Мышуйские хроники (сборник) - Скаландис Ант - Страница 29

На этом запись обрывалась.

Только полный тупарь мог бы не понять, что произошло с супругами Волдыревыми.

– Ну, и что же ты сделал, когда прочел тетрадь? – поинтересовался я. – Сразу побежал к той поляне?

– Не, – сказал Пустыш. – Я же советский человек. В милицию пошел.

– Иди ты ! – я не поверил.

– Да, да, – подтвердил он. – Я сначала пожалел, что так сделал. А потом сообразил: какая разница?

– Что ты имеешь ввиду? – не понял я

– А то что милиция об эти ягоды зубы обломала. Точнее, у них целый наряд в ноль сошел. И начальник отделения, набравший новый состав, отказался посылать молодых ребят на гиблое дело. Понятно, что после такого ягодами сразу заинтересовались компетентные органы. Генерал Водоплюев личным приказом прислал сюда роту особого назначения. Ребята в ней были все как один рослые. Косая сажень в плечах. И всяким невероятным вещам обучены – это ж сколько государственных денег ушло!

Но ягоды с кем угодно чудеса творили. Присяга присягой, а кушали их все без остановки. Только за ушами хрустело. И когда та рота тоже в ноль сошла, прислали уже сверхсовершенную команду. Суперспециально подготовленную и отдельно проинструктированную насчет стремительного помолодения. У них существовал категорический запрет на ягоды. Не то что пробовать – нюхать не велено было! Но тут и вышла маленькая накладочка.

Одновременно очень секретный отдел Главного технического управления ФСБ прислал из столицы в Мышуйск своего специалиста в звании полковника, но в штатском. Якобы ученого. Собственно, он и был ученым. Кажется, доктором наук. Без дураков. Вот этот доктор и принялся за изучение ягод всерьез. Понятное дело, держался доблестный чекист мужественно. К ягодам даже не притрагивался. Профессором его прозвали. И в воинской части любили, как родного. Однако для полноты картины Профессору в итоге понадобились люди, непосредственно подвергшиеся воздействию страшного яда. Короче, властью своей отменил он приказ Водоплюева и разрешил всему воинскому коллективу ягод попробовать. Тут же с невероятным энтузиазмом принялся за изучение последствий. Дня не хватило. Продолжал работать ночью. А славная команда отборнейших головорезов, превратившаяся теперь в ватагу двенадцатилетних пацанов, сильно притомилась, играя в футбол, и спать они легли, конечно, намного раньше Профессора. Намного раньше и проснулись.

Позавтракали замечательно. Готовила ротная повариха тетя Маша – вчера еще совсем старушка, а сегодня миловидная девушка лет двадцати, – и побежали опять на футбольное поле. Но – вот незадача! – лучший центральный нападающий Жека ногу подвернул и, соответственно, из игры выбыл. Ребятам из его команды замена понадобилась. Где ж нового игрока найти на закрытой территории? Хорошо, Коляныч сообразил: «Давайте Профессора ягодами накормим. Он помолодеет и будет с нами вместе гонять». Так и сделали. Пока московский специалист спал, ему через трубочку для коктейлей давленого сока тех ягод в рот залили, и когда проснулся, он уже был вполне достойным центрфорвардом, не хуже Жеки. Пять голов забил и привел своих к победе. Ну а через два дня, как обычно, никого в испытательном лагере не осталось. Никого. Только стрекозы гудели над лугами.

– А ты-то каким образом жив остался? – спросил я у Пустыша.

– Ответил бы тебе, – сказал Василий. – Да сам не знаю.

Мне кажется, он действительно не знал, и разговаривать дальше на эту тему не имело смысла.

А уже уходя, я вдруг вспомнил: «Надо же! Я его и не спросил, как пройти к той поляне с ягодами». Но тут же и понял: не к чему мне туда идти.

Я ведь и еще одного важного вопроса не задал Василию. Неужели страшной наркотической силе ягод не подвержены только те люди, которые попали сюда издалека, то есть из другого мира? Похоже на правду. И тогда существует какая-то связь между этими ягодами и обратной дорогой отсюда. Но почему-то не только спрашивать, но и размышлять об этом не хотелось.

Наверно, просто потому, что я окончательно передумал покидать Мышуйск.

ВОЛОСАТЫЙ СЛОН

Погода с самого утра стояла чудная.

Михаил Шарыгин мысленно написал эту фразу на облупленной стене Дворца культуры и призадумался: на каком слоге ставить ударение в слове «чудная»? А ведь, пожалуй, и так и так правильно. Восход был ясным, потом тучки натащило откуда-то, дождь пошел, потом опять солнце, и снова моросило, и снова солнце… Ну, прямо, Прибалтика, ей Богу! Вспомнилось Рижское взморье, беззаботная юность. Там сейчас хорошо, наверно – конец августа, не жарко, но купаться можно: мелкое у берега море прогрелось за лето основательно. А в мышуйских речушках и прудах холодновато уже. Скоро осень.

Сделалось грустно вдвойне. Невыносимо захотелось к морю. Не то чтобы просто вырваться из города – это само собой – а вот именно к морю. С чего бы вдруг? С недосыпа, что ли?

Михаил возвращался после ночного дежурства на главном городском сервере «мыш.ру». Сервер, как всегда, дурил: отказывался принимать корреспонденцию с адресов, записанных латиницей, а на любые англоязычные команды злобно огрызался. Это началось еще с тех пор, как в Мышуйске русифицировали все компьютерное хозяйство. Но сегодня случился полный «глюконат»: не удавалось отправить ни единой «мышаги», как называли в городе электронные письма. В общем, Шарыгин намучился, проверяя системные файлы, гоняя тестовые программы, осуществляя общую профилактику. За всю смену глаз не сомкнул. Думал, сразу домой и спать, а вот вышел в этот пронзительно свежий предосенний денек, пропитанный дождем и солнцем, и разгулялся неожиданно, зашагал по городу куда глаза глядят.

В данный момент глаза его глядели на афишу одного из самых крупных в Мышуйске залов – Большого зала ДК пивзавода. Настоящий дворец, выстроенный со сталинской помпезностью, вмещал он полторы тысячи зрителей на трех ярусах, и имел в своем арсенале не только огромную вращающуюся сцену и оркестровую яму, но и весьма солидный орган, поговаривали, второй в России после Зала Чайковского. Филармония скромно отдыхала в трех автобусных остановках от гордости пивоваров.

А Шарыгин любил послушать хорошую музыку и теперь внимательно изучил программу концертов и прочих мероприятий. Однако в мертвое утреннее время зал был отдан под лекцию известного в городе изобретателя и популяризатора науки Гурия Серафимовича Пимушина, который, если верить вчерашней газете, только что освободился из больницы имени Вольфа Мессинга.

На лекцию не слишком хотелось, но она как раз начиналась, и вход был бесплатный, да еще дождик вдруг зарядил с новою силой. В общем, Шарыгин второй раз перечитал объявление и решил, что зайти стоит. Ведь афиша-то висела примечательная. В рамках большой программы «Встречи со всякими людьми», причем под рубрикой «А знаете ли вы свой край, охламоны?» анонсировалось сообщение на тему «О вреде и реальной опасности облысения».

Шарыгин тихонько прошел в скупо освещенный зал и присел в среднем ряду полупустого партера. Огляделся: да нет, для утренней лекции народу даже слишком много, человек сто, как минимум. И все внимательно слушают.

Выступающий развешивал по трем большим доскам какие-то схемы, планы, большие цветные фотографии и длинные химические формулы. Говорил он громко, четко, даже артистично. И внешность имел колоритную: высокий, худой, жутко лохматый, лицо, как печеное яблоко – он напомнил Шарыгину Мика Джаггера, да и по возрасту, похоже, был ровесником знаменитому шоу-мену и новоявленному английскому рыцарю. Вот только понять, о чем говорит профессор Пимушин, никак Михаилу не удавалось.

Мелькнула почему-то забавная мысль: а что, если именно здесь и сейчас удастся узнать о Мышуйске нечто, способное направить ход его мыслей в правильное русло. Да, именно русло! Ведь Гурий вещал о реках Мышуе и Мышуйке. Но едва Шарыгин попытался сосредоточиться на этой теме, как тут же речь пошла о другом – о новой формуле чудодейственного эликсира «Волосатый рай». Давнюю историю с запрещением этого препарата Шарыгин смутно припоминал в апокрифах, ну, и решил теперь вслушаться, дабы узнать подробности. Так ведь и тут не удалось: минуты не прошло, а Пимушин уже взахлеб рассказывал о знаменитых мамонтах из полутайги, занесенных в Красную книгу, но по-прежнему варварски уничтожаемых спецподразделением генерала Водоплюева.