Мышуйские хроники (сборник) - Скаландис Ант - Страница 10

– ...или вот, к примеру, назовите мне вашу фамилию! – услыхал он вдруг. – Назовите. Я в тот же миг введу ее в компьютер. У меня, между прочим, есть в этой славной машине своя собственная блуждающая и жестко запароленная директория, в которую я и заношу все сведения о дальних и близких родственниках своих. Все, какие удалось разыскать за эти годы. Если вы, скажем, сами из этих мест происходите, то я почти наверняка сумею рассказать очень многое об истории соответствующего рода. Так как же-с фамилия ваша, милейший?

Кеша и не заметил, что уже уступил свое место за дисплеем скелету, а сам встал рядом, держась за спинку стула и пристально следя, как длинные костлявые пальцы с легкостью необыкновенной летают над клавиатурой, запуская специальные программы и вызывая скрытые файлы из глубины компьютерных мозгов.

– Пальчиков я, Иннокентий Дмитриевич.

– Пальчиков, Пальчиков, – зашептал скелет, а потом воскликнул: – Ба! Да вы откуда родом-то?

– Из Питера, на Литейном жил до пятнадцати лет, а потом... Батя у меня военный, сюда как раз и направили...

– Сия информация, милейший как раз не очень важна, – перебил скелет. – Пращуры ваши откуда? Не знаете случаем?

– Наверняка не скажу, но батя как раз уверяет, что отсюда, из Мышуйска.

– О! – скелет торжественно поднял вверх самый длинный и самый костлявый палец. – Тогда ошибки быть не может. Слушайте. Неподалеку отсюда в восемнадцатом веке знатное имение было, так и называлось – Пальчиково. Ваши наипрямейшие предки этими землями и лесами владели. А моя то фамилия, кстати, Юсупов, извините, что сразу не представился. Так вот дочь моя любимая, Аглая аккурат накануне осенней компании восемьсот пятого года – помните, мы тогда под Аустерлицем французов-то разбили с австрияками в союзе, генерал Вейротер блистательный был командир... О чем это я? Да! Аккурат в то самое лето Аглая моя и выскочила замуж за вашего прапрапрапрадеда Пальчикова. Он кстати там, в Австро-Венгрии и погиб, но род продолжить успел, и очень достойный, между нами говоря, дворянский род. Вы не смотрите на то, что фамилия такая смешная – Пальчиковы. Пальчиковы, они еще со времен Ивана Калиты на Руси известны были... Впрочем, давайте-ка проверим мою память. Глядите сюда!

Кеша попытался глянуть, но изображение перед его глазами плыло и колыхалось. И где ж это он очки оставил? Ведь сидел теперь позади скелета на стуле. А спать хотелось невыносимо, и не было даже сил встать и поискать проклятые стекла. Неожиданно для себя самого он напряг зрение и сумел разглядеть время в нижнем правом уголку на панели задач – 23.55.

«Э, так ведь через пять минут, пробьет ровно полночь, и придет аспирант Коринфаров, и карета превратится обратно в пустую тыкву, а лошади в мышей... Нет, это какая-то совсем другая сказка», – подумал Кеша, но такова была последняя мысль, посетившая его. Потом сон сморил окончательно.

Кто-то тряс Иннокентия за плечо. Пальчиков поднял голову и сначала увидал серое, потухшее стекло монитора, а уж потом обернулся и узнал старого друга Доку.

– Вставай, работничек. Я на целых два часа задержался, а ты не ценишь дефицитного времени. Эх, молодо-зелено! Это тебе, брат, по девочкам ночью бегать надо. Мне же полагается пахать в поте лица на свою кандидатскую, однако у нас как-то все наоборот получается. Точнее, даже не наоборот, а просто... по идиотски, – зарапортовался возмущенный Дока, – ерунда какая-то: ты приходишь ко мне в лабораторию и спишь!..

А Пальчиков все никак не мог понять , где он, и вот теперь принялся запоздало щипать себя за руки и за щеки.

– Это что, такой новый вид бодрящего массажа, – не понял Дока.

Кеша ответил вопросом на вопрос:

– Компьютер ты выключил или кто?

– А ты его включал, – ядовито поинтересовался аспирант Коринфаров.

Домой Иннокентий Пальчиков шел, как пьяный – на автопилоте. И только попив чайку в неурочное время, – в квартире-то все спали – начал потихонечку приходить в себя. Мучила его некая забытая деталь, и, нашарив в памяти подходящую народную примету, Кеша сообразил подойти к большому зеркалу в прихожей. И ведь помогло! Оттуда, из зазеркалья смотрело на него растерянное, утомленное, но счастливое лицо человека, познавшего тайну тайн. И ключ к разгадке был здесь, при нем, совсем рядом.

«Ну же, ну, еще немножко, ты вспомнишь, ну!»

От напряжения на лбу Пальчикова выступили бисеринки пота, они увеличивались на глазах, сливаясь в крупные капли и, наконец, побежали щекотными струйками вниз по лицу. Пальчиков не выдержал и полез в карман пиджака за платком. Но платок оказался слишком жестким и почему-то шелестящим...

И тогда он все вспомнил. Это был не платок – это была распечатка с компьютера. И еще на развернув первую страницу он уже увидел, словно читал сквозь плотный лист бумаги: «ГЕНЕАЛОГИЧЕСКОЕ ДРЕВО РОДА ПАЛЬЧИКОВЫХ ОТ ХI ВЕКА ДО НАШИХ ДНЕЙ». На пяти листах и внизу последнего лаконичная подпись в этакой изящной виньеточке: «Подготовил сотрудник Мышуйского университета Ск.Юсупов».

ГОМО СНЕГУС

– Не во всяком городе есть свой снежный человек, не во всякой стране даже, разве что в Греции. А вот в Мышуйске – есть. Вернее – был. Только знают об этом немногие. И вовсе не в милиции или там в горотделе ФСБ – эти у нас, как правило, ничего не знают. А когда им рассказываешь, так они не верят. «Не мешайте, говорят, работать. Что вы нас отвлекаете на каких-то путешественников во времени, да на гигантских рогатых пиявок из озера Бездонного? У нас серьезных проблем хватает». Вот и на этот раз никакие компетентные органы снежным человеком не заинтересовались. Кто заинтересовался, я вам попозже расскажу, а пока учтите, что подтвердить все это может, кроме меня, Михаила Шарыгина, только еще один человек – учитель биологии из школы номер восемь и мой сосед по подъезду Афанасий Данилович Твердомясов. Я его, честно говоря, недолюбливал раньше. Зануда он, да и к природе окружающей относится странно. Но в истории с Яшей, повел себя Афанасий Данилович, будем говорить, правильно… Я вам как сказал? С Яшей? Ну да, это он снежного человека так и назвал. Впрочем, обо всем по порядку.

– Давайте, – корреспондент профессионально точным движением перебрасывает микрофон от Шарыгина к себе и улыбается в камеру. – И я вас очень прошу: по существу, у нас время ограничено. Про милицию там, про ФСБ – необязательно, вы, главное, про этого, про Яшу. Хорошо?

– Так мы уже в эфире? – испуганно вскидывается Шарыгин.

– Прямой эфир на Москву из Мышуйска? Господь с вами! Это невозможно. Конечно, мы будем монтировать, вырежем, склеим все как надо… Однако, дорогой мой, нам же дальше ехать пора.

– Ну ладно, – успокаивается Шарыгин. – Короче, дело было так…

Конец марта – это у нас еще самая зима. Морозы стоят трескучие, особенно вечером, да в лесополосе. И на кой ляд понасадили рядами эти елочки вдоль бетонки, отделяющей город от полутайги? В летнюю жару там всегда чудесная прохлада, но ведь и зимой тоже на пять градусов ниже, чем в городе – Твердомясов не даст соврать. Я-то люблю по прямым аллейкам на лыжах пробежаться, иногда вместе с Парфеном и Иннокентием – бодрит, знаете, необычайно, а вот зачем Афанасий Данилович в морозилку эту полез, ума не приложу. Скольжу я себе широким, совбодным шагом и вижу: бредет он – экий чудак! – одет в потертое драповое пальто, легкую фетровую шляпу, джинсы, застиранные до белизны и ботиночки несерьезные какие-то, а рядом, словно его на поводке ведут – громила несусветный ростом далеко за два метра, поперек себя шире, ручищи до колен и огромная косматая голова.

Спутника я заметил не сразу, потому что укутывала его от шеи до щиколоток белоснежная шкура, а волосы седые покрывали не только голову, но и лицо. Стопроцентная зимняя мимикрия. Одно слово – снежный человек. Ну, прошли они мимо, а я дальше поехал.