Гитлер и Сталин перед схваткой - Безыменский Лев Александрович - Страница 73

Теперь на этот вопрос можно ответить. В архиве генштаба Красной Армии хранились два документа, согласно которым во второй половине 1940 года готовилась новая война Советского Союза против Финляндии. Вот их содержание.

Документ первый: записка наркома обороны СССР маршала Советского Союза Тимошенко и начальника генштаба генерала армии Мерецкова. Авторы были хорошо знакомы с темой: новый нарком Тимошенко в конце войны командовал Северо-Западным фронтом, а бывший командующий Ленинградским фронтом Мерецков был автором плана войны в 1939 году и стал после нее начальником генштаба. Записка была датирована 18 сентября 1940 года, носила номер 103203/ов (то есть особой важности) и излагала соображения по развертыванию вооруженных сил Красной Армии на случай войны с Финляндией. После данных о состоянии финских войск следовало боевое задание.

«В основу нашего развертывания должно быть положено:

1. прочное прикрытие наших границ в период сосредоточения войск;

2. ударом главных сил Северо-Западного фронта через Савонлинна на Сан-Михель и через Лаппеенранта на Хейнола, в обход созданных на Гельсингфорсском направлении укреплений, а одновременным ударом от Выборга через Сиппола на Гельсингфорс вторгнуться в центральную Финляндию, разгромить здесь основные силы финской армии и овладеть центральной частью Финляндии.

Этот удар сочетать с ударом на Гельсингфорс со стороны полуострова Ханко и с действиями КБФ в Финском заливе;

3. одновременно с главным ударом Северо-Западного фронта нанести удар в направлении на Рованиеми – Кеми и на Улеаборг, с тем чтобы выходом на побережье Ботнического залива отрезать северную Финляндию и прервать непосредственные сообщения центральной Финляндии со Швецией и Норвегией;

4. активными действиями на севере в первые же дни войны лишить Финляндию порта Петсамо и закрыть для нее норвежскую границу на участке Петсамо, Наутси».

С этой целью предполагалось ввести в ход немалые силы: 46 стрелковых и 2 танковых дивизии, 1 мотодивизию, 3 танковых бригады, 13 артиллерийских полков и части обслуживания, из которых 11 дивизий должен был предоставить Ленинградский военный округ, 2 – Прибалтийский, 8 – Московский, 4 – Уральский, 2 – Северокавказский, 6 – Приволжский, иными словами – все округа Европейской части СССР. Генштабистская подготовка была стройной: создавались 2 фронта (армейских групп) – Северный и Северо-Западный, состав которых точно оговаривался. Северный фронт должен был захватить Петсамо, а в центре страны выйти на берег Ботнического залива, отрезав центральную Финляндию от Швеции и Норвегии. Северо-Западный фронт должен был овладеть Хельсинки. Балтфлот должен был уничтожить военно-морские силы Финляндии. Вся операция должна была называться «СЗ – 20».

Мерецков требовал больше войск, чем раньше (46 дивизий вместо 40). Видимо, он помнил зимние неудачи. Сколько же времени хотели потратить Тимошенко и Мерецков на осуществление «большого плана» Сталина? Об этом говорит второй документ – а именно директива наркома и начальника генштаба в адрес Ленинградского военного округа. Ему, как и в «зимней войне», предназначалась главная роль в новой операции против Финляндии. В свою очередь, после начала войны главную роль должен был сыграть создаваемый Северо-Западный фронт. Определялся и расчет времени: «…Основными задачами Северо-Западному фронту ставлю разгром вооруженных сил Финляндии, овладение ее территорией в пределах разграничений и выход к Ботническому заливу на 45-й день операции, для чего:

1. в период сосредоточения войск прочно прикрывать Выборгское и Кексгольмское направления, при всех обстоятельствах удержать Выборг за собой и не допустить выхода противника к Ладожскому озеру.

2. по сосредоточении войск быть готовым на 35-й день мобилизации по особому указанию перейти в общее наступление, нанести главный удар в общем направлении на Лаппеенранта, Хейнола, Хямеенлинна и вспомогательные удары в направлениях Корниселькя, Куопио и Савонлинна, Миккели, разбить основные силы финской армии в районе Миккели, Хейнола, Хамина, на 25-й день операции овладеть Гельсингфорс и выйти на фронт Куопио, Ювяскюля, Хямеенлинна, Гельсингфорс.

Справа Северный фронт (штаб Кандалакша) на 40-й день мобилизации переходит в наступление и на 30-й день операции овладевает районом Кеми, Улеаборг…»

Но и этот сценарий не удался, о чем я еще расскажу, когда речь зайдет о визите Молотова в Берлин в ноябре 1940 года.

Глава девятнадцатая.

Перед визитом, который не стал рубежом

Едва ли сейчас кто-либо станет отрицать исключительное по своим последствиям значение поворота, осуществленного в 1939 г. в советско-германских отношениях. Оно было ясно и во время подписания советско-германских соглашений, хотя значительная часть документов оставалась секретной. Даже не зная их, мир стал сразу ощущать далеко идущие политические последствия шага, потребовавшего от его участников пересмотра – пусть хотя бы внешнего – устоявшихся норм своего поведения. Инициатива в этом принадлежала немецкой стороне, в чем она проявила необычайную настойчивость.

Насколько эта ситуация повторилась осенью 1940 г.? Формально инициатива приглашения Молотова в Берлин снова исходила от немецкой стороны. Об этом шаге в высших политических кругах Германии дискуссия шла еще в марте 1940 г., причем тогда же рассматривалось предложение Риббентропа пригласить в Берлин самого Сталина. Эта идея не нашла у Гитлера отклика. Затем развернулась западная кампания вермахта, завершившаяся оккупацией Дании и Норвегии, Бельгии, Голландии, Люксембурга и катастрофическим поражением Франции. Первый сигнал о возможном приглашении Молотова был дан Риббентропом германскому послу в Москве Ф. фон дер Шуленбургу 26 сентября. Письмо Риббентропа Сталину с приглашением Молотова было подписано 12 октября, а вручено в Москве 17 октября 1940 г.

Для советского руководства это приглашение могло бы быть поводом для подведения определенных итогов курса, принятого в августе 1939 г. и вызвавшего столь серьезные последствия для расстановки сил на международной арене и соотношения сил ведших войну группировок. Каковы же были к осени 1940 года итоги сталинской «политики умиротворения»?

Позитив (с позиции советского руководства):

– расширение «предмостного укрепления» на Западе, включившее Западную Украину, Западную Белоруссию, Литву, Эстонию и Латвию как частей Советского Союза;

– осуществление мер по такому же расширению в районе Бессарабии и Северной Буковины;

– приобретение «законного» права голоса на Балканах в результате превращения СССР в дунайскую державу;

– подтверждение (хотя и неудачное) своей претензии на включение Финляндии в сферу советского влияния;

– кажущееся повышение международного статуса и влияния СССР, являвшегося ранее в глазах западных демократий «парией», а теперь ставшего партнером в дипломатической игре;

– перспектива усиления влияния на Ближнем и Среднем Востоке, в том числе на Турцию и Иран;

– обещание германских поставок для военной промышленности и РККА, знакомство с немецкой передовой технологией.

Негатив (с более широкой позиции):

– моральный ущерб, нанесенный престижу СССР как фактическому союзнику Германии;

– неудача в советско-финской войне, показавшая слабость Красной Армии;

– укрепление позиций Германии в Юго-Восточной Европе, угрожающее традиционным позициям СССР (в первую очередь, в Болгарии);

– отчуждение от Англии и США, являвшихся потенциальными союзниками в случае германской агрессии;

– начавшиеся советско-германские трения по ряду проблем (Прибалтика, Балканы);

– трудности в международном коммунистическом движении, связанные с советско-германским пактом.

Как выглядел этот политический баланс в плане тех военных мероприятий, которые Сталин считал необходимым ускорить в преддверии будущего конфликта? Война 1939-40 года явилась серьезнейшим сигналом практической неготовности Красной Армии к крупным конфликтам. Пропагандистски раздутые успехи на Хасане (1938) и Халхин-Голе (1939) ранее служили удобной маскировкой сложностей Красной Армии после периода репрессий. Финская война вынуждала к серьезным выводам (о чем свидетельствовал акт передачи НКО СССР от К. Е. Ворошилова С. К. Тимошенко). Начатые с конца 1939 года срочные меры в сфере развития военной промышленности и техники к 1940 году еще не давали, да и не могли дать значительных результатов, поскольку все они были запланированы минимум на 1941—1942 годы. Так, авиаконструктор А. Яковлев свидетельствует, что новые самолеты для Красной Армии могли быть запущены в серийное производство лишь в 1941 году. То же относилось и к танковой промышленности. Все заседания Главного военного совета – при свойственном тогдашней системе идеологическом обрамлении – утверждении превосходства всего советского – тем не менее сигнализировали о больших просчетах и ошибках военного строительства. И снова возникает поразительная параллель 1940 года к схеме принятия решений предыдущего 1939 года. Как сознание неизбежности германского нападения довлело над Сталиным и Политбюро в дни решения – принять англо-французскую или германскую схему? – так и на этот раз все сложные политические маневры стали предприниматься на фоне военных решений, а именно решений антигерманского рода. Разумеется, в этом был своеобразный парадокс сталинской политики.