почему-то не понимают… Вуаля!

Таня быстро перевела на французский его заказ, а себе попросила принести полупрожаренный говяжий бифштекс – и не забыть про вино! Официантка, бармен и метрдотель опять засмеялись – все вместе, дружно, – и зааплодировали.

Американец тоже облегченно улыбнулся и поспешно предложил Татьяне:

– Позвольте угостить вас обедом!

Таня еще раз внимательно взглянула на него – недурен, очень недурен… кольца обручального нет! – и легко согласилась.

– Только не забудьте, что бутылка вина мне полагается бесплатно. За помощь заведению!

Том оказался прекрасным собеседником. Он умел и рассказывать, и слушать, и спорить. Говорил он с чудовищным акцентом выходца со Среднего Запада, но зато неторопливо, с хорошей артикуляцией, и Таня понимала его с полуслова.

Том долго не верил, что она – из России. Он комично восклицал: «Где ваши лапти? Где ваша ушанка?» Татьяна хохотала и парировала: «Где ваша сигара? Где chewing gum?»

К концу обеда они оба чувствовали, будто знакомы уже по меньшей мере год.

Персонал кафе исподтишка наблюдал за их оживленной беседой. Метрдотель довольно цокал языком – он предчувствовал «амур» и гордился тем, что сотворил это собственными руками…

За кофе Татьяна уже знала, что Том – журналист «на вольных хлебах». Ездит по всему миру, снимает и пишет для солидных изданий типа «National Geographic». Это приносит стабильный доход.

Разведен, детей нет. Живет в страшной глуши, в Монтане (это как наш Красноярский край) – в доме, который построил собственными руками. На десять миль в округе нет ни жилья, ни магазинов, ни света. Зато на его ранчо есть телефон, компьютер, факс… Он всегда может связаться со своими издателями или с друзьями в любом уголке света…

Том оказался совсем не типичным американцем. Он, во-первых, не был надменен и не считал (как большинство из них), что вся планета Земля начинается и заканчивается его всесильной страной.

Затем (что тоже странно): ее новый знакомый обладал чувством юмора – и блестящим. Таня хохотала над его историями, которые Том рассказывал с уморительно серьезным видом. Он мгновенно парировал (или подхватывал) шутки Татьяны. Сказывались, очевидно, его ирландские корни – ведь жителем Нового Света Том был всего лишь во втором поколении.

Наконец, он много знал и много читал. Чехова считал драматургом номер один, «куда там этому англичанину Шекспиру». Для него не пустым звуком были имена Достоевского, Толстого, даже Пушкина и Бунина. Таню он поразил тем, что прочитал недавно толстенный том Ахматовой. («А я– то, – со стыдом подумала Татьяна, – кроме как в хрестоматии пару стихов, ничего не читала».)

Американец много ездил по миру, от Новой Зеландии до Гренландии, только в России ни разу не был. Нынче он в Париже на конференции по паранормальным явлениям. Но конференция страшно скучная.

И вообще ему здесь очень одиноко.

А как же было одиноко в Париже ей!

Обед в пустом кафе затянулся часа на два. За кофе Том попросил составить ему компанию и вечером вместе отправиться в кабаре «Лидо». «Говорят, «Мулен Руж» сдает, а «Крэйзи Хорз» – слишком американское…»

Таня согласилась не медля. С Томом ей было легко.

Ешь твою медь!

Из кафе на противоположной стороне улицы Рустаму был прекрасно виден столик у окна.

Девка оживленно говорила с каким-то чуханом. Чухан был явно заграничного вида.

Кто это?

Сообщник?

Связник?

Или просто случайный знакомый? И она его клеит?

Хер ее знает!

О чем они, интересно, так весело сговариваются там? О том, где и когда их третий друг передаст им чемодан?

– Мелешин! Чеши к ним! Пройди мимо! О чем они там говорят?

– Срисует…

– Иди, копыто!

Мелешин нехотя поплелся через улицу. Пряча лицо, прошел мимо девки с хахалем. Окна в кафе были открыты по случаю тепла.

Не спеша повернул обратно.

– Ну?!

– Они говорят по-английски. Очень быстро. Но, похоже, просто кадрятся.

– «Кадрятся»! Переводчик хренов!..

После представления в «Лидо» Таня с Томом вышли на Елисейские Поля.

Таня поразилась: два часа ночи, а народу и машин на главной парижской улице больше, чем днем.

Все рестораны работали. За столиками, выставленными на улицу, не было ни одного пустого места. Парижане сидели за ними, как в партере театра, и осматривали текущую мимо толпу. «Вот почему они так долго спят!» – весело подумала Таня.

В Париже ей определенно нравилось. И Том ей нравился. Закончившееся представление – яркое, веселое, быстрое, слегка эротичное – будоражило кровь. А может, то были пузырьки только что выпитого за столиком кабаре очень сухого, ледяного шампанского?

Они немного прошлись по Елисейским Полям в сторону площади Согласия. Ночной Париж пил, хохотал и целовался.

Прямо на тротуаре устроили представление роллеры. Носились змейкой мимо пластиковых фишек. Прыгали по искусственным перилам. Вокруг собралась толпа. Хлопала удачному трюку. Подбадривала упавших.

Таня вдруг почувствовала, что очень устала. Том ощутил перемену в ее настроении и поднял руку, подзывая такси.