Заговор небес - Литвиновы Анна и Сергей - Страница 61

– Катя! – прокричал я в трубку (левой рукой я сжимал руль, удерживая машину на мокрой дороге, правой – телефон). – Катя! Мне надо срочно вас видеть! Срочно!

– А мне – вас, – легко откликнулась Катя.

– Я подъеду к телеграфу через полчаса! Никуда не уходите! Держитесь среди людей! И, ради бога, никому больше не звоните. Даже мужу!

– Ладно, – слегка удивленно сказала Катя. – А что – что-нибудь случилось?

– Да! – крикнул я. – Кое-что. Я расскажу вам – при встрече.

– Я тоже вам что-то расскажу. Я кое-что узнала. По нашему с вами делу!

Голос у Екатерины Сергеевны был такой, словно она только что выиграла кругосветное путешествие по крышке от йогурта.

– Ладно! – весело прокричал я.

Я не сомневался, что мои новости будут покруче и позабористее, чем ее. Но в любом случае я был рад слышать ее – живой, веселой и невредимой.

– Скоро увидимся!.. – продолжал орать я. – Только я очень прошу вас: вы никуда оттуда не уходите. И все время будьте на людях.

– В «Макдоналдс» зайти можно?

– Можно.

– Давайте встретимся там.

– Хорошо.

– Что вам заказать?

– Господи, да не важно!

Я терпеть не мог «Макдоналдс» с его скоростной, на бегу, пищей.

Да и не время сейчас было разобедывать.

– Ладно, Пашенька. Я займу вам местечко. Постараюсь – у окна. До встречи.

Она положила трубку.

У меня как гора с плеч упала. Было приятно, что она жива. И что находится вне пределов досягаемости господина Дьячкова.

И что мы скоро увидимся.

Я едва не проскочил поворот на Ленинградское шоссе.

Стал резко перестраиваться правее, еще правее – и сумел-таки вырулить на лепесток, который вел с Кольцевой к городу.

У поста ГАИ, где шоссе сужалось до двух рядов, толпились автомобили. Москвичи наконец-то проснулись от праздничной спячки и двинулись в магазины, кинотеатры, бары, боулинги, бильярдные и кафе. Я прокрался перед носом «мерина», миновал поигрывавших палочками гаишников и по мосту через Москву-реку помчался в сторону центра.

Через пятнадцать минут я уже проезжал мимо Петровского замка. Здесь мне надо было бы повернуть налево, если б я хотел повидаться с господином Дьячковым. Ничего: пусть, сволочь, посидит, подождет, понервничает. Арестовать его мы всегда успеем. Раньше всего я хотел увидеться с Катей.

Теперь она оставалась последней живой и невредимой из всей их парашютной четверки. Я не хотел, чтобы с ней что-нибудь случилось. Это был бы удар по моему самолюбию детектива. И по мне лично.

А сейчас гарантировать ее безопасность я мог только в одном случае: если она все время находится рядом со мной.

Часы Центрального телеграфа на Тверской показывали 12.46. И температуру минус два по Цельсию.

В «Макдоналдсе» гужевался народ. Я никогда не мог понять, чего такого притягательного наши люди, воспитанные на гречневой каше, находили в этих канадских булках с котлетами. Холестерин, и только. Да и персонал уже давно не улыбается, а норовит шваркнуть тебя тряпкой по ногам.

Я огляделся.

– Паша! – замахала мне от окна Катя.

Она улыбалась мне. И я был чертовски рад ее видеть – здоровой, невредимой и даже веселой.

Я пробрался к ее столику.

– Снимайте свою куртку. Садитесь, – на правах хозяйки пригласила она.

Я повесил куртку на спинку стула, сел рядом с Катей. Она была прелесть. Черные волосы. Голубые глаза. Полные губы. «Ради такой женщины, – подумалось мне, – можно спозаранку носиться по городу. И даже съесть ненавистный гамбургер…»

– Ешьте, – приказала она. – Ешьте, пока не остыло. Я вам взяла «биг-мак». И картошку. И кофе. Вы ведь предпочитаете кофе?

– Да, но…

– Не волнуйтесь, угощение я включу в ваш счет… Шутка… Ешьте спокойно… У нас с вами на сегодня еще много дел…

Настроение у Екатерины Сергеевны было более чем хорошим. Я не собирался сразу портить его ни сообщением о смерти Маши, ни тем более известием о том, что в гибели Марии, очень вероятно, замешан ее, Катин, муж.

Я вгрызся в «биг-мак». Надо отдать должное здешней пище: голод она забивала. Катя попивала чаек.

– Почему вы вышли из дома? – спросил я, проглотив первый кусок. – Я же вам запретил…

– Были дела… – загадочно отвечала Катя.

– Дела?

– Наше с вами дело. Сейчас я расскажу. Очень много разных новостей…

И пока я вталкивал в себя заморскую котлету, Екатерина Сергеевна, по-преподавательски емко формулируя, поведала мне о том, что ей удалось разузнать вчера – причем не выходя из собственной квартиры.

– Первое, – сказала она. – Наш патентованный аэродромный маньяк Никитка здесь ни при чем. Я узнала точно: он с прошлого ноября в СИЗО.

– Ему повезло, – пробормотал я.

– Вряд ли в наших СИЗО, – со смехом сказала она, – такой вольготный режим, что люди могут выходить оттуда, когда им захочется, и палить в автолюбителей… И подпиливать тормоза… Я имею в виду, конечно, не всякую там мафию – те могут! – а простого человека, вроде Никитки. Или я не права?..

Я покивал в том смысле, что она совершенно права. Рот у меня был занят булкой.

Далее Екатерина Сергеевна поведала мне, как она вспомнила об этом американце, Джейке О'Гаре. Рассказала о своем походе в сеть. Что она узнала через Интернет: он не просто парашютист-любитель, но хозяин заводов, газет, пароходов. Мультимиллионер на пенсии. И отдыхает теперь близ города Кливленда.

Затем Катя торжествующим голосом объявила о том, что полтора года назад Мария Маркелова – видимо, вместе со своим сыном Борисом – летала (втайне, втайне!) в США – причем именно в Кливленд!

– Она могла летать туда на слет парашютистов, например, – усмехнулся я. – Или навещать тетушку Сару. Или осматривать Бруклинский мост…

– Мост в Нью-Йорке, – поправила она.

– Не важно… Где доказательства, что она летала туда именно к О'Гару? А если даже и так – то что это конкретно доказывает?

– А вот об этом мы его самого скоро и спросим! – с плохо скрываемым торжеством объявила Катя. – Он здесь, недалеко. В десяти минутах езды.

– Вот как?

– Господин О'Гар в Москве. В отеле «Балчуг-Кемпински». И у нас с ним встреча. Сегодня, в четырнадцать ноль-ноль.

…Я так и не рассказал Екатерине Сергеевне о гибели Маши. Не знаю, почему. Возможно, мне не хотелось портить ее, в общем-то, безоблачное настроение. А может, были другие причины.

Мы закончили трапезу, встали из-за столика. Катя надела свое короткое стильное пальто. Она казалась мне сегодня очень юной – и очень беззащитной. Когда мы вышли из канадской котлетной, Катя взяла меня под руку.

К нам подшаркала нищенка – разухабистая старуха с хитрыми глазками.

– Помогите на хлебушек!

От бабки отчаянно разило спиртным.

Я отмахнулся обычным:

– Бог подаст.

Но Катя поспешно извлекла из кармана мелочь, сунула монетки старухе и ускорила шаг, спеша миновать пьяную благодарность.

Я грозно зыркнул на бабку – та ответила пренаглейшим взглядом. Нагнал Катю, осторожно взял ее под руку. Сказал в пространство:

– Бабулька-то ого-го сколько загребает «на хлебушек»…

– Знаю, – досадливо ответила Катя. – И эту бабку я знаю – давно, еще с института. Она всегда у телеграфа крутилась.

– А, так вы у нее давний спонсор…

Катя пожала плечами. Беззащитно улыбнулась:

– Мне тогда только двадцать исполнилось. Она подошла и говорит: «Помоги, дочка». Я не дала ей ничего. Прохожу, а бабка кричит вслед: «Смотри, у меня глаз черный».

– Обычные нищенские – или цыганские – уловки. Действуют на юных девушек.

– Ага… В тот же день у меня парашют не раскрылся. А в запаске шпильку заклинило. Никогда не забуду (она зябко вздрогнула) – земля несется, кажется, уже лица разглядеть можно, а я ничего не могу сделать!

Я спросил:

– И?..

Катя спокойно ответила:

– Я вырвала-таки шпильку – за триста метров до земли. Помню, напилась потом вечером!..

Я с трудом мог представить доцента Екатерину Сергеевну Калашникову пьяную до беспамятства. И с парашютом за плечами тоже плохо ее представлял – несмотря на все рассказы и многочисленные фотографии. Но… Что я мог сказать?