Черная вдова - Безуглов Анатолий Алексеевич - Страница 115

Утром 23 октября Валерий Платонович и я поехали на такси в устье реки Чернушки. Отпустив такси, мы пошли на берег, и Валерий Платонович объяснил мне, где следует искать его утонувшего знакомого. Я надел акваланг и полез в воду. Минут через 20 увидел под водой утопленника. На его теле был широкий пояс с отделениями наподобие патронташа. Я подумал, что в кармашках пояса и находятся золотые изделия. Когда я доставил утопленника на берег, Валерий Платонович заявил, что это другой человек и что золото находится в кожаной сумочке, которую его знакомый носил на руке. Валерий Платонович потребовал, чтобы я вновь занялся поисками. Я стал отказываться, потому что мне стало плохо. А тут ещё мы увидели лодку, направляющуюся к нам. В ней сидел какой-то мужчина Валерий Платонович испугался и побежал к шоссе. Я, сняв акваланг, последовал за ним. Мы остановили частника, ехавшего в город. В Южноморске Валерий Платонович ещё раз предупредил меня, чтобы я держал язык за зубами, не то буду иметь большие неприятности. Я понял, что попал в какую-то уголовную историю и решил на время исчезнуть из города…».

И дальше Трёшников сообщил следователям то, что они в общих чертах уже знали о скоропалительном вылете парня в Алма-Ату…

— Валерий Платонович называл при вас какие-нибудь фамилии, имена? — продолжал допрос Чикуров.

— Ни одного имени, ни одной фамилии, — категорически заявил Трёшников.

— А при каких обстоятельствах погиб его приятель, говорил?

— Вроде бы несчастный случай, ураган, — ответил допрашиваемый. — В городе говорили, что возле Верблюда пронёсся смерч. Ну я и поверил…

— Как вы расстались с Валерием Платоновичем после неудачной попытки найти золото? — задал вопрос Кичатов.

— Мы доехали на машине до центра. Валерий Платонович сказал: «Ну, разбежались! Не надо, чтобы нас видели вместе». Я сел на автобус и поехал домой, а куда поехал он на машине, не знаю.

— Виделись с ним после этого? — спросил Чикуров.

— Нет, — ответил Трёшников. — Я позвонил Нелле, моей невесте, она примчалась ко мне. А на следующий день я улетел в Алма-Ату…

— Вместо того, чтобы веселиться на собственной свадьбе, — не выдержав, сказал молчавший во время всего допроса капитан Жур, — и себе напортил, и нам задал работу!

Незадачливый жених только тяжело и протяжно вздохнул.

— Ознакомьтесь и распишитесь, — подал ему протокол Чикуров.

Трёшников читал медленно, часто прикладывая платок к хлюпающему носу, словно оттягивал время, а когда поставил подпись на всех листах, с опаской спросил:

— Ну и что мне теперь будет?

— А это пусть решает ваша невеста, — усмехнулся Игорь Андреевич. — Давайте пропуск. — Проставив в нем время окончания допроса и расписавшись, он сказал: — Возможно, вы нам ещё понадобитесь. Если нужно будет кое-что уточнить.

Ушёл Трёшников, все ещё не веря, кажется, в своё счастливое освобождение.

Как только за ним закрылась дверь, Жур подошёл к столу, взял протокол допроса.

— Тут упомянута некая Сторожук, — он отыскал нужное место, показал следователям. — Буквально за день до смерча произошла странная штука…

И капитан рассказал о непонятной истории с кражей у Оресты Митрофановны Сторожук пятидесяти тысяч рублей.

— Представляете, мы нашли воров, нашли те самые пятьдесят тысяч, воры признались во всем, опознали потерпевшую, а эта самая потерпевшая Сторожук по непонятным причинам отказалась и от своего заявления, и от своих денег. Не правда ли, странно?

Сообщение капитана до того заинтриговало Чикурова и Кичатова, что они попросили поднять документы той истории. И, ознакомившись с ними, следователи тоже нашли поведение Сторожук подозрительным. Кичатов и Жур срочно отправились на улицу Пришвина.

Элефтерия Константиновна Александропулос находилась во флигеле — белила стены. Следователь и оперуполномоченный уголовного розыска представились хозяйке, спросили, где её постояльцы — Валерий Платонович и Ореста Сторожук.

— Давно уже съехали, — ответила Александропулос. — Я вот решила устроить небольшой ремонт, а то прямо стыдно людей пускать.

— Как давно они уехали? — поинтересовался Кичатов.

— Недели две будет, — сказала хозяйка и, подумав, уточнила: — Точно, утречком двадцать третьего октября собрались и — до свидания…

— Куда уехали? Как — самолётом, поездом?

— В Москву, наверное… Своим ходом. У Валерия Платоновича ведь персональная машина, на ней они и приезжали.

— Как фамилия Валерия Платоновича? — спросил Кичатов.

Вопрос этот поставил Элефтерию Константиновну в крайнее затруднение. По её словам, она никогда не спрашивала у такого солидного постояльца ни паспорт, ни другие документы.

— Они что, жили у вас без временной прописки? — нахмурился Жур.

— Я как-то намекнула Валерию Платоновичу, но он сказал, что ни к чему такие формальности, да и неизвестно, сколько времени они тут будут жить. Вдруг вызовет начальство, и придётся срочно сниматься… Так уж получилось…

— Вы что, не знаете? На какой бы срок ни снималось у вас жильё, прописка обязательна, — строго выговаривал капитан. — А вы даже фамилию не спросили!

— Так ведь Валерий Платонович останавливается у меня третий год, — растерянно оправдывалась хозяйка. — Профессор… Работает в каком-то институте в Москве! Говорят, консультант Госагропрома!

— Порядок для всех общий, — сказал капитан. — А как Валерий Платонович представил женщину, которая была с ним?

— Женой. Иначе я бы не поселила их вместе, — фыркнула Александропулос.

— У меня не притон!

— Вы видели их свидетельство о браке? — усмехнулся Жур. — Или отметку в паспорте?

Виктор Павлович знал из документов в милиции, что Сторожук в настоящее время не была замужем.

— Не видела, — смутилась хозяйка. — Но профессор сказал…

— Сказать можно что угодно, — перебил её Кичатов. — Лучше расскажите, как они проводили время, кто бывал у них?

Александропулос сказала, что обычно старается не тревожить постояльцев: люди приехали отдыхать, если же все время торчать во флигеле, подумают, что она за ними подсматривает.

— Главное, все было чинно-мирно. Валерий Платонович человек солидный. Конечно, к нему приходили, но я не видела, кто именно. Иногда засиживались допоздна, но никакого шума-гама. Ещё профессор часто уезжал на своей машине с шофёром, говорил, что и тут дела.

— Может, вы заметили что-нибудь необычное в поведении постояльцев? — задал вопрос следователь.

— Необычное? — переспросила Элефтерия Константиновна и, немного подумав, улыбнулась. — На следующий день после приезда Валерий Платонович завесил ковром, — она показала на дверной проем между двумя комнатами, в котором отсутствовала дверь.

— Для чего? — поинтересовался Кичатов.

— Понимаете, ту, большую комнату, занимал Валерий Платонович, а эту, поменьше, — Орыся, — объяснила хозяйка. — Профессор плохо спал, а жена, говорит, храпит во сне. Вот и отгородился.

— А что в этом необычного? — пожал плечами подполковник.

— Я предложила навесить дверь, а Валерий Платонович сказал: пусть будет ковёр, у него, мол, дома тоже так… Между прочим, он вешал ковёр и в прошлые годы, когда приезжал. Чудак, правда?

Но эта причуда не особенно заинтересовала работников милиции. Им было важнее знать, где и как проводил время постоялец в день перед смерчем и потом, вплоть до своего отъезда.

Элефтерия Константиновна долго и мучительно вспоминала, что же было двадцать первого октября, и вдруг хлопнула себя по лбу.

— Вот склероз! Знаете, кто пришёл к профессору? Киноартист! — Она потёрла собравшийся морщинами лоб. — Фамилию забыла… Он играет в фильме «Выстрел на рассвете».

— Великанов? — подсказал Кичатов.

— Точно! — обрадованно закивала Александропулос. — Девчонки мои прибегают, кричат, посмотри, мама, кто пришёл к профессору! Ну я не удержалась, вышла во двор. Интересно все-таки живого киноартиста увидеть… На половину Валерия Платоновича, правда, не пошла, неудобно. Из-за забора глядела.