Наш Декамерон - Радзинский Эдвард Станиславович - Страница 39

39

- Алекс, мы тут в кабаке, деньги кончились - выручай! Какой адрес? Монмартр, улица Мартирс - драйвер довезет! Как это не понимаешь? Алекс, - кричу, - ты что ж, предаешь меня? Ты что ж, после психушки совсем понимать разучилась? Ты что, на Монмартр приехать не можешь? Лучшая б… Москвы погибает!

Вскоре я поняла, что совсем сопьюсь. И вот тогда-то я и встретила негра Мишу.

В первый раз я встретила этого негра Мишу в СССР, в К., когда меня выслали туда "за дела". К. - это город "двух П": туда высылали педиков и проституток. Негр Миша учился в К. в каком-то институте и жил в общаге вместе с другими неграми. И вскоре все их общежитие было заселено пухленькими белокурыми служительницами Венеры, высланными из Москвы. И вот через столько лет в Париже недалеко от Сорбонны мы встретились с этим негром.

Я своего не упущу. Вскоре мы благополучно поженились. В это время в стране Миши произошел реакционный переворот. И к власти пришел страшенный реакционер султан, Мишин родственник. Миша был назначен его личным летчиком. (Летать Миша не умел, он должен был просто сидеть с султаном в самолете.) И мы с Мишей рванули в ту страну. Там моего супруга ждал подарок: толстая африканская жена, которую откормили для Миши в одном из дальних селений. Потом по случаю третьей и четвертой годовщины победы султана над революцией Миша получил в подарок еще двух толстых красавиц. А я стала старшей женой… Надо сказать, это была страна моей мечты. Здесь я могла наконец пожирать свои любимые сласти утром, днем и вечером и ничего не бояться. Потому что чем больше я их ела, тем красивее считалась…

Слухи о моем прекрасном теле, о моих слоновьих бедрах и невероятной заднице волновали всех. Люди щелкали пальцами, круглили глаза и восхищенно шептали: "Белая-белая, красивая-красивая, бочка на бочке". Теперь мой муж все чаще летал с инспекционными целями, а в это время мой дом посещали: сам султан, премьер-министр и начальник службы безопасности. Деньгами я не брала, только драгоценностями. У меня в шкатулке лежали: бриллиант из чалмы предыдущего султана, знаменитый сапфир из короны императора Бекасы и еще кой-какие стекляшки. Не гнушалась я и встречами с простыми армейскими руководителями. Они и предупредили меня о готовящемся перевороте.

Однажды ночью на улицы вышли танки, реакционного султана застрелили во дворце, моего мужа Мишу и начальника службы безопасности убили на Олимпийском стадионе. Сначала содрали с них живьем кожу, а их почки выбросили на беговую дорожку…

В это время я уже летела в Голландию. Я тяжело дышала, обливалась потом, с трудом умещая свои прекрасные телеса в самолетном кресле.

Сейчас я веду торговлю драгоценностями по всему свету, а все капиталы держу в Швейцарии. Я помню, как в Москве одна знакомая проститутка по прозвищу Дрына мне говорила: "Все всегда, Нинок, нужно держать в Швейцарском банке".

Ничего, я показала этому миру маменькин цветочек! Все виды "любви к…" были исчерпаны. Перешли к более общим темам.

- Первая любовь, - объявил приятный баритон и начал повествование.

О ПЕРВОЙ ЛЮБВИ Редактор толстого журнала З. был приглашен на юбилей литературоведа С. Как-никак человеку стукнуло семьдесят пять, и за это время С. повидал немало. Говорят, в молодости его даже бил Есенин. После этих побоев он и стал историком литературы. Его первая работа была на модную тогда тему "Руководитель национально-освободительной борьбы на Кавказе Шамиль". Но взгляды переменились: в конце тридцатых Шамиль стал считаться агентом империализма. С. признал свою ошибку. Во время Отечественной войны Шамиль вновь стал вождем освободительного движения, и С. признал ошибкой, что он признал свою ошибку. В сорок девятом году со злополучным Шамилем опять стало плохо, и С. признал ошибкой то, что он признал свою ошибку в том, что он признал свою ошибку… После С. посвятил себя уже чистому литературоведению. Он даже стал директором института, где под его руководством и начал свою деятельность наш редактор З. Вот почему редактору З. пришлось идти на его юбилей. Редактор З. был мужчина мрачный. Сборищ в ресторанах он не любил, потому что все вокруг пили, а ему пить было нельзя - он был мужчина запойный. И еще потому, что он ненавидел людей. Ненавидел всех: жену, сотрудников, даже самого себя. Рассказывали, что в конце рабочего дня З. выходил из своего журнала, переходил на другую сторону улицы и, злобно глядя через дорогу на покидающих журнал сотрудников, топал ногой и произносил только одно слово: "Ненавижу!" Так это или не так, точно не знаю, а врать не хочу. Одно знаю: в день юбилея С. редактор З. был в лихорадке. Дело в том, что спецрейсом из Крыма доставили в его журнал красную сафьяновую папку, где лежала статья "нашего дорогого Леонида Ильича". Честь для журнала, сами понимаете, какая, но и ответственность тоже! Наш герой ознакомился с замечательной статьей, после чего можно было запереть ее в сейф. Но оставить в пустой редакции, пусть даже в сейфе, такую статью! Дудки! И он решил взять статью с собой. Он аккуратно уложил статью в сафьяновой папке в япон-ский портфель-"дипломат", купленный на последнем писательском съезде, и отправился в ресторан "Арагви" на юбилей "прохвоста". Так он именовал юбиляра, как, впрочем, и всех остальных. У "Арагви" он отпустил шофера. Из дверей ресторана высунулось гнусное лицо швейцара.

- На банкет, - сказал З. и мимо очереди проследовал в ресторан.

"Надо дать ему какую-то мелочь, - подумал он о мерзком швейцаре, но рука сама сунулась в тот карман, где мелочи не было. - Обойдется, прохвост!"

За банкетным столом было людно: масса ненавистных знакомых. Его усадили рядом с жирной подлюгой - поэтессой Б. Напротив него сидел другой негодяй - критик А. Этот развратный мерзавец А. все время перемигивался с тоже развратной поэтессой Б., а потом вообще не нашел ничего лучшего, как, дыша водкой, втиснуться между З. и толстой тварью Б. От злобы наш З. не выдержал, вскочил со стула и умчался в туалет.

По дороге в туалет он похолодел: вспомнил, что забыл взять с собой портфель.

Бегом З. вернулся в зал и увидел, как ненавистный критик А., поставив его драгоценный портфель на соседний стул, полуобнимает развратную поэтессу Б.

В бешенстве З. схватил свой портфель со стула и отправился восвояси. Он вяло "проголосовал" такси: денег он тратить не любил. Когда такси не остановилось, с удовольствием поехал в метро. Придя домой, он долго грохотал стульями, чтобы разбудить спящую жену. Жена назло ему не проснулась. Он прошел в кабинет. В кабинете он зажег лампу, открыл портфель, чтобы еще раз насладиться зрелищем красной сафьяновой папки, и… Сначала он даже не понял. Он тупо уставился в портфель, но прекрасного алого сафьяна в портфеле не было. Вместо него в портфеле покоилась какая-то зеленая целлофановая гадость: в зеленой целлофановой папке лежала статья ненавистного критика А.! Он все понял! Проклятье! У критика А. был точно такой же портфель, купленный на том же самом съезде. И видимо, когда он пересел к похотливой поэтессе… Обменялись портфелями!! От бешенства З. укусил занавеску и бросился к телефону. Он набрал номер.