Заговор посвященных - Скаландис Ант - Страница 68

«Во Франции венки из васильков кладут на могилы погибших солдат», – вспомнилось вдруг Симону, он только плохо представлял себе, какой у василька запах.

– Кто это сочинил? – поинтересовался Грай, с трудом возвращаясь к реальности.

– Не знаю, – рассеянно отозвалась Изольда. – Наверно, я…

А возле его дома было совсем пусто, и в подъезде им никто не встретился. Почему-то это порадовало, хотя мнение соседей о его личной жизни уже давно не волновало Симона. Однако Изольда… Это был особый случай. Не просто девушка, а некое явление, и оно сильно, очень сильно выламывалось за рамки всего, что полагается называть личной жизнью.

Перед подъездом девушка еще раз подтвердила свою неординарность, неожиданно войдя в глубокий ступор, словно ее привезли совсем не туда, куда обещали.

– Ты здесь живешь? – спросила она, явно не в силах тронуться с места.

– Да, – ответил он просто.

Что еще он мог ей ответить? Снова шутить?

– Не может быть.

– Чего не может быть?

– Не может быть. Адлервег. Adler Weg… That's means ' Eagle Road '… Иглроуд… Не может быть! Путь орла…

– Плохой перевод, – заметил Симон. – Какой, к черту, путь орла – просто орлиная дорога, дорога орлов, если угодно.

Изольда посмотрела на него непонимающе, словно только что проснулась. Она говорила сама с собой об одной лишь ей понятных предметах, и его замечание было тут совершенно неуместно.

Зато они сумели все-таки преодолеть дверь в подъезд.

– Какой этаж? – спросила Изольда.

– Четвертый.

– Пошли пешком. Терпеть не могу лифтов.

Ну вот, еще и клаустрофобия в придачу. Что там у нас до этого было? Депрессия, страх одиночества, навязчивые идеи, мания преследования… Славный букет. Впрочем, клаустрофобия как раз кстати. Кровь, конечно, уже вытерли, но все равно ехать в той самой кабине, где сегодня утром случилось столь жуткое злодеяние, было бы неприятно даже закаленному штабс-капитану Граю. Ну и денек!

Войдя в квартиру, Изольда, не наклоняясь, нога об ногу, сняла туфли и, не дожидаясь приглашения, прошла в комнату. Туфли у нее тоже были необычные, Симон еще на мосту обратил внимание: изящный легкий верх из белых кожаных ремешков с золотой ниткой и массивные слоноподобные подошвы из сорботана. Мода на такой дизайн прошла года полтора назад, и сегодня сорботановые подметки пользовались популярностью лишь у спортсменов да у хулиганов, уличных воришек – чтобы от жандармов убегать удобнее было.

Изольда сидела с ногами на диване как затравленный дикий зверек и в продолжение этой аналогии смешно вертела в руках диск универсального пульта – ни дать ни взять мартышка и очки! Наконец ей удалось пробудить к жизни телевизор, правда, по выражению легкого изумления на лице белокурой подруги Симон догадался, что она ожидала какого-то другого эффекта. Может быть, музыку хотела включить или компьютер.

Шла программа местных новостей. Об убийстве на Адлервег, к счастью, ни слова, наверное, уже сказали раньше. Не хотелось сейчас об убийстве. Хотелось только выпить, обязательно выпить, отогреть эту девочку, привести ее в чувство, умыть, раздеть и ни о чем не спрашивать. В конце концов, она пришла к нему телевизор смотреть, что ли?

Однако стандартный, примитивный подход явно не годился для нестандартной Изольды. Вспомнился не к месту поручик Берген из Вроцлава, специалист по сексуальным преступлениям, служебные обязанности которого странным образом повлияли на личные пристрастия: с некоторых пор его стали возбуждать только невменяемые женщины, в крайнем случае, пьяные или обкурившиеся. Боже, каких только историй не рассказывал на дежурствах этот весельчак Берген! Нет-нет, здесь был совершенно другой случай. Симон должен был напоить ее – не в смысле упоить, а скорее в смысле отпоить – именно для того, чтобы смыть, устранить этот дикий налет патологий, избавиться от него хотя бы до утра, а потом он во всем разберется. Хватит уже задумываться, хватит работать! Он не хотел работать ни на полицию, ни на ОСПО, ни даже на самого себя – он просто хотел, наконец, отдохнуть. Ведь праздник же сегодня и первый день несостоявшегося отпуска. Ничего себе праздничек! Как странно вспомнить, что еще нынче утром он собирался уехать к морю…

Он вдруг увидел заинтересованность на лице Изольды и прислушался, о чем же говорят в новостях.

– Признание самой допустимости дискуссий об особом статусе Индии в составе Британской Империи, – комментировал обозреватель последнее сообщение, – было бы слишком серьезной уступкой сепаратистским настроениям, новая вспышка которых отмечается в Юго-Восточном Азиатском регионе. Наш даккийский корреспондент взял по этому поводу интервью у российского наместника в Восточном Пакистане господина…

– Изольда, – позвал Симон, – ты проявляешь повышенный интерес к индо-пакистанским проблемам? Знаешь, конкретно там я не был, но вообще Восток знаю хорошо, и Персию, и Китай, многое могу рассказать.

– Пер-си-ю, – раздумчиво повторила Изольда. – Персию, говоришь? Да нет, ну его в баню, этот Восток. Просто иногда я очень люблю послушать информационные программы.

Вот так она и сказала: информационные программы.

«Все, – подумал Симон. – Больше не могу. Хватит с меня этой бредятины. «Никогда не надо слушать, что говорят цветы, надо только смотреть на них и дышать их ароматом». (Этой цитатой из «Маленького принца» Экзюпери Симон, бывало, обольщал девушек еще в годы своей учебы в столице.) Все. Начинаем дышать ароматом».

– Понятно, – громко произнес он. – Никогда не надо слушать… – И вдруг закончил неожиданно для самого себя: – …информационные программы. Что будешь пить? Вермут? Ликер? Мускат?

– Зачем? – спросила Изольда.

Ну что ж, нормальный ход. Спасибо еще, что она не спросила «кого?»

– Затем, чтобы напиться, – простодушно пояснил Симон.

– Давай, – неожиданно согласилась с такой формулировкой Изольда. – А водки у тебя нет?

Он задумался на секундочку.

– Нет, водки нет. Есть виски.

– Давай виски.

Но пить она явно не умела. Пока хозяин ходил за льдом и содовой, Изольда ухитрилась налить в фирменный широкий стакан пальца на три и прямо на глазах у восхищенной публики – Симон только рот успел открыть – опрокинула это все… Куда? Ну, скажем так: половину в себя, половину – на себя. И тут же закашлялась. Сорок три градуса и дымно-дубовая горечь деранули, конечно, глотку, а по белой половине платья расползалось теперь желтовато-бурое пятно.

– Твое здоровье, – пожелал Симон. – По спине похлопать? Или уже все в порядке? Вообще-то «Баллантайн» обычно пьют немножко по-другому.

Изольда молчала и смотрела на него глазами бешеной кильки. Потом вдруг расплылась в блаженной улыбке.

– Мыться пойдешь? – спросил он.

– Не-а, потом. Налей как там у вас полагается.

Серебряной ложечкой Симон положил в стакан пяток ледяных кубиков, нацедил на треть виски и добавил почти доверху содовой.

– Держи.

И стал сооружать такую же порцию для себя.

Изольда сделала глоток, чуть запрокинув голову, опустила веки, а губы, влажные, зовущие губы приоткрыла, жарко дыша. В тот же момент не только брюки, но и рубашка показались Симону тесными, и он жадно отхлебнул добрую половину своей порции. Нельзя, нельзя бросаться на эту девушку сразу, она так красиво ведет свою партию, не мешай ей, говорил себе Симон.

Изольда сделала второй глоток, побольше. Облизнула губы быстрым соблазнительным язычком, сказала:

– Вкусно.

– Обычно женщинам не нравится, – хрипло проговорил Симон.

– А я не обычная женщина. Мне очень нравится, – прошептала она и, выпив все до дна, высыпала на себя ледяные кубики. Потом откинулась на диване, снова закрыла глаза и с тихим стоном стала медленно-медленно раздвигать колени.

Симон не помнил, допил ли он виски – это было уже неважно. Он поднялся, шагнул к ней и наткнулся на тонкие нежные пальчики, расстегивающие ему ширинку.

– Можно, я разденусь? Мне жарко, – шептала она, вставая, и промокшее черно-белое платье страстно взлетело над божественной девичьей фигурой, и у Симона захватило дух, и последней циничной мыслью было предположение, что у этой чудачки под платьем не должно быть больше ничего, раз уж она такая нимфоманка, но трусики были – потрясающие черные кружевные трусики, которые она мучительно долгим движением снимала уже сидя на краешке стола…