Дикое поле - Прозоров Александр Дмитриевич - Страница 45

Кандидат физических наук Александр Тирц мало что смыслил в лошадях, и размышления его текли совсем в другом направлении. Он понял, что спокойно закидать себя стрелами русские не дадут и сдаваться не собираются. Бить тараном земляные стены – занятие долгое и бесперспективное. Особенно, если предварительно придется заваливать ров и прикрывать таранщиков стрелами – а русские умеют огрызаться, это они уже доказали. Приказать связать лестницы и штурмовать укрепление? Пока вяжут – день пройдет. К тому же, в крепости достаточно сил, чтобы надежно защитить угловые площадки. А если их не захватить, прежде чем ногайцы полезут на стены – каждый пищальный выстрел вдоль стены будет уносить к Аллаху по два десятка душ лезущих по лестницам воинов. Да татары и не полезут – не такие они дураки, чтобы ради пустой блажи хана помирать. Нет, крепость быстро не взять. А он не для того чуть не на себе пер степняков через грязь, чтобы теперь торчать несколько недель перед первым же укреплением. Его задача – дать татарам растечься по максимально большей территории, загнать смердов в леса и крепости, сорвать посевную. А крепость – рано или поздно все равно сдастся. Когда на Русь придет голод, когда крымский хан станет московским царем, а его вонючие ногайцы – воеводами древних городов, она непременно сдастся. И все ее обитатели станут турецкими рабами.

– Пора двигаться дальше, – негромко произнес Менги-нукер. – У нас слишком много дел, чтобы торчать перед каждым окопом.

– Пора, – с облегчением согласился татарский бей. – Нужно сегодня же послать конницу вперед, пока никто не спрятался. Обоз догонит потом.

Полусотни, еще только начавшие ощущать вкус настоящей добычи, получив долгожданный приказ устремились вперед, словно спущенные с поводка гончие собаки, унюхавшие след зайца. Их не остановила ни близость темноты, ни крепость Оскол, перекрывавшая дорогу на исконные русские земли. Они успели понять, что застали русских врасплох. Что те утеряли бдительность, привыкнув к спокойным весенним месяцам, и сейчас ездят по дорогам, пашут поля, возделывают сады, строят дома, балуются с детьми, не оглядываясь по сторонам, и беззащитны, как дикие поросята, отставшие от матерого секача.

Увидев, как татарские тысячи торопливо промчались мимо стен и скрылись за изгибом дороги, осажденные поначалу заподозрили некую хитрость. Однако, когда наутро, подгоняемые ударом плетей, новые невольники начали неумело собирать шатры, стало ясно, что усадьбе более ничто не угрожает. Ногайцы деловито сворачивали и укладывали ковры, войлочные полотнища, привязывали к повозкам полон и скотину, запрягали коней, делая вид, что не видят крепости вообще. Хотя бы потому, что заметно подросший в числе повозок обоз охраняли пять сотен готовых к бою воинов – и не малому отряду из боярина и нескольких вооруженных смердов эту силу атаковать.

К полудню холм окончательно опустел, а обоз ускрипел по длинной дороге, ведущей на Москву.

– Неужели ушли? – не поверила столь легкой победе Юля.

– Да никуда они не делись, – хмуро мотнул головой Варлам. – Их дом там, на юге. А пошли они на север, дальше на Русь. Грабить. Может, Оскол взять попытаются. Отряды мелкие наверняка по дорогам шастают, путника случайного ищут, али того, что затаившаяся девка какая высунется. Только отойди от усадьбы – наверняка сцапают.

– Так что же нам теперь делать? Взаперти жить?

– Уйдут же они отсюда, – пожал плечами боярин. – Через пару недель обязательно уйдут. А мы пока мелкие отряды, что возвращаться станут, бить начнем, али обозы или вестников, что из Крыма к армии поскачут, перехватывать.

Но Варлам еще не понимал, что степная война не похожа на правильные европейские войны, которые вели с дурными соседями приграничные северные пятины. Здесь нет коммуникаций, по которым снабжается ушедшая в глубь вражеской страны армия, нет линий связи или следящих за порядком патрулей. Степная армия врывается в атакуемые земли целиком, не имея с родиной никакой пуповины. Она не пытается подчинить себе захваченные земли, навести на них свой порядок – она разоряет их, живет за счет врага, пожирая и истребляя, захватывая или портя все, до чего только может дотянуться. А когда накопленные хозяевами припасы заканчиваются – просто откатывается назад, смывая с собой, словно половодье, все ценное, что только могла найти.

Да, грабя и убивая, питаясь тем, что успела найти в чужих домах, татарская орда и вправду не могла удержаться в русских пределах больше двух-трех недель: пока на всех хватает найденных в деревенских домах и погребах мяса и солений, пока не кончился на сеновалах корм для коней. А так же – пока не успело собраться в кулак или хотя бы в крупные отряды поместное ополчение, пока не отослала Москва на подмогу крепкое опричное войско. Но до тех пор, пока это не случилось – не пойдут по Изюмскому шляху ни в одну, ни в другую сторону никакие отряды и обозы.

Через день после ухода из-под Батово войско Девлет-Гирея появилось под Осколом. Оно не пыталось начать штурм, или хотя бы имитировать подготовку к нему. Оно просто стояло ввиду крепости, заставляя воеводу Шуйского непотребно ругаться, биться лбом в стены и царапать ногтями деревянные зубцы башен. Да, в его крепости стояли сто двадцать пушек и постоянно находилась сотня стрельцов. Но остальные три сотни как раз сейчас на своих наделах поднимали пашни! А полсотни витязей поместного ополчения, что вкруг выходили на службу в крепость, никак не могли разогнать осевшие вместе с обозом около тысячи нукеров и очистить дорогу. Теперь, даже если местные бояре захотят собраться в крепости – они рискуют нарваться на татарский заслон и погибнуть по одному.

Пятитысячная армия Девлет-Гирея растеклась, словно привидевшееся кухарке бояр Батовых черное половодье по огромному пространству между Доном, сеймом и истоками Оки, не доходя до Ельца, с его чересчур сильным гарнизоном. Врываясь в не ждущие беды деревни, они вязали молодых баб и их детей, рубили пахарей прямо на пашнях, хватали самые ценные из вещей, разбрасывая и портя все прочее, и торопливо мчались дальше, пока весть о грянувшей беде не успела обогнать летучие отряды.