Чистильщик - Мазин Александр Владимирович - Страница 72

Автомат Петренко бросил в машине, так что для не очень наблюдательного глаза друзья выглядели обычными зеваками, в которых, несмотря на поздний час и относительную малолюдность улицы, недостатка не было. Уже человек тридцать скопилось на границе омоновского оцепления, наслаждаясь бесплатным представлением. Публика, особенно пожилая, действия милиции громко одобряла. Надо полагать, разухабистые пацаны папы Грустного своим весельем основательно достали население. Впрочем, можно было не сомневаться: даже тех, кого нынче сунули в автозак, отпустят восвояси не позднее завтрашнего дня.

Петренко и Васильев проникли в здание без всяких помех, не замеченные ни бандитами, ни ментами. ОМОН, как известно, выполняет, и неплохо, хватательные функции. А выслеживателей-сыскарей на месте происшествия не оказалось. Подумаешь, постреляли немножко и складское помещение подожгли! Трупов-то нет, а оружие все сплошь залицензированное, а какое еще не залицензировано, так будет. Только чуток дороже, поскольку – задним числом. Или вообще окажется ничье.

В подъезде было пусто и тихо. Значительно тише, чем на улице.

Стараясь не нарушать этой тишины, друзья поднялись по лестнице. Двери на второй этаж оказались заперты. На третий – аналогично.

– Попробуем с другой стороны,– оптимистично предложил Петренко.

Они прошли по коридору первого этажа и оказались на второй лестнице.

Однако и здесь все оказалось запечатано. И, что обидно, ни одного аборигена, которого можно было бы использовать в качестве отмычки.

– Ладно,– сказал Васильев.– Попробуем блефануть. На втором мы уже побывали, так что давай начнем с третьего! – И решительно забарабанил в дверь.

Через несколько мгновений дверной глазок посветлел – и тут же потемнел, когда с той стороны к нему приник интересующийся глаз.

– Откройте, милиция! – рявкнул Васильев, демонстрируя в развернутом виде удостоверение ФСО.

Он не сомневался: как бы охранник ни был силен в грамоте, прочитать через глазок мелкие буковки ему не под силу.

– Момент,– сказали с той стороны дверей.

Охранник, вероятно, отправился доложиться начальству.

Впрочем, ждать пришлось недолго. Через минуту дверь открылась.

– Поживей нельзя? – желчно осведомился Петренко, махнув перед носом охранника «корками».– Грустный здесь?

– Чего?

– Того! – Кулак Петренко с сухим стуком соприкоснулся с виском бандюгана, и тот отчалил в страну снов.

– Вон свет горит,– сказал Петренко.– Давай туда. А я прошвырнусь по коридору.

Валерий заткнул пистолет сзади за пояс и решительно толкнул дверь.

Этого человека он уже видел. Присутствовавший на допросе жирный «двойник» Робика.

– В чем дело, начальник? – развязно спросил бандюган.– Какие трудности?

– У меня лично – никаких,– проговорил Валерий, огибая стол.– А вот у тебя, придурок, трудности очень-очень большие!

Глаза бандюгана округлились: узнал. И даже сделал попытку приподняться, но немного опоздал. Васильев нажал на рыхлое плечо, одновременно поднося к ноздре оппонента пахнущий порохом ствол.

– Что тебе нужно? – буркнул толстяк.

Васильев взял его за золотую цепку, намотал на пальцы, слегка натянул:

– Грустный тут?

– Нету его,– прохрипел бандюган.

– А где он? – осведомился Валерий, чуток потуже натягивая цепочку… оп! Порвалась! Хреновая работа.– Так где он?

Из коридора донеслись вопль, хруст ломаемого дерева, еще один вопль…

– Ты не отвлекайся,– сказал толстяку Васильев.– Ты помнишь, о чем я спросил? Где Грустный?

– Дома…

– Ишь ты! – удивился Валерий.– У него и дом есть. А дом у него, случайно, не в «Крестах»?

Если у толстяка и было чувство юмора, то нынче оно отдыхало.

– Нет, на Крестовском.

– Надо же! А телефон у него есть?

– Есть.

– Очень хорошо. А теперь возьми трубочку и набери этот самый телефончик.

В комнату ввалился Петренко.

– Чисто,– сообщил он.– Теперь чисто. Двоих я упаковал, а третьего пришлось на погост определить: буйный оказался. Как успехи?

– Да вот кореш наш папе своему звонит.

– Гарный хлопец! – ободрил Петренко.– А уши отрезать – вообще загляденье будет!

Лоб толстяка увлажнился.

– Ты давай звони,– сказал ему Валерий.– А то мой друг, он в душе – парикмахер. Отстригает все выступающие части,– Васильев нажал стволом на кончик толстякова носа.– Ну давай, нажимай кнопочки, пока пальчики шевелятся!

– Э-э-э… Грустный, ты, что ли? Это Крупа. У нас тут… ну, с тобой побазарить хотят… Да я…

Васильев отобрал у толстяка трубку.

– Грустный? Здравствуй, дорогой! Это ничего, что я на «ты»?

– Ты кто такой? – процедила трубка.

– Это не важно,– весело отозвался Валерий.– Я тебе привет хочу передать. От Хирурга.

– Ах сука! Ах овца! Да я ее натрое порву, ты понял, козел? Ты этой сучке…

– Ай-ай-ай! – перебил его Васильев.– Ты за базаром-то следи, Грустный! Хирург – человек серьезный. Вдруг обидится, что ты его овцой назвал?

– Кого – его? – изумилась трубка.

– Хирурга,– терпеливо произнес Васильев.– Надо бы знать. Он нынче в авторитете.

– Не слыхал! – буркнула трубка.

– Теперь услышал,– доброжелательно проговорил Валерий.– Он теперь – вместо Костромы. Или о Костроме ты тоже не слыхал?

– Слыхал. Что ему надо?

– Привет просил передать. Сказал: стукачка твоего они уже оприходовали. А за тобой – должок.

– Пусть пену не гонит! Их шоблу азеры с говном смешали! Они теперь – тьфу!

– Это ты так думаешь,– засмеялся Васильев.– Но ошибаешься. Ты не торопись, поговори с умными людьми, с ребятами своими посоветуйся. Подумай, может, есть в городе кто-то поавторитетней азеров? И стоит ли тебе с ним ссориться?

Трубка молчала. Переваривала.

– Думай, Грустный, думай,– посоветовал Валерий.– И еще к тебе – личная просьба. У тебя тут одна женщина работала, друга моего лечила, которому ты по небрежности здоровье попортил. Жаловалась она: грозишь ей. Ты больше так не делай, ладно? А то я грозить не буду. Понимаешь намек?

– Срал я на твои намеки!

– А вот это напрасно. Это потому, что ты меня не знаешь. А Хирурга знаешь, но думаешь: Чалого нет, Костромы нет – и Хирурга скоро не будет. А думаешь ты так, Грустный, потому что знаешь мало. А самое главное: ты не знаешь меня…