Приют ветеранов - Михайлов Владимир Дмитриевич - Страница 32

– Ева?

– Пока ничего. Да я ведь даже не знаю, как они выглядят на самом деле…

– Неважно. Садись. Едем.

Они не успели еще тронуться, когда мимо колонки промчалась, явно превышая разрешенную скорость, черная «ауди».

– Может быть, это и были они… – сказал Милов, разворачиваясь.

– Постой, ты куда? Мы же поехали обратно…

– Все правильно.

– Но аэропорт не там.

– Зато в той стороне департамент полиции.

– Хочешь отдать им наши… трофеи?

– Не только. Я должен подробно доложить обо всем, что мы видели, что сделали…

– А ты подумал, на сколько это может задержать нас здесь?

– Тебя, во всяком случае, нет.

– А тебя?

– Это уж как получится.

– Коп, – сказала Ева сердито. – Просто коп – вот ты кто.

– Можешь назвать даже лягавым. Или мусором. Я привык.

Эти два слова он произнес по-русски.

– Льегавы? Муссё?

– Так нас, бывает, титулуют на родине. Полицию мало кто любит, но без нее никто не может обойтись, если он не гангстер, конечно, мелкого пошиба.

– Почему именно мелкого?

– Потому что крупные авторитеты тоже не могут. Поскольку полиция продолжает существовать, хотят они того или нет. Куда нам здесь? Направо? Ну, вот мы, кажется, и приехали. Опустошим наш холодильник.

И он мягко затормозил.

– Почему ты не подъехал туда? Там есть свободные места…

– Это для полицейских машин. А мы с тобой, милая подруга, всего лишь гражданские посторонние люди. И до подъезда дойдем пешочком.

– В таком случае, не забудь уплатить за стоянку.

– Посмотри – может, у тебя есть мелочь…

– Вот, – сказала Ева, – оказывается, ты еще собрался выполнять свой полицейский долг за мой счет!

– Ничего, – сказал он. – Получишь хороший процент.

– Потому только я и согласна, – сказала Ева и опустила монету в счетчик.

На озере Киву, близ Нгомы, рыбацкие лодки, глубоко осевшие в воду, медленно приближались к берегу. Весла ритмично вздымались и вновь окунались в прозрачную воду; подвешенные к транцам моторы безмолвствовали: бензин был здесь недешев. Солнце уже зашло за горб Нгомы, приближалась темнота, и рыбаки спешили.

В неглубокой бухточке рыбаки спрыгнули в воду и, ухватившись за борта, принялись толкать лодки, пока носы их не врезались в песчаное дно. Тогда по два рыбака из каждой лодки взобрались в них и начали выбрасывать рыбу; остальные, выйдя на берег, подхватывали и укладывали в объемистые корзины. Работали быстро: всем хотелось попасть домой еще до темноты.

Нападение произошло неожиданно. Затаившиеся в прибрежном кустарнике люди в защитных шортах и рубашках налетели безмолвно, потрясая дубинками, рассыпая удары направо и налево.

Несколько рыбаков упали; другие пытались защищаться. Те, что оказались ближе к лодкам, успели отступить и вооружиться веслами. Затем, подчиняясь командам одного из рыбаков, двинулись на налетчиков.

Но было уже поздно. Около десятка рыбаков, не успевших вооружиться, уже валялось на траве, а разбойники направили на приближавшихся стволы автоматов. Рыбаки остановились, ничего другого им не оставалось. Они приготовились защищать те корзины, что остались у них за спиной.

Однако налетчиков улов не интересовал. Один из них оглушительно свистнул, и по разбитой прибрежной дороге подкатил грузовик с тентом. Нападавшие – их было не менее десятка – стали поспешно подтаскивать оглушенных рыбаков к машине и забрасывать в кузов. Трое по-прежнему держали на прицеле тех, кто, застыв в неподвижности, сжимал весла, но ничем не мог помочь соседям.

Подобрав всех лежавших, бандиты вскочили в кузов и сами. Машина тронулась и покатила, быстро набирая скорость.

Оставшиеся на свободе бросились вдогонку. Но сразу же поняли всю бесцельность погони. И, не забыв взять корзины, уныло побрели к деревне, что находилась совсем рядом. Время от времени тут случались такие происшествия; нападавшие ни разу еще не были обнаружены. Скорее всего, так будет и на сей раз…

– И в прошлый раз тоже были эти самые, – хмуро пробормотал один. Второй вслух подумал:

– Зачем они им? Арабы ведь не едят человеческого мяса.

– Может быть, они продают тем, кто ест.

– Они будут нападать, – проговорил третий, – пока мы их не остановим.

– Да, они будут нападать, – согласились остальные.

– Надо сказать вождю: пусть пошлет нас, чтобы выследить их и убить. Мы легко их найдем. Они плохо укрываются в лесу.

– Они убьют нас. У них хорошее оружие. Нет, нужно попросить батва. Тут говорили, что они украли одного батва. А маленькие люди такого не прощают.

Милов вылез. Ева, позевывая, принялась подкрашивать губы и все, что полагалось. Милов тем временем, вытащив из кармана пульт, открыл багажник, затем холодильник, вынул мешок с кусками того, что не так давно было еще человеческими телами. Тщательно закрыл то и другое и включил всю охранную систему.

– Ну, пойдем.

Ева передернула плечами.

– Мне-то зачем?

– Идем, идем. Ты ведь не просто свидетель, ты еще и врач.

– Слушай, это глупо. Они же заставят нас вернуться туда, показать, где мы похоронили убитого…

– Возможно. Но это я сделаю и без тебя.

– Я просто не могу опоздать к сроку: у меня больные!

– Да не волнуйся же! Я сказал: улетишь вовремя… Уж мне эти американцы – помесь ребенка с хронометром!

– Зато вы в Европе – делаете часы, чтобы потом на них всю жизнь не посмотреть ни разу…

Так переговариваясь, они вошли в массивную, охраняемую постовым дверь департамента полиции.

Длинный грузовик с брезентовым тентом, наглухо, несмотря на неспавшую еще жару, затянутым и застегнутым, лениво переваливаясь на неровностях дороги, к наступлению темноты добрался до въезда в Приют Ветеранов. Коротко гуднул и, словно поперхнувшись, смолк. Прошло несколько секунд. Из кабины никто не выходил, из кузова, из-под брезента – тоже; хотя, если прислушаться, под ним что-то непрерывно шевелилось и как бы шептало, иногда слышался короткий, сдавленный стон, тут же прерывавшийся, словно стонущему зажали рот. Потом из проходной показались двое. Один, с автоматом наизготовку, остановился поодаль, другой – то был Урбс – подошел к кабине. Дверца открылась. Сидевший рядом с водителем и Урбс обменялись несколькими словами. Первые фразы были совсем неслышными, но дальше можно было бы расслышать, если бы тот, что остался с автоматом, старался прислушиваться:

– Только восемь? Мало… – промолвил Урбс голосом, не выражавшим удовлетворения.

– Все, что смогли на этот раз. Люди разбегаются…

– А эти кто? Охотники, крестьяне?

– Рыбаки с Виктории. Да еще парочка бродяг…

– С этими бродягами надо быть поосторожнее. В прошлый раз тут у нас один наделал неприятностей… Ну, ладно. Они хоть в кондиции?

– Ну, более или менее.

– Когда же будут остальные?

– Мы постараемся. Дня через три-четыре…

– Это последний срок!

– Мы помним.

– Надеюсь. Хорошо, въезжайте.

Ворота отворились, и грузовик медленно втянулся во внутренний двор. Длина мешала машине развернуться сразу, и водителю пришлось делать это в несколько приемов, пока фургон не остановился наконец тылом почти вплотную к тому входу, что вел в отделение ветеранов.

От крыльца до машины уже выстроился персонал; люди были вооружены не огнестрельным оружием, а длинными ножами. Ворота сомкнули створки, и около них расположилась охрана – четверо с автоматами. Урбс вынул из кобуры на поясе «вальтер».

– Начинайте. По одному.

Приехавший в кабине, тоже вооруженный пистолетом, коротко скомандовал. Звуки прозвучали необычно. Приказ был отдан на суахили – втором официальном языке страны.

Задние шторы тента откинули, опустили борт. Двое крупных парней в маскировочных куртках и таких же шортах спрыгнули на землю и остановились выжидательно; последние лучи солнца играли на их черных лицах. Видимо, кто-то из сопровождения оставался и наверху, в кузове; во всяком случае они, невидимые снаружи, подвели к самому краю платформы еще одного негра, одетого в простую рубашку и испачканные чем-то шорты, руки его были связаны за спиной. Судя по тому, как он передвигал ногами, на них тоже было что-то – не кандалы, разумеется, но нечто, похожее на веревочные путы.