Дикое поле - Прозоров Александр Дмитриевич - Страница 43

Глава рода поворошил угли, подбросил с краю еще несколько поленьев.

– Ты обижался, что я оставил тебя охранять добычу? Не обижайся. Ведь кто-то должен это делать? Все равно, все, что добудут храбрые воины нашего рода, будет поделено на всех, и ты наравне со всеми получишь горсть золота, тюк ткани, пару лошадей, а может, и невольницу, которая станет согревать тебя ночью и варить тебе плов днем. Сегодня ты уже заслужил себе равную со всеми долю. – Мурза устало вздохнул. – Утром мы соберем взятую в крепости добычу, выделим долю Девлет-бея, поделим остальное между родами и пойдем дальше. Этот набег обещает быть богатым, очень богатым.

– Смотри, как это делается, – кивнула Юля Касьяну, приложила приклад пищали к плечу, навела его в сторону холма, на котором толпились татары, плавно, как учили в школе на НВП, спустила курок. Фитиль ткнулся в затравку на полке, порох вспыхнул, ударила в сторону тонкая, как игла, струя пламени из запального отверстия, и только после этого наконец-то грохнул выстрел.

Приклад шибанул в плечо – Юля, взмахнув руками, отлетела назад, растянувшись на утоптанной земле стены.

– От блин, паразит! Ни хрена себе! – захлопала она глазами. – Ты бы еще гаубицу к ружейному прикладу привязал…

– Юленька, что с тобой?! – Варлам испуганно наклонился и поднял ее на руки. – Что с тобой, любая?

– Пусти, больно, – коснувшись ногами почвы, она осторожно потрогала плечо, покачала рукой. – Кажись, ничего не сломано.

– Так что, нельзя из нее стрелять? – покосился боярин на пищаль.

– Можно, только отдача замучит. Подожди, дай подумать…

Юля зачесала свой остренький носик, пытаясь оживить познания в области артиллерии. Поставить на лафет? Неуклюже получится – ни на цель толком навести, ни угол возвышения придать. Да и мелковата пищаль для пушечного лафета. По меркам двадцатого века, по силе выстрела примерно крупнокалиберный пулемет получается. Турель нужна. Чтобы и отдачу гасила, и целиться не мешала.

– Значит, так. – Она снова потерла отбитое плечо. – Берешь железный стержень с палец толщиной и в два твоих указательных пальца длиной. Сверлишь отверстие в прикладе под стволом и в бревнышке с руку толщиной. Втыкаешь стержень в бревно, сверху насаживаешь пищаль. Получается, она может крутиться вправо-влево. А чтобы вверх-вниз можно было наводить, бревнышко не приколачиваешь к частоколу, а кладешь на уши, вдвигаешь в петли, делаешь дырки в вертикальных бревнах и приколачиваешь уже их. Короче, чтобы бревно тоже могло проворачиваться. Понял?

– Понял, Касьян? – дернул бородой Варлам.

– Сделаю, боярин, – кивнул смерд.

– Русские, сдавайтесь! Вам не устоять! – От неожиданного клича все повернулись к стене проводили взглядом несущегося во весь опор татарина.

– Чижика вам с маслом в задний проход, – презрительно сплюнула Юля и поморщилась от резкой боли. – Пойду в погреб схожу, холодненького чего к плечу приложить… Опять синяк будет. Везет мне в последнее время.

Теперь, когда она спустилась со стены, на боярыню смотрели уже не с недовольством, а с восхищением: низко кланялись, крестились, кое-кто пытался поцеловать руку – бывшая комсомолка с непривычки отдергивала.

– Уберегла… заступница наша… упредила, увела… Спасла от неволи негаданной…

Юля поняла, что еще немного – и у нее начнется мания величия. Она ускорила шаг и торопливо нырнула в погреб.

Последующие два дня вся осада заключалась в том, что время от времени вокруг усадьбы начинали носиться всадники, громко предлагая сдаться. Злящиеся мужики иногда пытались попасть в них стрелой, но за все время это получилось только один раз – да и то ранили не всадника, а лошадь. Попасть в одиночного воина из пищали Юля даже и не пыталась. Пищаль не лук: попробуй выцели его, если с момента нажатия на спуск и до выстрела едва не две секунды проходит!

К вечеру второго дня к татарскому лагерю начали подходить новые сотни – численность врага увеличивалась на глазах. Поутру татар стало больше раза в три.

– Эй, русский, русский, смотри, сестра твоя пришла! – предусмотрительно удерживаясь на безопасном расстоянии, позвал защитников один из татар и выволок на склон девушку со связанными за спиной руками. Потом задрал ей подол, обнажив срамные места: – Узнаешь, русский?! Сестра твоя.

Пленитель повернул девушку боком, рванул связанные руки вверх, закинул подол полонянке на спину и принялся старательно ее насиловать, стараясь делать это так, чтобы со стороны усадьбы различались все подробности:

– Хорошая у тебя сестра, русский! Мне нравится! Еще давай!

Мужики хватались за топоры и совни, в бессилии скрипели зубами. Каждый прекрасно понимал: стоит открыть ворота, кинуться на нехристей – и пусть даже каждый из них убьет пять, десять, двадцать выродков, но в конечном счете погибнут все – и тогда точно такая же участь ждет их жен и детей.

– Русский, русский, тюльпаны любишь?!

Татары с веселым смехом раздевали в виду своих врагов их попавшихся в плен соседок и землячек, насиловали, гоняли от одного к другому, завязывали подолы у них над головами и оставляли бродить, как слепых щенят, то стегая прутьями, то похотливо хватая за всякие места. Время от времени они опять начинали свои скачки, предлагая:

– Сдавайтесь, все равно здесь окажетесь! Сдавайтесь – все остальные уже сдались! Сдавайтесь, вам же лучше будет! Сдавайтесь, ваше место у нас в обозе! Сдавайтесь, все равно деваться некуда!

Потом возвращались к несчастным полонянкам, опрокидывая их на траву или наклоняя головой вперед.

– Юля, не ходи сюда, – попросил боярин, но жена, как обычно, не послушалась. Посмотрела на происходящее, заметно потемнев лицом. Взяла стрелу из одного из пучков, приготовленных на стене, наложила на тетиву, примерилась. Опустила оружие, разочарованно покачав головой:

– Далеко…

В лагере нехристей началось шевеление. Сразу много десятков татар быстрым шагом направились к лошадям, бродившим вокруг привезенного откуда-то и сваленного в десятки небольших кип сена. Заседлали, поднялись в седла, а потом массой в пару сотен всадников ринулись вкруг усадьбы.