Компрессия - Малицкий Сергей Вацлавович - Страница 61

– На чем оно основано? – расширил глаза Кидди.

– На ощущении, – щелкнул пальцами наставник. – Возможно, ложном.

– Подождите! – воскликнул Кидди. – Неужели нельзя вот так просто это проверить?

– Как проверить? – ухмыльнулся наставник. – Может быть, спросить? А вам не приходило в голову, что если вдруг опекун имеет личностное начало, то он будет его скрывать самым тщательным образом?

– Почему?

– Чтобы выжить, – хохотнул наставник. – Человечество уничтожает все, что вызывает у него страх.

– А страх чаще всего вызывает то, что не поддается пониманию? – предположил Кидди. – Вы сказали: «Главное – не заблудиться». Что это значит?

– Каждый логик входит в опекуна через свой порт, выйти он может только через свой порт. Нужно не потерять выход, иначе кроватка не отпустит логика и придется вызывать техников. А это не слишком приятная и вовсе не безопасная процедура. Между тем не заблудиться просто – нужно всего лишь помнить номер порта. Твой номер сорок семь. Выучи его наизусть!

Работа логиком оказалась одновременно и захватывающей, и невыразимо однообразной. Уже на третьем сеансе наставник допустил Кидди к самостоятельным полетам. Именно полетам, по-другому путешествия в логические цепи опекуна и в голову не пришло бы назвать. Логик ложился на кровать, погружался в пористую массу, закрывал глаза и называл номер порта. Перед ним зажигалась голубоватая окружность, усилием воли логик перемещался внутрь нее, и безумная красота внутреннего мира опекуна открывалась ему. Это было сплетение двух лабиринтов, пронизывающих абсолютную черноту. Объемная паутина голубоватых линий-нервов сочеталась с месивом серых тоннелей, которые наставник назвал лимфой опекуна. «Мы нанороботы в башке гиганта! – повторял он Кидди. – Ползаем или летаем по его лимфоканалам и восстанавливаем нервные волокна! Никаких инструкций, только интуиция! Интуиция, которая и приводит к логическим решениям! Чудесно, не правда ли? Ползешь по серому тоннелю и смотришь. Как почувствуешь дисгармонию, действуешь. Увидишь обрывок волокна, замкни его с контуром. Обнаружишь голубой колтун, узел – растаскивай его и расплетай! Если сделаешь работу хорошо, новый узел и через месяц не затянется, если сделаешь плохо, через день будешь на это место возвращаться!» «Как замыкать, как распутывать?» – спрашивал Кидди, которого в первые сеансы наставник вытаскивал через собственный порт. «Ручками! – отвечал наставник. – Ручками!»

«Колледж, университет, академия, – первое время думал Кидди, пытаясь поймать виртуальными пальцами какой-нибудь слепой отрезок светящегося волокна. – Стоило учиться почти двадцать лет, чтобы заниматься не просто ручным трудом, а трудом бессмысленным и рутинным?»

Эти мысли ушли от Кидди уже через неделю. Вскоре он с нетерпением ждал каждой рабочей смены, хлопал по плечам новых друзей, подшучивал вместе со всеми над оргом на входе в управление опекунства, а главное – ложился на глянцевую поверхность своего рабочего места, тонул в нем и отправлялся на пять часов в архитектонику голубых линий. Через полгода, когда выяснилось, что построения Кидди стабильнее всех прочих, что вместо колтунов и обрывов на его участке царят совершенные спирали, мозаики, многоугольники и немыслимые лабиринты, его начали привлекать на чужие участки. Он выбирался в широкие серые тоннели и улетал куда-то невообразимо далеко, как ему казалось, за пределы не только серого здания управления опекунства в городе, но и за пределы материка, потому что линии порой представлялись бесконечными вплоть до того места, где вновь обращались путаницей и обрывками, которые именно Кидди приходилось склеивать и распутывать.

– Как ты это делаешь? – однажды спросил его наставник, который уже через месяц стал просто его приятелем.

– А ты? – улыбнулся Кидди, который быстро превзошел своего учителя, но по-прежнему с интересом изучал выстроенные им конструкции.

– Я… рисую, – смутился парень. – Пытаюсь создать симметрию. Закончить те фигуры, которые мне чудятся в переплетении линий, очистить те, что уже существуют, заполнить их внутренние объемы. Порой изображаю какие-то здания или формы.

– А я пою, – улыбнулся Кидди. – Не голосом, нет. Ловлю обрывок нити и чувствую вибрацию в нем. Другой рукой ищу тот же тон вокруг себя, иногда нахожу его далеко в стороне и тяну туда обрывок, разрушаю какие-то глухие фигуры, чтобы соединить два тона в один. Если попадаю на колтун, растаскиваю его по чистым тонам, потом соединяю те, что звучат в унисон или в гармонии. Пытаюсь заставить звучать мертвые волокна.

– Понятно, – восхищенно выдохнул парень. – Ты рвешь действующие связи, чтобы создать что-то еще более совершенное! Тогда смотри, заберут тебя от нас в сердце опекуна!

– Какое еще сердце? – не понял Кидди.

– Видел толстые и ровные жгуты, которые уходят в глубь опекуна, но не сопровождаются лимфой? – усмехнулся парень.

– Да, но я решил, что это выход к филиалам или энергетическим системам, – предположил Кидди.

– Говорят, что это выход к сердцу опекуна, – прошептал парень. – Там, в таком же зале, как наш, стоят подобные ложа, а на них лежат мудрецы. Молодые и старые, те, кому подвластна гармония.

– И что же они делают? – не понял Кидди.

– Они думают! – Парень поднял палец к потолку и расхохотался. – А мы тут расплетаем результаты их мозговой деятельности!

Кидди не попал в сердце опекуна, потому что на скалах близ поселка Торскен расцвел огненный цветок, и все голубые линии в голове Кидди слиплись в один нерасплетаемый, пылающий холодным пламенем колтун.

54

Магда бросила линию вечером, когда черные стены загораживающих горизонт жилых монстров украсились сотнями тысяч огней. Радостный отец, только что потчевавший сына какими-то блюдами, которые тот вроде бы обожал в детстве, постепенно уснул в кресле, по принуждению времени принявшем очертания его тела. Кидди выключил монитор, вытащил из шкафа и бросил на диван тонкое одеяло, погасил свет и почувствовал зуд в запястье.

– Привет, – ответил он Магде, выйдя на кухню.

– Привет. – Она держалась бодро, но ее бодрость показалась Кидди чрезмерной. Она явно нервничала.

– Что скажешь?

Он позволил ей начать первой.

– У тебя симпатичные маечки.

– Штанишки тоже ничего. Высмотрела по TI200?

– Не знаю. Ты на всех каналах, достаточно бросить твое имя в запрос, как экран расцветает квадратиками. Я даже разглядела у тебя спектральные очки. Когда я работала на Земле, с такими запрещали заходить в бар. Разглядываешь тела девчонок сквозь одежду?

– Это запрещено?

– Не знаю. – Голос уже дрожал. – Такие очки очень дороги. Но если какой-нибудь парень съездит тебе по физиономии из-за внимания к его подруге, проблемы будут не только у него, но и у тебя. Ты соскучился?

Она прицепила вопрос к предыдущей фразе так, чтобы он проскочил незаметно, но молчание Кидди не позволило его замаскировать.

– Я не должна спрашивать? – растерялась она. – Прости меня.

– Где ты работала на Земле?

– Зачем тебе?

– Пойду туда поскучать. – Ему отчего-то стало смешно. – Если мне запретят вход в этих очках, это будет значить, что ты меня не обманула.

– Это ничего не будет значить. – Она постаралась говорить жестко. – Точно так же, как ничего не будет значить любая информация обо мне, о тебе, о чем угодно до того момента, пока ты мне нужен… – Почему ты молчишь?

– Да так. – Кидди вспомнил Монику, поднимающуюся из бассейна, Магду, согнувшуюся над ванной и попытался представить их лица, но увидел лицо Сиф. – Раздумываю над качеством слова «пока».

– Обычное слово. – Она помолчала мгновение и поспешила добавить: – Программу Порки смотрели в баре человек триста. Примчался Келл и сказал, что его шеф, Котчери, сейчас будет на прямой линии с центральной студией в программе о компрессии, и потребовал включить монитор. Откуда-то набежали посетители, так что в течение часа у нас был настоящий спортбар. Ты держался молодцом, правда, народ потешался над твоей формой, Тусис сказал, что ты увеличил знаки различия раза в два. А еще все были удивлены замом министра, Бэльбиком. У нас тут ходили слухи, что он на самом деле карлик, а парень оказался вполне себе среднего роста!