Тени Королевской впадины - Михановский Владимир Наумович - Страница 76

– Читаешь ты, например, газеты? – продолжал президент.

Педро оживился:

– Читаю.

– В таком случае, ты, наверно, помнишь о Нюрнбергском процессе?..

– Помню, – кивнул Педро, не понимая, куда клонит президент. – Суд над немецкими военными преступниками, которые…

– Так вот, Педро, – перебил Орландо Либеро, – ты такой же преступник. Тот же фашист, – добавил он негромко.

– Я не фашист! – воскликнул Педро.

– А как же назвать дело, которым ты занимаешься? Ты убиваешь людей, калечишь их.

– Я дарю людям радость!

– Ты тысячи людей делаешь несчастными.

Между тем двое помощников, с которыми прибыл на шхуну президент, вынесли из трюма пакеты с наркотиками и свалили их в груду на палубе, близ борта.

На лоб президента легла вертикальная складка, он произнес:

– Мы разыщем осиное гнездо на территории Оливии и раздавим его, будь уверен… Но теперь-то речь не о том. Тебе не приходило в голову, капитан, что, в сущности, нет никакой разницы – произведен ли яд у нас или привезен контрабандой из-за границы? Последствия его действия одинаковы.

Педро понурился.

Матросы стояли поодаль, глядя на своего капитана.

– Ну, вот что, – сказал Орландо Либеро после долгой паузы. – Ты-то сам считаешь, как с тобой нужно поступить? Предлагай.

Педро искоса глянул на президента: не шутит ли?

– Отпустите меня на сей раз, – сказал Педро проникновенно, – и я даю честное слово, что никогда больше не привезу в Оливию эту заразу, – пнул он ногой груду пакетов.

– А ведь ты мог бы быть полезным республике, Педро, – сказал Орландо Либеро, – нам нужны опытные капитаны, а опыт у тебя – дай бог… – Он указал рукой на верфи Королевской впадины и добавил: – Строим флот, а хороших мореходов не хватает.

«Издевается, – подумал Педро. – Сейчас прикажет взять меня. Зачем только тянуть, не понимаю».

– Я верю тебе, капитан, – сказал Орландо и положил Педро руку на плечо. – На этот раз верю.

С того памятного дня Педро стал другим человеком. Он твердо решил на доверие ответить искренностью и честностью: разыскать Рамиро Рамиреса и рассказать ему о своем участии в деле Гарсиа. Можно было бы, конечно, все рассказать и Орландо Либеро, но он не хотел бередить рану президента – ведь Гарсиа был жених его дочери. И потом, Орландо спросит: «Где ты был раньше?» А Рамиро… Рамиро поймет все.

В пятницу, освободившись от дел, Педро надел парадный костюм, нацепил новый галстук и отправился в Санта-Риту.

В редакции «Ротана баннеры» ему сказали, что Рамиро Рамирес уехал.

– Он назначил вам встречу? – спросил у Педро секретарь редакции, весьма серьезный молодой человек.

Педро отрицательно помотал головой.

– Надо было заранее созвониться, прежде чем ехать, – сказал секретарь. – Застать Рамиро на месте не просто.

– Он домой поехал?

– Нет, в горы, на медеплавильный комбинат. Его пригласили выступить там.

– Он завтра вернется?

– Завтра суббота. У вас, камарадо, что-нибудь срочное? Вы, наверно, хотите показать Рамиро свои стихи? – неожиданно улыбнулся секретарь.

– Стихов не пишу. Так будет Рамиро завтра?

– Едва ли. На медеплавильном комбинате дело одним выступлением не обходится. Нужно выступить перед шахтерами, подсобниками, транспортниками, они ведь работают в разных сменах… Раньше понедельника мы Рамиро не ждем.

Педро поблагодарил и вышел на улицу. Он решил ехать в горы, и немедленно. «Тем более, никогда не бывал там, – рассуждал Педро, шагая по широкому проспекту Независимости. – Стыдно сказать, не видел, как добывают медь. Разве можно быть оливийцем и не знать этого?!»

В вагончике, который карабкался на гору, Педро познакомился с попутчиком, о котором в два счета узнал всю подноготную: парня зовут Хозе, он недавно женился, работает на медеплавильном комбинате и очень любит стихи Рамиро Рамиреса. У Хозе свободный день, он проводил его в долине, а теперь вот поднимается в горы, на рудник, специально, чтобы послушать стихи и песни Рамиро.

– Тебе здорово повезло, – говорил Хозе, блестя глазами. – Ведь у вас, в Санта-Рите, на его концерт не попадешь, даже если он дает его на стадионе.

– Повезло, – согласился Педро. – Я тоже люблю Рамиро.

– Моя жена говорит: кто любит стихи Рамиро, тот хороший человек. Значит, ты хороший человек, – заключил Хозе.

– А жену почему не взял с собой?

– Жена с утра там. Помогает сцену устраивать.

– И она на комбинате работает?

– Да, откатчицей. И дети наши тоже будут медь работать, – сказал Хозе.

Выражение «медь работать» очень понравилось Педро.

Когда они прибыли на место и Педро увидел огромную территорию комбината, он немного растерялся: где искать здесь Рамиро?

– Спроси у любого шахтера, он тебе покажет, – посоветовал Хозе. – У нас любят Рамиро.

– Значит, у вас тут все хорошие люди?

– Почти все, – уточнил, обернувшись, Хозе и помахал на прощанье рукой.

Хозе оказался прав: первый же встреченный рабочий указал Педро на аккуратный коттедж, к которому вела длинная и крутая лестница.

– Рамиро в том коттедже, с дороги отдыхает, – сказал рабочий. – К выступлению вечернему готовится.

Едва открыв дверь и ступив в длинный коридор, Педро услыхал аккорды гитары. Он двинулся на звук. Шел осторожно, не спеша, стараясь угадать, за которой из одинаковых дверей играют. После нескольких аккордов Рамиро запел песню. Педро замедлил шаг: это была одна из любимых его песен.

Определив, наконец, нужную дверь, Педро тихонько постучал в нее – песня смолкла.

– Педро! Какими судьбами? – воскликнул Рамиро, глядя на капитана и поднимаясь ему навстречу. – Привел в горы свою посудину? Водишь «Кондор» по суху аки по морю?

– Да я ведь теперь…

– Знаю, все знаю, – перебил Рамиро, улыбаясь. – Знаю и поздравляю, рад за тебя.

– Благодарю.

– Я бы и сам пошел к тебе в стажеры. Давно мечтаю хлебнуть соленого ветра. Возьмешь?

– Отчего же не взять? – ответил Педро. – Научишься судно водить, будешь совершать интересные рейсы…

– Интересные рейсы! – захохотал Рамиро. – А где у меня время для них? Я смогу водить судно только при одном условии, дорогой Педро.

– Каком?

– Если на борт можно погрузить всю редакцию «Ротана баннеры».

– Вместе с вашим серьезным секретарем?

– Непременно.

– Нет у нас такой посудины, – вздохнул Педро, поглядывая на гитару.

– Вот это только меня и останавливает… Ну, а в горы зачем пожаловал? – спросил Рамиро, вновь становясь серьезным.

– Ты здорово сейчас занят?

– Репетирую.

– Неужели ты и так своих песен не помнишь?

– Я всегда репетирую перед выступлением.

Они помолчали. Педро медлил, стараясь оттянуть нелегкий разговор.

– Как Люсия? – спросил он.

– В порядке. Занята малышом. Но ты, думаю, приехал сюда не для того, чтобы задать этот вопрос? – усмехнулся Рамиро.

– Ты прав, как всегда, – вздохнул Педро. – Скажи-ка, ты помнишь Гарсиа?

– Гарсиа? – медленно переспросил Рамиро. – А почему ты спрашиваешь?..

Миллер долго ворочался на жесткой койке. Он хотел подремать после обеда, принесенного Шторном, но из этой затеи ничего не получилось.

За окном слышались голоса, смех. Миллер поднялся и в сердцах захлопнул створки. Он стал уже задремывать, но тут в коридоре раздался громкий женский смех. А теперь добавилась еще гитара в соседней комнате. Это упражняется Рамиро Рамирес, самый популярный в Оливии гитарист, который приехал из Санта-Риты на выступление. О том, что он прибывает сюда, Миллера днем предупредил директор.

Миллер помнил Рамиро Рамиреса еще по давним денькам своей недолгой (и, увы, неполной) власти, хотя тогда и не доводилось его видеть. Много крови Рамирес попортил и правительству, я генералу Четопиндо. Уж наверняка его гнусные подстрекательские песенки сыграли немаловажную роль в перевороте. В тревожные дни, предшествовавшие перевороту, филеры Комитета общественного спокойствия проморгали Рамиро Рамиреса: по их данным, этот уже в тогда популярный гитарист стоял в стороне от революционного движения, существовал сам по себе. И лишь во время осады цитадели случайно удалось выяснить, что Рамиро Рамирес входит в забастовочный комитет…