Печать на сердце твоем - Валентинов Андрей - Страница 62

С остальным не получалось. Згур давно уже понял, что «дикун» – совсем не «дикун». Лесной насельник, конечно, может научиться руками-ногами махать, но вот меч – дело другое. Итак: Ярчука учили, учили всерьез – и выучили. Далее: людям не верит, значит, есть причины. И еще, конечно, «женки»…

Выходило не особо складно. В таких случаях дядя Барсак советовал разговорить человека. В душу не лезть, а нащупать что-нибудь этакое, чего к этой самой душе поближе. Ну, например… о «женках». Нет, рано, «чугастр» обидеться может…

Часа через два решили передохнуть, благо по пути подвернулась подходящая полянка, посреди которой черным пауком лежал старый сухой ясень. Венет вопросительно поглядел на Згура, тот кивнул и принялся ломать сучья.

Язычки пламени весело заплясали над черными, покрытыми сухим мхом ветками. Венет прикрыл глаза, зашевелил губами. Згур вздохнул: опять молится! Каждому пню поклоны кладет! Поговорить, что ли, о «женках»? Нет, лучше о другом! Вот сейчас губами шевелить перестанет…

– Людь, значит, охранял?

«Дикун» задумался и, наконец, соизволил кивнуть. Згур еле сдержался от улыбки. Сейчас разговоришься!

– Да какой из тебя вояка? Вон, ноги еле волочишь! Кулаками да мечом махать – это еще не все! А если бежать придется?

– Добегу, боярин. Не сумлевайся!

Венет не обиделся. Голос звучал снисходительно, словно «дикун» говорил с мальчишкой. Но Згур не отставал:

– Как же ты меня охранять взялся? Беги – не беги… Выстрелят из-за кустов – и бегай потом!

Венет задумался, покачал головой:

– А ты не ходи, где не велено, боярин! Куда скажу, туда и пойдешь. В том и бережение – дорогу верну сыскать, да ворога заране приметить.

Невольно вспомнилась Улада. Помнится, Згур пытался объяснить ей нечто подобное.

– И кого ты от станичников охранял, Ярчук? Бояр, наверно?

– А и бояр! – невозмутимо ответствовал венет. – Бояре – они разны. Каких и охоронять не грех. Да и в деревне не только бояре, там и люди простой много. Их и охоронял. А супостатов, само собой – к ногтю!

Разговор грозил замерзнуть, и Згур решился:

– Я ведь тоже людь охранял. Помнишь ту девушку, что у ворот нас догнала? Ее Улада зовут…

– Ведаю. Дочь большого боярина. Так ведь ты ее обручник?

Згур кивнул, сообразив, что и так сказал слишком много. Венет задумчиво почесал бороду:

– Оно бывает…

– Что бывает? – удивился Згур.

– А то! Когда людь охороняешь, только о деле должно думать. Иначе до беды близко…

Похоже, его опять учили. Згур поморщился: тоже мне, наставник!

– А ты, значит, только о деле и думал?

Ярчук нахмурился, уставился в огонь, явно не желая отвечать. Но Згур не отставал:

– А драться где научился?

Об этом хотелось узнать с первого же дня их странного знакомства, но Згур все не решался спросить. Из гордости: вдруг не ответит?

Венет поморщился, но все же не стал отмалчиваться:

– Драться? Да везде учился. А особливо – у скандов. Я, боярин молодой, как с огнища подался, к скандам пристал. С ними и ходил почитай с три года…

Згур чуть не присвистнул. Сканды! О морских разбойниках слыхать приходилось. Теперь и удивляться стало нечему. Сканды – первые рубаки, тем и славятся.

– А что такое огнище?

Этому тоже учили: быстро меняй тему разговора. Иногда помогает.

Ярчук нахмурился, сдвинул кустистые брови:

– Али сам не ведаешь, боярин?

– У нас нет такого слова, – как можно спокойнее пояснил Згур. – Оно что, лехитское?

«Чугастр» долго молчал, словно не веря, наконец, вздохнул:

– Лехитское? Наше оно, венетское. Огнище – уголь там жгут. Сперва лес валят, затем ямы роют…

Згур невольно удивился.

– Так ты углежогом был? И у нас такие есть. А почему огнища проклятые? За добрый уголь серебром платят!

Ярчук покачал головой:

– Ровно мальчонка ты, боярин! Серебро! Когда в лес еще дитенком загоняют да кнутом к работе охотят. Когда на морозе дерева валишь, руками голыми сучья обламываешь, а потом не спишь – дым глотаешь! Много серебра унесешь! Видал, как крутит меня? Там мне все нутро и отбили. Совсем дохожу, особливо в мороз…

Згуру показалось, что он ослышался. Детей? Да еще кнутом? У них там что, людоеды живут?

– Дитенки – они малые, шустрые, всюду пролезут. Да и опаски у них нет. Дым там такой, что иной и месяца не выдерживает. Вот и свозят их на огнища. Понял ли, боярин?

Згур покачал головой:

– Нет, не понял. Не понял, как это вы такое терпите? У нас бы!..

– У вас? – на лице Ярчука промелькнула злая усмешка. – Ой, не хвались, боярин! Тебя б туда, к яме вонючей, чтоб червей жрал! Да и неправ ты, не все и у нас терпят…

Згур уже не удивлялся. Скорее, чувствовал странную неловкость, будто невзначай обидел «чугастра».

Солнце уже склонялось к верхушкам деревьев, когда на дороге появился след. Он выворачивал прямиком из лесу: две ровные полосы, одна подле другой. Вероятно, сани, однако следов копыт почему-то не было. След вел прямо, и Згур невольно ускорил шаг. Где след, там и люди. Ночевать среди сугробов не хотелось.

Они поспешили дальше, надеясь выйти к жилью. Но вокруг был все тот же лес, а след вел в самую глушь, словно заманивал.

Сани прошли совсем недавно, легкий снежок, падавший с серого неба, еще не успел запорошить неглубокие борозды. Несколько раз Згур остановился, пытаясь услышать далекий перезвон колокольчика. Но вокруг стояла мертвая тишь, и Згуру внезапно стало не по себе. Сани едут без лошадей, колокольчик не звенит…

Вскоре все стало ясно. Деревья слева поредели, за ними забелел снег. След свернул на большую поляну. Згур переглянулся с Ярчуком, резко оттолкнувшись, проехал с десяток шагов – и замер, едва не упав. Перед ними был погост.

Большая поляна горбилась рядами деревянных надгробий-голубцов, небольших, едва видных под снегом, и огромных, в человеческий рост. По темному старому дереву змеились хитрые узоры, среди которых Згур сразу же заметил застывших голубей со сложенными крыльями. Потому и «голубцы». Голубь – душа людская, прилетит и вновь вспорхнет.

Погост казался древним, брошенным. Некоторые голубцы покривились, иные и вовсе упали, однако кто-то здесь явно бывал. Санный след петлял прямо среди могил, и Згуру захотелось немедленно повернуть назад. Это кто же на санях без лошадей на погост ездит? Ответ прост, да отвечать не тянет.

– И при погосте людь живет, – внезапно заметил Ярчук, и Згур облегченно вздохнул. Стало стыдно: «дикун» вроде как успокаивает. И вправду, чего бояться? День на дворе!

– Ну, пошли!

Санный след повел влево, затем резко свернул, потом вновь пошел в сторону, словно неведомый ездок объезжал знакомые места. Чем дальше они шли, тем менее заброшенным начинал казаться погост. Возле некоторых могил снег был убран, на голубцах зеленели сосновые ветки, а кое-где, прямо на снегу, были положены куски лепешек, а то и целые куличи.

– Не иначе, сороковины правили, – предположил венет. – Потому и след…

«Только лошадей забыли, " – хотел добавить Згур, но все же промолчал. Кто их знает, обитателей здешних?

Погост заканчивался. Впереди уже темнела лесная опушка, перед которой стоял неровный ряд голубцов – последний, самый древний. Некоторые и на голубцы не походили – целые столпы-домовины: ладно срубленные, с маленькими окошками, с заколоченными, забитыми надежной осиной, дверями, высоким крыльцом и даже резным коньком. Слева стояла самая большая – на четырех толстых сваях. Крыльца не было, не видать и двери, хотя наверх вела короткая широкая лестница. Не иначе, ход с другой стороны прорубили, хотя зачем – непонятно.

Згур оглянулся, пытаясь найти санный след, но он будто сгинул. А может, и в самом деле сгинул – оборвался у старых надгробий, словно сани с седоком сквозь землю провалились. А вдруг и вправду провалились?

– Эй, заблудились никак?

Згура из холода бросило в жар. Голос был негромкий, женский, и доносился он как раз слева.