Гитлер и Сталин перед схваткой - Безыменский Лев Александрович - Страница 75

– пакт не является чем-либо неожиданным для СССР;

– он означает вступление войны в новую фазу;

– пакт является следствием усиления агрессивности США и Англии;

– он подтверждает принципы советско-германского пакта 1939 г. и согласие, царящее между СССР и участниками пакта.

В общем комментарий склонялся к обвинительному тону против Англии и США. СССР же определялся как «верный своей политике мира и нейтралитета». 26 сентября 1940 г. советник-посланник в Москве К. фон Типпельскирх, уведомивший Москву о предстоявшем подписании, сделал ударение на антиамериканской направленности пакта. Он в этот же день сообщил о будущем письме Риббентропа Сталину и о предстоящем приглашении Молотова в Берлин. 20 октября 1940 г. Молотов сообщил Шуленбургу о том, что приглашение в Берлин будет принято, 22 октября Сталин ответил Риббентропу по содержанию письма и сообщил о сроках визита.

Но не только необычная в дипломатической практике форма обращения имперского министра иностранных дел не к своему партнеру Молотову, а прямо к Сталину, но и заблаговременное (в конце сентября) извещение адресата о предстоящем письме характеризовали этот шаг немецкого политического руководства, с которым связывались предстоящие важнейшие решения, предлагавшиеся Риббентропом.

Процесс принятия решений в условиях тоталитарного государства не был столь однозначен, как это принято полагать, и Гитлер (впрочем, как и Сталин) в ряде случаев принимал свои решения на основе сравнения нескольких альтернативных вариантов, предлагавшихся его ближайшими сотрудниками. Альтернативы активно рассматривались в Берлине и летом 1940 г., когда была закончена французская кампания и предстоял выбор дальнейших мер в ходе войны, которую Гитлер отнюдь не считал оконченной с поражением Франции.

Одной из таких альтернатив – наряду с немедленным началом «восточного похода» – являлась идея создания направленного против Англии так называемого «континентального блока», которая давно вынашивалась немецкими геополитиками, начиная с Ф. Наумана и Э. Екша в начале XX в. и кончая К. Хаусхофером. В основу этого блока должен был лечь союз Берлина, Рима, Москвы и Токио, к которому должны были присоединиться средние и малые европейские державы. Еще в период подготовки договора с СССР летом – осенью 1939 г. Риббентроп стал одним из энергичных защитников этой гипотетической идеи. Летом 1940 г. у него появились новые основания для разработки мероприятий по подготовке «континентального блока», причем Риббентроп активно старался стать посредником между СССР и Японией. Это была значительно более трудная задача по сравнению с урегулированием отношений СССР и Италии, которые уже тогда были нормальными. 4 октября 1940 г. во время встречи на Бреннерском перевале Гитлер и Муссолини договорились о «создании континентальной коалиции», причем Гитлер предложил: «Россию надо направить на Индию или, по меньшей мере, к Индийскому океану». Присутствовавший на беседе Риббентроп заметил, что «русские боятся Германии», однако Гитлер оценил реакцию Москвы на заключение тройственного пакта как «разумную». Начальник генерального штаба сухопутных сил (ОКХ) генерал-полковник Ф. Гальдер, анализируя после войны ситуацию 1940 г., считал, что в это время Гитлер полагал возможным избежать войны с Россией, если последняя не проявит экспансионистских стремлений в западном направлении. Для этого Гитлер «считал необходимым отвлечь русскую экспансию на Балканы и Турцию, что наверняка привело бы к конфликту между Россией и Великобританией».

Мог ли в расчетах Гитлера и планах немецкого генштаба возникнуть вопрос о возможном участии Красной Армии в военных операциях на стороне Германии? Если в нашей стране в былые времена уже сама постановка вопроса могла считаться кощунственной, то теперь следует без идеологических шор проанализировать некоторые документальные данные 1939—1940 гг.

Самое парадоксальное заключается в том, что подобная возможность была упомянута… самим Сталиным. Если обратиться к записям его беседы с Риббентропом 28 сентября 1939 г., то Сталин в своем (первом после долгих рассуждений Риббентропа) высказывании (согласно немецкой записи) так изложил свою точку зрения: «Господин имперский министр иностранных дел сказал в осторожной форме, что под сотрудничеством Германия не понимает военную помощь и не собирается вовлекать Советский Союз в войну. Это очень тактично и хорошо сказано. Это факт, что Германия в настоящее время не нуждается в чужой помощи и очевидно и в дальнейшем не будет в ней нуждаться. Но если, вопреки ожиданиям, Германия попадет в трудное положение, то она может быть уверена, что советский народ придет Германии на помощь и не допустит, чтобы Германию удушили. Советский Союз заинтересован в сильной Германии и не допустит, чтобы ее повергли на землю».

Эта запись (она делалась Г. Хильгером) имела малоизвестную, но весьма любопытную историю. В архиве И. В. Сталина сохранилось «сообщение Ф. фон дер Шуленбурга от 19 октября 1939 года», в котором посол уведомил, что Риббентроп собирается в очередной речи опровергать английские утверждения, будто он в Москве просил советской военной помощи, на что Сталин якобы ответил отказом («Ни одного солдата!»). Поэтому Риббентроп просил Сталина авторизовать немецкую запись сталинского высказывания на эту тему. Далее следовало это высказывание в русском переводе (видимо, сделанном в посольстве Германии): «Точка зрения Германии, отклоняющей военную помощь, достойна уважения. Однако Советский Союз заинтересован в существовании сильной Германии и в случае военного конфликта между Германией и западными демократиями интересы Советского Союза и Германии вполне совпадают. Советский Союз никогда не потерпит, чтобы Германия попала в затруднительное положение».

Что же действительно сказал Сталин? Полная советская запись всей беседы в архиве Сталина отсутствует. Однако есть специально выпечатанный фрагмент с пометкой В. М. Молотова: «Наш текст, вместо текста, имевшегося в речи Риббентропа (передано Шуленбургу 19.X.). На всем документе резолюция: „Секр. архив“. В. М.».

«Наш» (т. е. советский и отредактированный) текст гласил:

«Точка зрения Германии, отклоняющей военную помощь, достойна уважения. Однако сильная Германия является необходимым условием мира в Европе – следовательно, Советский Союз заинтересован в существовании сильной Германии. Поэтому Советский Союз не может согласиться с тем, чтобы западные державы создали условия, могущие ослабить Германию и поставить ее в затруднительное положение. В этом заключается общность интересов Германии и Советского Союза».

Сразу видно, что Сталин не хотел для публичной речи слишком явных обещаний («советский народ придет на помощь» и т. п.). Однако этот своеобразный обмен мнениями очень характерен для отношений двух диктатур. Риббентроп, имея задание выяснить, вероятна ли помощь, облек его в абсурдную форму: мол, военная помощь Гитлеру не нужна – и ждал реакции Сталина. Эта реакция и последовала.

Давал ли Риббентроп какой-либо повод Сталину для далеко идущего обещания? Действительно, перед отъездом Риббентропа из Берлина 26 сентября Гитлер высказал пожелание, чтобы будущее сотрудничество Германии и СССР включало военное партнерство, направленное против Англии. Надлежало прозондировать перспективу «регулярного союза в будущих боях против западных держав». Во исполнение этого задания министр и поднял в Москве вопрос «дальнейшего облика германо-советских отношений». Этот пункт Риббентроп излагал довольно расплывчато, намекая не только на сотрудничество, но и на то, что «в будущем могут быть вероятны и некоторые обязательства». Но он здесь же оговорился, что это «не должно означать, что Германия ожидает от СССР военной помощи». Она и сама справится с Англией и Францией.

Таков был внешний повод для заявления Сталина, о котором Риббентроп немедля сообщил в Берлин и получил оттуда ответ. На следующий день он категорически заявил Сталину, что «германское правительство не ожидает военной помощи со стороны Советского Союза и в ней не нуждается, зато экономическая помощь со стороны Советского Союза представит значительную ценность».