Смертоносная чаша [Все дурное ночи] - Сазанович Елена Ивановна - Страница 51

– Получается, Вано лгал? Он наверняка знал про эти растения и пытался ввести меня в заблуждение?

– А вот здесь есть над чем подумать. Пойми меня, Ник, я – врач и разбираюсь в особенностях психотерапии. Говорю тебе без лишней скромности, цветы эти добыть невозможно. И если бы кто-то осмелился это сделать, поднялся бы большой переполох и этот случай тут же прогремел бы по телевидению и в прессе.

– Ох, Оксанка, ты такая прелесть! Знаешь, на Порфирия я вообще возлагаю мало надежд. Только ты! Сегодня вечером я буду в клубе и попытаюсь прихватить оттуда чудесную бутылочку с «Реквиемом ночи». Может быть, ты сумеешь отправить его на экспертизу?

– Конечно, Ник! Конечно… Я так тебя люблю, Ник…

Я молчал. Что я мог ей ответить, если любил другую?

– Оксана, все будет – класс. Я на правильном пути. Сегодня я поговорил с отцом Стаса. Порфирий даже до этого не додумался, чертов бездельник!

И я вкратце изложил жене разговор с Борщевским-старшим. Она молча выслушала. И ответила:

– Знаешь, Ник, буду с тобой откровенна. Мне не по душе эта девушка, эта сказочная Василиса. И ты, думаю, догадываешься – почему. Но… Но я всегда верила в ее невиновность, как бы ни было мне тяжело и обидно. Я всегда превыше всего ставила правду. Ты это знаешь…

– Я знаю, милая. – Я улыбнулся телефонной трубке. Конечно, лучше бы вместо нее передо мной стояла Оксана, но выбора не было. – Правда восторжествует! Совсем скоро Ваську выпустят под залог, отец Стаса пообещал. Не знаю, какие про него ходят слухи, но я привык доверять своим глазам. А мои глаза мне сказали, что этот человек не бросает слов на ветер. И к тому же – он очень изменился. Конечно, слишком дорогой ценой…

– Ты меня познакомишь с ней, с Васей?

Моя Оксана превратилась в тихую влюбленную женщину, и мне в который раз стало стыдно.

– Не думай об этом, Оксана. В жизни все так часто меняется…

– Я это знаю, Ник, поэтому еще живу с тобой.

Она первой повесила трубку. Боже, до чего же горько! Она меня любила и столько делала ради любви. А я… Господи, неужели я способен причинить боль такому человеку? Значит, способен. Но думать про это не хотелось. И я решил убежать от гнетущих мыслей.

Выскочив из телефонной будки под проливной дождь, я поспешил на остановку трамвая. Мне нужно было поскорее попасть в дом Вано, застав его врасплох. Высказать все и по его реакции попробовать определить, виновен он или нет.

Вскоре я изо всех сил нажимал на дверной звонок, но за дверью царила гробовая тишина. Вано не было дома. Я уже совсем было собрался уходить, чтобы обдумать дальнейший план действий, но вдруг передумал, решив, что разумнее дождаться приятеля у него дома. Потому что как знать, что случится вечером. События менялись с такой быстротой, что мой несчастный мозг не успевал за ними следить. Рисковать же я не имел права: Вано вполне мог что-нибудь заподозрить и смыться из города. К тому же без разговора с ним трудно было наметить дальнейшие действия.

Оказалось, что проникнуть в дом Вано и затаиться там не так-то просто. У меня не было опыта квартирного воришки, и замки вскрывать я не умел. Оставался единственный путь, он был почти безнадежен, но в любом случае – я ничего не терял. Я нажал на дверной звонок соседской двери. Послышался звон бутылок, потом раздались медленные тяжелые шаги. Наконец дверь широко распахнулась, и на пороге предстал вдребезги пьяный мужик. Он двумя руками держался за косяк, глядя на меня мутными красными глазами. На его небритой физиономии выступило жалкое подобие улыбки.

Я облегченно вздохнул, он, в свою очередь, облегченно икнул и заплетающимся языком выдавил:

– Бухнем, старик?

Мой план значительно облегчился. Теперь никакого труда не составляло проникнуть в квартиру Вано, поэтому я мило улыбнулся соседу, как самому дорогому на свете человеку, и ответил:

– Бухнем, мужик.

Он так и не успел ничего сообразить, когда я юркнул к нему в квартиру, плотно прикрыв за собой дверь.

– Одну минуточку! – Он поднял указательный палец и по синусоиде направился в кухню за очередной бутылкой. А я, не теряя времени даром, быстренько прошмыгнул в комнату с открытым балконом и перелез на балкон Вано. Я видел еще с улицы, что он был приоткрыт, на мое счастье. Судьба улыбнулась мне в виде абсолютно пьяного соседа. Явившись с бутылкой в комнату, он, пожалуй, не удивится, не огорчится оттого, что я испарился, решив, что я – мираж его необузданного творческого воображения.

В квартире Вано я отдышался и огляделся. Потом решил выяснить, чем живет и чем дышит мой товарищ по клубу.

А товарищ по клубу, к моему удивлению, и жил, и дышал не тем, что я предполагал. В его квартире ничто не говорило о том, будто здесь проживает скульптор. Во-первых, здесь царил полный порядок. Дом не отличался роскошью, но все было на своем месте. Вообще он напоминал квартиру среднего служащего, к тому же закоренелого холостяка. Не существовало этакого творческого бардака, царящего в квартире любого художника. Не было даже намека на инструменты для занятий ремеслом. Не было и книг.

Я, конечно, сразу же предположил, что у Вано есть мастерская на стороне, наверняка захламленная и запыленная, где он торчит целыми днями. Но почему тогда он о ней ни разу не упоминал? А что он вообще говорил о таком сложном виде искусства, как скульптура? Опять же иметь собственную мастерскую на сегодняшний день – слишком дорогое удовольствие, и многие художники переоборудуют свои жилые комнаты под мастерские, особенно если они не женаты. А Вано жил в квартире, где ничто не напоминало о творчестве. И это меня удивляло.

Ни одной картины, ни одной статуэтки, ни одного резца, ни одной книжки по искусству. Просто фантастика! В мою душу вновь закрались нехорошие подозрения, и, чтобы их развеять, я распахнул полированный книжный шкаф моды 70-х годов.

Я знал, что человека легче всего вычислить по книжкам, которые он читает, поэтому присвистнул от удивления: шкаф моего друга был забит юридической литературой. Я сразу же вспомнил, что профессиональные преступники досконально знают закон. По моей коже пробежал неприятный холодок. Я наугад хватал книжки и лихорадочно их листал. И в каждой книжке были жирным красным карандашом подчеркнуты только отдельные абзацы – в них говорилось об убийстве. Подозрения мои подтверждались.

Но мне стало по-настоящему жутко, когда я обнаружил листок, вложенный в «Уголовное право», на нем было написано три имени. И возле каждого из них стоял знак:

1. Стас+

2. Василиса#

3. Анна?

Это становилось далеко не смешным. Стас убит – возле его имени знак плюс. Вася в тюрьме. Возле ее имени – знак типа решетки. Но самое неприятное, что возле Анны вопросительный знак, и нужно быть полным кретином, чтобы не сообразить, что и ей угрожает опасность. Но нужно быть в тысячу раз большим кретином, чтобы в этой ситуации спокойно прохлаждаться в квартире Вано. Не задумываясь, я выскочил за дверь и нос к носу столкнулся с недавним приятелем, пьяным соседом Вано. Он, как и подобает, шатался и грозил мне красным опухшим пальцем.

– Предатель, – выдавил наконец он и громко икнул. – Обещал со мной… А сам с Ванькой бухаешь. Не советую… С Ванькой шутки плохи. – И он, потеряв равновесие, навалился на меня, что совсем меня не обрадовало, потому что не было времени с ним разбираться. Но я поддержал его, чтобы он не ударился головой о лестничную площадку, потом усадил на ступеньки, а сам бросился вниз по лестнице. Мне нужно было срочно разыскать Анну, предупредить ее, спрятать, ну, я не знаю – уберечь от смерти. Я понятия не имел, где она живет, но зато я прекрасно знал адрес ее дружка Толмачевского.

И уже через несколько минут я на такси мчался к нему. К сожалению, шофер оказался ярым сторонником порядка и соблюдал все правила уличного движения. Даже когда это было вовсе необязательно делать. Это раздражало меня. Я вертелся, как юла, нервничал. Наконец, осознав, что своими криками на таксиста не ускорю хода событий, откинулся на заднем сиденье и прикрыл глаза. У меня было время подумать.