Печать на сердце твоем - Валентинов Андрей - Страница 87

– И я могу, – вновь согласился Згур. – И каждый это может. Вот только явятся ли они на зов – не знаю!

Згур хотел пригласить гостей к обеду, но те уже собрались уходить. Как выяснилось, неуемный Ярчук, едва успев обнять своих знакомцев, убежал в город, к какому-то Долбиле, который всем местным кузнецам голова. А уж с Долбилой они направились в гончарный посад, после – к кожемякам, затем – к мясникам…

Стало ясно – венет нашел себе дело. Згур порадовался за «чугастра» и рассудил, что пора и самому собираться, пока венету вновь не взбредет в голову его оберегать. Уйти можно будет завтра поутру. Надо лишь с «катакитами» попрощаться, да с Чудиком дела обговорить. Впрочем, бывший наместник и сам разберется. Все было ясно, но Згур внезапно почувствовал странную неуверенность. Словно не домой возвращается, а от службы бежит. Будто он не сотник Вейска, а вожак бродячей ватаги, у которого ни дома, ни родной земли, а только франкский меч с Единорогом да верные друзья, готовые идти на смерть за горсть серебра.

Чудика в лагере не оказалось. Згуру доложили, что «компаро» в городе, не иначе по румскому вину соскучился. И действительно, прошлым вечером Чудик даже не приложился к браге, а был серьезен и вел бесконечные беседы с гостями, расспрашивая о Лучеве, о кнесне Горяйне и почему-то о прошлом урожае. Фрактарии рассудили, что наутро «компаро» одумался и побежал наверстывать упущенное. Згур удивился – Чудик был не из тех, кто покидает лагерь, не спросясь, но потом решил, что не одному ему надо иногда потешить душу. А вдруг Чудику брага поперек горла стала?

Между тем пристань вновь опустела, хотя еще утром была полна любопытствующего народу. Згур, вспомнив о старшом стражи, что с дегтем знакомство свел, приказал поставить дополнительных дозорных и глаз не смыкать. Лучев ему не нравился. Слишком быстро здесь пугались и слишком быстро забывали страх.

Фрактарии, побывавшие в городе, спешили поделиться увиденным. Крюк с презрительной миной сообщил, что стены Лучева годны лишь для скотьего загона, а ворота можно вышибить сапогом. О городской страже он и говорить не стал, заметив, что венты – и есть венты. К тому же эти венты души не чают в своей кнесне, причем считают ее великим воителем и верят, что она одной левой разнесет рогатых скандов. Последнее насмешило парня более всего, и он был готов долго рассуждать о том, на что годятся бабы на войне.

Згур вспомнил темную комнату, бледное лицо под черным платком. «У нас не осталось ни воинов, ни серебра…» Что будет, если сканды ворвутся в город? Может, кнесна действительно возьмет меч, чтобы погибнуть у ворот крома? Згуру стало не по себе. Даже в дни Великой Войны, когда закованные в железо сполоты шли на Коростень, волотичи не сдавались так легко. Нет серебра, погибли воины – но есть еще люди, здоровые, с руками и ногами. Главное, чтобы сердца не были заячьи…

Чудик появился в лагере уже ближе к вечеру. Не отвечая на вопросы, он быстро прошел к лодье, над которой развевался Стяг. Згур поспешил навстречу. Он уже понял – бывший наместник задержался не из-за лишнего глотка румского.

– Хайра! Компаро комит, нам надо идти! Срочно!

Згур не стал переспрашивать, застегнул фибулу, поправил меч.

– Пошли! Вдвоем пойдем?

Чудик на миг задумался, кивнул:

– Да. Там не протолкнуться…

Город был вновь пуст. Но это была не вчерашняя мертвая пустота. На улицах стояла стража, а из открытых окон выглядывали любопытные лица. Женские – мужчины куда-то исчезли. Згур подумал, что они идут в Кром, но Чудик кивнул на улицу, ведущую с горы:

– Туда! Там главная площадь.

И, отвечая на немой вопрос Згура, добавил:

– Они собрали эклезию. Хотят видеть тебя, компаро комит.

Згур хотел переспросить, но вспомнил, что значит это румское слово. «Эклезия» – «сонмище». У сполотов это называется вечем, у сиверов – толковищем, а у волотичей – попросту сходом.

Большая, сплошь заполненная народом площадь не шумела – ревела, словно Змеиное море в осенний шторм. В первый миг Згур даже растерялся. Почему-то показалось, что толковище уже идет стенка на стенку, кулаки врезаются в скулы, крушат ребра, пальцы выхватывают припасенный засапожник…

Но вскоре стало ясно – до драки не дошло. Зато орали от души – истово, заходясь. Трудно было даже разобраться, о чем спор. Посреди толпы возвышался дощатый, крытый белым сукном помост, на котором стояли двое – огромный бородатый мужик, сам себя в плечах шире, и худой, словно жердь, старикашка в богатой алеманской ферязи.

Згур, ведомый Чудиком, пробрался поближе к помосту. Оглядевшись, он заметил неподалеку еще одно возвышение – побольше. Там сбилась в кучу дюжина бородачей в богатых шубах с высокими посохами в руках. Згур невольно усмехнулся – не бояре ли? Видать, они и есть.

Наконец, вопли поутихли. Бородатый взмахнул ручищей, в воздухе мелькнул громадный кулак:

– Бросили! Бросили город наш бояре! Кубыть портки старые! На поталу бросили, сукины дети! Под скандски мечи!

Дружный рев был ответом. Згур начал понимать. Добрые горожане наконец-то взялись за ум.

– Аль стража у нас не кормлена? – вел далее здоровяк. – Ишь, ряхи наели, кубыть хомяки!

– Верно! Верно речешь, Долбило!

Ах вот он, Ярчуков знакомец! Несмотря на нелепое имя, кузнец Згуру сразу понравился.

– Погинул кнес наш! Погинули вои! Но город не погинул! Да тока без защиты он, кубыть девка без рубахи…

– Боярин Верть обещал… – встрял было старик в ферязи, но Долбило вновь махнул кулаком:

– Нишкни! Нет веры боярам. За зброю браться надобно!

– За зброю! За зброю! – прокатилось по площади. – Не отдадим Лучев!

Згур улыбнулся – молодцы!

– Ах ты, мурло неумытое, голова пустая! – срывая голос, завопила ферязь. – Мечом рубить – не молотом махать. Не твое это дело! Вои перебиты, казна пуста, а вы, кузнецы да горшечники, кожемяки да бронники, в собачий корм пойдете опосля первого же боя!

– Верно! Верно! – завопил кто-то. Площадь откликнулась недовольным гулом.

– Аль забыли, что у соседей сталось, в Зелен-Озере? Вышли таки горлохваты против скандов, и где теперь Зелен-Озеро? Горлохваты под землей лежат, а женки их – под скандами пыхтят. А потому к мадам идти должно, да в ноги падать, чтоб город наш под крепку руку взяли! А не к мадам – так к алеманам!..

Его прервал дружный крик:

– Не любо! Не любо! Не предадим кнесну нашу! Нам иных не надобно!

– К мадам не пойдем! – рыкнул Долбило. – И к алеманам идти неча. Не помогут! Их самих сканды, кубыть поросят, потрошат. А что воев нет – не беда. Вот, войско прибыло – его и наймем! Чай найдем серебришко!

Згур наконец понял. Вот почему Ярчук по знакомцам побежал! Но ведь их всего две сотни…

– Видали, людь добра, как они скандов-то в окорот взяли! У них огонь горючий румский есть. А что мало их – не беда. Мы сами в их войско пойдем – научат!

– Любо! Любо! – откликнулась площадь. – К кнесне идтить надобно! К кнесне!

– Очумели, што ль? – воззвала всеми забытая ферязь. – Людь сурьская! Богов побойтесь! Иноземцы они, иноверцы! С иноземцами и хлеб делить неможно, и щи хлебать! А вожак их – скоблено рыло, он город наш в пояс завяжет да женок ваших на потеху возьмет!

Згур провел рукой по подбородку. Побриться он не успел, а посему чувствовал себя неловко. Интересно, сколько «женок» в славном Лучеве? Этак на всю жизнь застрянешь с подобной «потехой»!

– Мы своих женок сами охроним! – Долбило оттолкнул плечом старика, шагнул вперед. – Иноземцы, говоришь? Иноверцы? А мады твои кто? Алеманы? Не скоблены рыла? А вожак ихний из Ории будет, из Коростеня-города. Там они своих бояр вконец извели…

Площадь вновь зашлась криком, а Згуру стало не по себе. Косматый дернул его брагу пробовать! Уходить надо было вчера, сразу, сегодня бы уже за сто верст коня поил!

– Я решил позвать тебя, компаро комит, – шепнул Чудик. – Думаю, мы сможем уговорить ребят…