Женщина в клетке, или Так продолжаться не может - Шилова Юлия Витальевна - Страница 41

– А ты вернешься?

– Конечно, вернусь. Мне ночевать негде и идти некуда. Да и как я тебя тут одну оставлю?!

– А адрес запомнишь?

– Не переживай, я сказала, что приду. Значит, приду. Сейчас Тимур подъедет, вы пока с ним поближе познакомитесь, побудете одни.

– А зачем нам одним-то быть? Какой смысл? Ты нам не мешаешь, – по-прежнему не хотела меня отпускать моя подруга.

– Один на один тебе будет полегче найти путь к его сердцу. Ладно, Лейсан, о чем мы вообще рассуждаем? Я сказала, что приду. Значит, приду.

– А может, ты плохое задумала? – на глазах моей подруги появились слезы.

– Что именно?

– Может, ты решила пойти в милицию сдаться?

– Зачем? – Признаться честно, я и подумать не могла о том, что в голове моей подруги могут витать подобные мысли.

– Чистосердечное признание в совершении умышленного убийства. Ты не дури. От твоего признания никому легче не станет. Я тебя умоляю не делать этого. Тебя сразу в тюрьму заметут, и все.

– Господи, ну как подобные мысли могли прийти тебе в голову? Я еще не окончательно сошла с ума для того, чтобы пойти и сдаться в милицию. Мне свобода всегда нравилась.

– Тогда подожди. – Лейсан кинулась к своей сумке и достала оттуда косынку и темные очки.

– А это зачем?

– На всякий случай. Для конспирации. Надень. Это не трудно. Хуже не будет.

Повязав косынку на голову, я надела очки и покрутилась у зеркала.

– Ты считаешь, что так будет лучше?

– Намного.

– Тогда я пошла.

– Я тебя жду.

– Я недолго.

ГЛАВА 19

Я бродила по улице неподалеку от дома и вдыхала свежий воздух, стараясь не обращать внимания на легкую дрожь, которая пробегала по моему телу. В первый раз в жизни я попала в такую ловушку, из которой не могла выбраться. Я чувствовала сильные муки и тысячу раз прокручивала ситуацию, при которой мне пришлось убить человека. Я постоянно думала о том, была ли у меня возможность избежать того, что уже случилось. Если все происходило так, как говорит Лейсан, и Жан был готов к побегу, потому что у него был ключ от двери, за которой находилась свобода, значит, мне нужно было всего лишь подождать, когда он поймет, что я не с ними, а с ним. Мне нужно было сидеть с ним в одной комнате и никуда не ходить. Ну, а если все это не так, тогда что?

Я задрожала еще больше и ощутила, как по телу постоянно пробегает озноб. Странно, я иду в сарафане и мерзну. На улице лето. Люди изнывают от жары, а я мерзну. Я чувствую себя предательницей по отношению к Жану. Я предала наши чувства, наши отношения, нашу любовь. Я пыталась понять, зачем же я это сделала и что руководило мной в тот момент. Страх, благодарность, одиночество, безысходность, слабость??? Что именно это было? Что? Я вздрагиваю и вспоминаю о том, как мы провели время в гостинице. Жан дал мне понять, что он никогда не разведется с женой. Он сказал, чтобы я не строила иллюзий, потому что он никогда и ничего от меня не скрывал. С первого дня нашего знакомства он сказал мне о том, что он давно и надежно женат, что его семья – это святое, неприкосновенное и она играет в его жизни важную роль. Это было слишком жестоко. Я всегда это знала, но я не думала, что мне будет настолько больно это услышать. Я плакала, рыдала, сходила с ума, а Жан… Жан даже не пытался меня успокоить. Он сказал, что он не любит женские слезы, что они мне совсем не идут и что нам хорошо оттого, что мы вместе, и не стоит думать о будущем.

Неожиданно для самой себя я подумала о том, что я всегда хранила Жану верность. Я ни с кем не спала и даже представить себе не могла то, что ко мне может прикоснуться посторонний мужчина. Я была честна с Жаном, а он со мной? Я знала, что он спал со своей женой, и эту постель он всего лишь называл супружеской обязанностью или даже супружеским долгом.

Когда я встретила Марата, я еще раз подумала о том, что Жан спит со своей женой, которую он всегда жалеет, но он почему-то ни разу не пожалел меня. Я увидела красивое тело, интерес в глазах, и как бы Марат ни пытался меня остановить, я с самого начала знала, что он не против, потому что женщина все всегда чувствует. Она всегда все чувствует. А еще, во мне была жуткая обида за то, что если Жан действительно имел ключ от двери и самостоятельно совершил побег, то почему он не подумал обо мне? Почему он бросил меня на произвол судьбы и не захотел мне помочь? Ведь если бы побег предстоял мне, я бы никогда не убежала без Жана. Никогда. Я бы бежала с ним, даже если бы это стоило мне жизни.

Я ходила по улице и сама не понимала, зачем я ищу оправдания тому, что произошло. Я пыталась доказать себе, что я ничем не обязана Жану, что он женатый человек и у него есть семья. А ведь я совершенно свободна. Я свободная женщина, у которой нет будущего, потому что она довольно крепко связала свою жизнь с женатым мужчиной.

Я чувствовала, как пульсируют мои виски, и, сев на первую попавшуюся лавочку, постаралась унять дрожь в коленях.

– Вам плохо? – Я подняла очки и посмотрела на сидевшего рядом дедушку, который пришел в скверик для того, чтобы выгулять свою болонку.

– Мне очень плохо, – честно призналась я и для того, чтобы незнакомый человек не увидел моих слез, вновь надела очки.

– Неприятности?

– Да, – махнула я головой и прикусила губу.

– Пройдет.

– Вы так считаете?

– Я в этом просто уверен.

– А у меня уже не осталось надежды.

– Черная полоса бывает у каждого.

– Слишком много черных полос, и уж слишком они затянулись.

– Это значит, что скоро будет много белых полос. Черные полосы означают только одно – скоро будут белые.

– А вы оптимист.

– И вам того же желаю.

– У меня не получается.

– У вас умер, что ли, кто?

– Я даже не знаю, умер или нет. Пропал.

– Если пропал, значит, найдется.

– А если не найдется? – Я вновь сняла очки и посмотрела на дедушку глазами, полными слез. – Как мне жить с тем, если он не найдется?

– Если он не найдется, значит, так было угодно богу.

– Но ведь так не угодно мне. Он же с мной состоял в отношениях, а не с богом.

– Мы все ходим под богом, и только ему решать, кто должен быть рядом с нами, а кто должен нас покинуть.

– Но ведь это жестоко.

– Жестоко то, что мы родились, и то, что мы вынуждены жить в столь жестоком мире.

– Я устала. У меня больше нет сил. Никогда не хотела наложить на себя руки, а теперь хочу, потому что знаю, что станет легче.

– Постыдись своих мыслей, – закурил сигаретку дед. – Такая молодая не должна думать о смерти. Ты просто обязана бороться за жизнь. Когда я в молодости перерезал себе вены…

– А вы резали себе вены? – перебила я деда на полуслове, потому что не смогла скрыть своего удивления.

– Было дело! По глупости и по молодости от сумасшедшей любви.

– И как вы остались живы?

– Когда я посмотрел на свои окровавленные руки, почувствовал головокружение и страшный гул в ушах, я огляделся вокруг и ужаснулся. Все было перепачкано кровью, и только тут до моего угасавшего сознания дошло то, что я умираю и что мне осталось совсем немного. Ты знаешь, как я захотел жить?! Ты даже представить себе не можешь, как я захотел жить. Я закричал диким криком от охватившего меня отчаяния, потому что понимал, что у меня уже нет никаких шансов. А потом у меня не стало даже голоса. Но у меня было сумасшедшее желание жить!

– И как вы выжили?

– Я нашел в себе силы доползти до соседки. Я живу в коммунальной квартире. Она вызвала «Скорую» и помогла мне перевязать руки. Теперь мне далеко за семьдесят, и я по-прежнему хочу жить! Мне страшно оттого, что когда-то я мог так наплевать на свою жизнь и чуть было ее не лишиться. Мои знакомые считают меня оптимистом. Я всегда заражаю их своим жизнелюбием и жизнерадостностью. Ни одна, даже самая большая любовь не стоит нашей жизни. Эти понятия ни в коем случае нельзя ставить на чаши весов. Жизнь всегда перетянет.