Некромагия - Новак Илья - Страница 56

Глава 2

Когда в последний раз он был здесь, на этой кровати спала Риджи Ана.

Некрос запер дверь в свою спальню и присел у железного ларя. Он уже снял защитные заклинания и успел изучить содержимое. Шаман хорошо потрудился. Пусть мертвой ртути в ларе оказалось и немного, но главное – шаман сумел добыть ее. Аркмастер не знал, каким образом Джудекса сделал магистериум, какие ингредиенты использовал, – сейчас Чермору это и не требовалось. Главное, что в его распоряжении оказалось некоторое количество вещества третьего порядка. Чар был уверен, что позже сумеет разобраться и научится самостоятельно производить его.

На дне ларя было множество глубоких гнезд, во всех стояли хрустальные реторты. На них ушла большая часть средств, выделенных Чермором шаману: внутреннюю поверхность реторт усеивала впаянная в хрусталь алмазная пыль, единственное, что могло противостоять мертвой ртути. Каким образом шаман сумел соединить алмаз и хрусталь, Некрос тоже не знал. Темно-Красный – и впрямь великий алхимик, жаль, что в конце концов его пришлось отдать стражникам.

Некрос вытащил одну реторту из гнезда, сел на пол, поджав под себя ноги, и положил сосуд перед собой.

Над кроватью до сих пор мерцал свет, оставленный Риджи Ана. Сияние стелилось по подушкам и простыням, таяло в воздухе. А в стенах и потолке, в дереве, из которого состояла мебель, – везде появилась структура, неразличимая для глаз простого смертного. Теперь аркмастер мог разглядеть тончайшие волокна разных цветов, более темные и более светлые, которые, сплетаясь, образовывали предметы. Чермор подозревал, что не только твердое вещество, но все вокруг, сама ткань бытия состоит из этих волокон, из тончайших нитей смерти и жизни, казавшихся одновременно и хаотично перепутанными, и имеющими продуманное расположение, как волосы в прическе знатной дамы. Пока что Некрос не мог различить все нити, но сила его росла и зрение становилось острее.

Возле реторты зелено-коричневых волокон было больше, они медленно выползали из-под затычки в длинном изогнутом горлышке, изгибаясь, будто живые, текли к полу и впитывались в него. Некрос, закатав рукав, посмотрел на свое запястье – в нем тоже шевелились волокна. А лич? Чермор встал, открыл дверь и выглянул. Зоб подпирал стену в коридоре; все его тело окутывали зелено-коричневые волокна, доспех и оружие целиком состояли из них, только под шлемом мерцало облачко тусклого света. Впрочем, по краям оно уже сделалось темным: душа чара почти умерла.

Аркмастер запер дверь, вновь уселся, поджав ноги, и достал рукоять, взятую у мастера Бонзо.

Вся она состояла из переплетения темных волокон, такого плотного, что казалась монолитной, выплавленной из цельного бруска небытия. Некрос внимательно оглядел крестовину в виде двух согнутых в локтях крошечных рук, навершие – голову с широко раскрытыми глазами и провалом рта. Аркмастер взял обломок меча в правую руку, левой снял с шеи парангон и вытянул перед собой сжатые кулаки.

Он надолго замер, сосредоточившись на предметах в своих руках. Чар не следовал сложным правилам проведения ритуала, не подметал комнату можжевеловой метлой, не посыпал кровавиком пол вокруг, не зажигал черные свечи – пусть всем этим занимаются дикие шаманы, а он, аркмастер мертвого цеха, адепт чистой магии, не нуждается в подобных ухищрениях.

Парангон и рукоять меча стали теперь не теплыми и не холодными, не тяжелыми и не легкими – они вышли за границы этого мира, потеряли вещественность, но взамен приобрели новые, недоступные обычной материи свойства. Некрос не шевелился, сидел, сжав кулаки и вытянув руки. Возле левой что-то шевельнулось, будто призрачные пальцы легко провели по запястью, проникли сквозь плоть и добрались до того, что было зажато в кулаке. Теперь шевельнулась сама жемчужина, вернее, тот комок нематериальной субстанции, в который она превратилась. Нити поползли от нее сквозь руку, медленно извиваясь под кожей, распространяясь все дальше, к локтю, через предплечье и плечо – к груди.

Смертные волокна прошли через легкие, и сердце остановилось, когда они слились в темно-зеленый клубок вокруг него. Потом стукнуло вновь – раз, второй, теперь удары его стали иными, ровными и сдержанными, словно неживыми.

А нити уже добрались до правого плеча, прошли по руке. Их стало больше, они сливались – сквозь тело заструился поток длинных тонких червей.

Рукоять меча мелко задрожала. На полу возникли следы невидимых лапок, под потолком сгустился чад. Такой же, как и тот, что аркмастер видел над селением и в доме, где шаман создал лича. Но теперь Некрос различал его структуру, понимал, что на самом деле чад состоит из переплетения смертных волокон.

Во все стороны поползли клубы прозрачного пара. Мгла плеснулась вверху, зазвучал низкий, одновременно и слышный, и неслышный гул. Невозможно было понять, издает ли его сидящий человек, или он сам собой возникает в воздухе. Нити, текущие из парангона по дуге, через руки, плечи и грудь, вливались в рукоять меча. Она дрожала, гул усилился, полотнище чада ходило волнами под потолком. Нитей стало еще больше, теперь сквозь тело Некроса бил поток силы.

Гул смолк. Прозвучал тихий вскрик, принадлежащий человеку, на шею которого множество лет назад Гэри Чермор опустил лезвие своего меча. Его сменил другой голос, молящий о пощаде, затем женский вопль, детский плач, проклятие воина, стон старика – голоса всех тех, кого за свою жизнь убил великий воевода.

Некрос не слышал звуков, не видел мглы под потолком; он смотрел на то, как из верхней плоскости крестовины быстро выплескиваются и исчезают языки темно-зеленого огня. Каждый язык был криком ужаса, предсмертным восклицанием, мольбой – и каждый был разинутым ртом, выпученными глазами, искаженным лицом. Их становилось больше, теперь они уже не исчезали, но росли, один за другим, в форме прямого узкого лезвия, которое тянулось от крестовины все дальше и дальше. Руки и торс Чермора стали трубой, пропускающей через себя тугой поток смертных нитей, они вливались в лезвие, наполняя его твердостью стали.

Навершие в форме человеческой головы шевельнулось, рот открылся. Меч перестал расти. Полотнище вверху плеснулось последний раз и, застыв, начало тускнеть, сквозь него проступил потолок.

Поток нитей исчез, хотя многие из них остались в теле – Некрос ощущал, как они медленно шевелятся там, перемещаются, извиваясь.

Аркмастер повесил Слезу Мира на шею и встал, разглядывая меч. Темная матовая поверхность производила впечатление дымчатой, за ней угадывалось быстрое смутное движение. Приглядевшись, аркмастер различил, что клинок состоит из стремительно проносящихся от крестовины к острию искаженных лиц. Он поднес меч плашмя к уху и услышал – или ему почудилось, что он слышит, – отголоски предсмертных воплей, быстро сменяющих друг друга. Казалось, Некрос сжимает в руках фонтан, рукоять – источник мощного потока, напор которого передавался запястьям в виде легкой дрожи.

Он взмахнул мечом, и в воздухе позади клинка осталась череда сероватых, быстро тускнеющих контуров.

На поясе висели ножны, сделанные мастером Бонзо. Аркмастер вложил в них Лик Смерти.

На столе все еще лежала сумка Риджи Ана. Чермор вытащил из нее пузырьки с благовониями, мускусные яблоки, гребень и зеркальце, осторожно положил внутрь несколько реторт с мертвой ртутью и покинул спальню.

У дверей кабинета стояли пятеро эдзинов, которым Некрос приказал прийти сюда.

– Я прошу тебя, вернись побыстрее, – произнес Альфар. – Оставлять в такое время Острог – верх безрассудства, но если ты все же не слушаешь меня, так, по крайней мере, постарайся отсутствовать недолго.

На столе перед младшим Чермором лежал пергамент с рисунком, который Некрос скопировал с барельефа под домом Архивариуса, пустой холщовый мешочек и компас. Стрелка показывала в сторону квартала гноморобов.

Чар сказал:

– Она все еще неподвижна.

– Да, но может сдвинуться в любое мгновение. Что, если это произойдет в то время, пока тебя не будет? Я не могу покинуть Острог и преследовать Владыку.