Магия в крови - Новак Илья - Страница 77

– Быстрее! – кричал Некрос на вжавшего голову в плечи Эди Харта. – Гони!

– Нек, ведь лошади не выдержат, – сказала стоящая сзади Риджи, но Чермор лишь отмахнулся.

Ковчег исчез, растворился в черном небе, но он был там, за пеленой снега, плыл в безграничном темном просторе над океанскими волнами: все дальше на запад. Вместе с ним уплывал Мир, и жемчужина тянулась к нему, стремилась вослед.

Колеса стучали по камням, фургон качался. Риджи, вцепившись в Чермора, выглядывала из-за его плеча. Отряд вылетел на площадь. Фонари – колпаки из лесного стекла на высоких столбах – световыми медузами проступали сквозь падающий снег. Впереди скакали всадники, позади фургона, слегка отстав, бежал Тасси.

Вновь потянулись темные улицы, а потом город закончился. Коломму и порт разделяла широкая мощеная площадка, и посреди этой площадки одна лошадь, всхрапнув, упала. Эди Харт выпрямился, крича и натягивая поводья; Чермор вместе с Риджи отшатнулся вглубь фургона, присел, одной рукой вцепившись в сундук, а второй обхватив девушку. Фургон заскрипел, прокатился еще немного и стал. Харт соскочил на мостовую.

– Я же говорила! – укоризненно воскликнула Риджи с прежними, знакомыми интонациями. В последнее время они все реже возникали в голосе девушки, она почти не улыбалась и редко спорила.

Полог был откинут, снег влетал внутрь, падал на ее волосы и плечи. Поежившись, Риджи открыла сундук, нашла шерстяной плащ, закуталась в него.

Некрос сказал:

– Неважно. Дальше – океан. Нам надо найти корабль. Подожди здесь.

Он спрыгнул на мостовую. Тюремщики спешились, встали над упавшей лошадью. Чермор обошел их, повернулся лицом к берегу. Сквозь тихий шелест снега донеслось шлепанье лап по камням, и вынырнувший из темноты Тасси остановился рядом.

Слева и справа далеко в океан вдавались два длинных изогнутых утеса, будто покрытые черным хитином клешни огромного мертвого краба, давным-давно погрузившегося в землю. Утесы образовывали бухту; небольшие волны накатывали на берег, бились о сваи причалов, плескались под широкими дощатыми настилами. На середине бухты, поблескивая штаговыми огнями, в темноте маячили силуэты нескольких остроносых кораблей с круто наклоненными вперед мачтами. Дальше вдоль берега стояли дома, в некоторых горел свет. Доносились пьяные голоса, иногда проходили люди.

– Ты! – обернувшись, Чермор подозвал того тюремщика, который когда-то жил в Коломме. – Видишь эти корабли? Я смогу нанять какой-то из них?

– Это рыбацкие, ваша милость. Они недалеко плавают, не годятся они для…

– Нам нужно быстроходное судно, капитан которого согласен выйти в путь немедленно. Эди Харт! Идите вдвоем и найдите мне его.

От взгляда Некроса не ускользнуло, как тюремщики быстро переглянулись. Запахнув кафтаны, двое побрели в сторону домов, и Чермор повернулся, провожая их взглядом. Жемчужина пульсировала, чуть дрожала. Некросу хотелось, разбежавшись, броситься в воду и плыть вслед за ковчегом. Парангон наполнял грудь пустотой, и где-то в центре пустоты быстро и зло стучало сердце чара, соединенное с Миром туго натянутой, почти уже разорвавшейся нитью.

Ему показалось, что двое тюремщиков только-только исчезли в падающем снеге, когда с той стороны, куда они ушли, донесся голос:

– «Шнява», вот как я ее называю. У меня супругу так звали, в честь нее, стало быть, в честь той моей красавицы названа эта моя красавица, хотя… Мне хочется думать, что это то же самое имя, я тешу себя иллюзией, а на самом деле… Так ли звали ее?

В голове Чермора шевельнулся червь. Тихий детский голос сказал из темноты:

– Будь осторожен.

Чар увидел возвращающихся тюремщиков и фигуру между ними. Незнакомец шел враскоряку, при каждом шаге далеко отводя в сторону одну ногу и громко стуча чем-то о мостовую. Он говорил:

– Где там ваш хозяин, любезные? Ваш хозяин? За два десятка золотых монет, всего за два, я доставлю его хоть в Темную Плеву.

– Ваша милость, – позвал Эди Харт. – Вот капитан торгового корабля, мы его в таверне нашли…

В таверне? Некрос кивнул, про себя удивляясь наивности их вранья. Они считают великого чара мертвого цеха законченным глупцом, полагают, что он поверит, будто за то время, пока этих двоих не было, они успели достичь освещенных домов, разыскать среди них таверну, найти капитана, объяснить ему все и вместе с ним вернуться обратно?

Все трое выглядели как темные силуэты с белыми блестящими глазами. Если капитан поджидал их где-то неподалеку… Ведь это сговор! Тот тюремщик, который исчез в лесу, на самом деле поехал вперед, в Коломму, предупредить их сообщника-моряка…

Но выбора не было. Еще немного, и натянувшаяся до предела нить порвется: связь между ним и Миром исчезнет, и тогда Чермор не сможет понять, куда движется обруч. Сердце болело, протянувшаяся от груди наискось вверх, над причалами и дальше, над океанской поверхностью, незримая леса пульсировала болезненной дрожью – сердце чара готово было лопнуть.

– Двадцать золотых, ты сказал? – произнес Чермор. – Но надежен ли твой корабль? И насколько он быстроходен?

Фигура приблизилась – и все равно осталась лишь черным силуэтом с белыми глазами. Чермор, как ни силился, не мог разглядеть ни лицо этого человека, ни во что он одет.

– Он спрашивает: надежна ли она! Надежна ли! И быстроходна – насколько? Настолько, насколько это вам необходимо, любезный. – Голос был подобен звуку тяжелого медного гонга, далеко разносящемуся над причалами. – Моя шняв-мачта – это не просто палка, торчащая из палубы, но третий парус. Третий! И две другие мачты – две! – они составлены из частей, что дает величину и гибкость, да и медная оковка, оковка для прочности. Мой навощенный лен, отборный терпентин и пчелиный воск самых жирных, самых знойных пчел той кучи закаменевшей грязи, что именуется материком. А мой ликтрос? Пенька, подшитая парусной бечевой, ликовые нити мои ребята натирают салом и воском. А знаете ли вы, знаете ли про то, что для тира на моих тросах я собственнолично изобрел каменноугольное масло? Прочь, сухая гниль, долой, тлен, изыди, распад! Он спрашивает: надежна ли она! Когда отплываем? И, к слову, куда?