Дневник войны со свиньями - Биой Касарес Адольфо - Страница 28

33

Возможно, потому, что утро было холодное и сырое, Видаль на своем пути встретил всего один карательный отряд. «Звери, – подумал он, – но не настолько, чтобы рисковать своим здоровьем». На площади Гуэмес он вспомнил, что именно здесь, возвращаясь с кладбища в Чакарите, он поймал такси: казалось невероятным, что это было не в далеком прошлом, а всего лишь накануне. Защищенный толстыми стволами деревьев, чья нежно-зеленая листва смыкалась над его головой, он шел по улице Гватемала, вглядываясь в номера домов и стараясь, чтобы кучка парней на углу – кажется, улицы Араос – не заметила его. Оказалось, что дом под номером 4.174 состоял из двух корпусов с садиком между ними, магнолией и солнечными часами. Он толкнул полуоткрытую дверцу железной ограды, зашел в сад, поглядел на свою бумажку и отомкнул самым большим ключом одну дверь: в вестибюле никого не было. Он поднялся по лестнице, открыл другую дверь, прошел по длинному коридору между крытой галереей слева, выходившей в патио, и стеною с рядом дверей справа. Из-за второй или третьей двери выглянула молодая женщина, которая беззастенчиво уставилась на него. Видаль подумал: «Бедная Нелида! Столько было разговоров о ее доме, а это всего лишь еще один муравейник». Он снова справился по записке, поднялся по витой зеленовато-серой железной лесенке и оказался перед дверью с белым блестящим эмалированным кружочком, на котором была цифра 5. Чтобы не входить без предупреждения, он постучал, и, когда уже хотел вставить ключ в замок, ему открыла Нелида.

– Какое счастье! – воскликнула она. – Я боялась, что ты передумаешь и не придешь. Входи. Теперь, по-моему, с нами ничего плохого не может случиться.

Видаль с восхищением подумал: «Другие женщины не показывают, что любят. Остерегаются. Они не уверены в себе и не так сильны». Квартира Нелиды его ошеломила. «Действительно дом. Она не преувеличивала». Они стояли в зале, показавшемся ему огромным, с высоким, расписанным гирляндами потолком; зал был разделен как бы на две комнаты: в одном конце столовая со столом, стульями, буфетом, холодильником, в другом – гостиная со столом, плетеной кушеткой, такими же креслами, креслом-качалкой, телевизором. Видаль заметил в смежной спальне кровать и гардероб. Ему подумалось, что после долгой ходьбы по всем этим коридорам и лестницам особенно удивительно очутиться вдруг в такой комфортабельной, хорошо обставленной квартире.

– А мне у тебя нравится, – сказал он.

– Но ты же почти ничего не взял с собой.

– Ты сама мне советовала не привлекать внимание моим переездом.

– Ты пришел, чтобы остаться? – спросила Нелида.

– Если ты меня принимаешь.

– Несколько дней потерпишь, а когда все успокоится, сходим за твоими вещами. Подождешь минутку? Я займусь завтраком…

Пока Нелида хлопотала на кухне, Видаль прошелся по квартире. Он увидел внутренний дворик с цветочными клумбами, спальню, где стояли двуспальная кровать, гардероб, два ночных столика и в двух больших овальных рамах черного дерева висели две фотографии, похожие на рисунки пером, – господин и дама старомодного вида.

– Кто это на фотографиях? – спросил он.

– Дедушка и бабушка, – отозвалась из кухни Нелида. – Не беспокойся, я их уберу. Как только я сюда переехала, я решила их снять.

Он хотел было ответить, что они ему не мешают, но сдержал себя, побоялся, что такой ответ будет не вполне пристойным. В этой квартире ему было хорошо. Жаль, конечно, что не удастся забрать все свои вещи; теперь единственное, что его огорчало, так это мысль о возвращении даже на время на улицу Паунеро. В этом блаженном состоянии он все же подумал: «Смогу ли я здесь жить, не чувствуя себя нахлебником?»

34

Одно его удивило: Нелида, не таясь, говорила ему, что он в любви еще хоть куда. «Удивительно, что я этому удивляюсь, – сказал он себе, – я ведь уже немолод, а в таком возрасте надо бы знать, чего ты стоишь…» Он, разумеется, считал, что девушка слишком великодушна. Лежа с нею рядом, глядя в потолок и отдаваясь чувству блаженства, он лениво подумал о много раз слышанном утверждении, будто всем мужчинам после этого бывает грустно, что он счел невероятным; вспомнил также признания друзей, как им не терпелось вернутся домой, выйти на воздух. Он пришел к выводу, что, видимо, мужчины обычно не бывают так счастливы, как он теперь. Он повернулся, посмотрел на нее – хотелось ее благодарить, говорить с нею.

– Ты не будешь тосковать по дому? – спросила Нелида.

– Как это тебе пришло в голову!

– Люди часто тоскуют по своим привычкам.

– Например, по тому, чтобы идти через два двора в уборную? Когда долго так живешь, кажется, что это не так уж трудно; но достаточно один день пожить с удобствами, и чувствуешь, что вернуться к прежнему невозможно.

– Я была бы не в силах опять поселиться с доньей Далмасией и девчонками. Странно, что ты никогда не пытался оттуда переехать.

– Одно время у меня было немного денег, и я собирался переселиться в отдельную квартиру. Но потом жена от меня ушла, я остался один с мальчиком, и только благодаря соседкам, которые за ним присматривали, когда меня не было, я не потерял работу. Не бывает худа без добра…

Произнеся эту фразу, он заметил, что Нелида смотрит куда-то в сторону, и с тревогой спросил себя: «Может быть, я ей скучен? Она молода, привыкла к обществу молодых, а я уже давно общаюсь только со стариками».

– И ты так и не купил квартиру? – спросила Нелида.

– В те годы квартиры не покупали, их снимали. Да, то была мечта, и она не осуществилась. Как мечта стать учителем. Было время, когда я хотел стать учителем. Трудно поверить, правда?

Нелиде, казалось, было приятно, что у него когда-то было такое стремление. Пока они обменивались воспоминаниями, Видаль заметил, что она, рассказывая о событиях, случившихся два-три года назад, неизменно говорила: «Давно это было». Внезапно он вспомнил о не дававшем ему покоя разговоре, который должен был состояться у нее с женихом.

– А своему жениху ты уже сказала? – спросил он.

– Нет, пока еще нет. Но надо сказать.

Видалю подумалось, что он все бы отдал за то, чтобы этот разговор был уже в прошлом.

– Я пойду с тобой, если хочешь, – предложил он.

– Это не нужно, – ответила Нелида. – Мартин – парень не злой.

– Мартин? Какой Мартин?

– Да мой жених. Мне было бы неприятно говорить ему такие вещи при свидетелях.

– Где ты с ним встретишься?

– Смотря в какое время… До пяти часов он в ремонтной мастерской. Позже придется его искать в каком-нибудь из заведений, где он играет. Я тебе говорила, что он участвует в трио «Лос Портеньитос»?

– Да, говорила. Лучше пойди в мастерскую. Мне не нравится, чтобы ты ходила по всяким там кафе, тем более вечером.

– Он играет в «Эскините» на улице Тамес и в подвальчике, таком, знаешь, вертепе, который называется «FOB» [2], и в «Салоне Магента» на улице Гуэмес. Пойду я на минутку на кухню. Ты не голоден?

Видаль остался лежать, как лежал, навзничь; он был слишком утомлен, чтобы идти за ней или менять положение. «Эта усталость совсем не такая, как та, которую путают с грустью. Она бодрит, как висящий на стене диплом». Жаль, что еще не состоялся разговор Нелиды с женихом; он-то ничего против того парня не имеет, только огорчается, что это из-за него Не-лиде придется идти в «Эскиниту» или в «Салон Магента», уж не говоря о подвальчике с иностранным названием. Ах, лучше отвлечься, повспоминать о той квартире, которую он не снял; а вот если бы он ее снял, то жил бы на авениде Онсе, и друзья были бы у него теперь другие (за исключением Джими, которого он знал еще по школе), и Нелиду бы он не встретил. В этой комнате, рядом с нею, казалось невероятным, что на улицах Буэнос-Айреса убивают, стреляют… Захотелось пофантазировать – вот было бы забавно, если бы война эта происходила только в районе вокруг площади Лас-Эрас и была бы следствием козней одного лишь мерзавца, сеньора Больоло, направленных против одной лишь жертвы – Исидро, или Исидоро Видаля.

2

Кармашек для часов (англ.).