Эон - Бир Грег - Страница 64

Они спустились по склону впадины и осмотрели платформу. Хайнеман поднялся по лесенке, укрепленной с одной стороны платформы, и прошел по помосту, проходившему над клетчатыми сферами.

– Скафандры, – сообщил он. – В том числе, жесткие.

– Здесь есть надпись, – воскликнула Фарли.

Она показала на бронзового цвета табличку, установленную на пьедестале возле устья колодца. Алфавит был похож на латинский, с четко выделявшимися A, G и E, но никто не смог расшифровать слова.

– Это не греческий и не кириллица, – сообщила Ленора. – Вероятно, это язык камнежителей. Какой-то новый язык. – Она сфотографировала табличку со всех сторон.

– Я не встречал ничего подобного в библиотеках, – сказал Лэньер. Отойдя, он почувствовал внезапное напоминающее патоку сопротивление вокруг края колодца.

– ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ, – прозвучал из пустоты глубокий угрожающий мужской голос. – ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ для говорящих на английском языке двадцатого века. Не пытайтесь войти в какие-либо ворота в этом районе без соответствующих средств защиты. За воротами преобладают условия высокой гравитации и едкой атмосферы. Для вашей защиты предусмотрены скафандры. ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ.

Кэрролсон прикоснулась к табличке и свистнула.

– Смотрите, – сказала она. Буквы превратились в английские и повторяли то, что произнес вслух голос. – Вот это обслуживание!

Хайнеман провел руками по поверхности одной из сфер и обнаружил в черном квадрате углубление. Он осторожно нажал на него – ничего не случилось.

– Извините, – сказала Фарли, не обращаясь ни к кому конкретно. Лэньер повернулся к ней; она смущенно улыбнулась и подняла руку, а затем обратилась к куполу. – Извините, но если мы захотим войти в колодец – в ворота, – как воспользоваться скафандрами… патоскапами…

– Батискафами, – поправила ее Ленора.

– Да… как ими пользоваться, чем бы они ни были?

– Устройства отвечают на команды голосом и могут быть приспособлены к вашему языку. У вас есть соответствующее разрешение на посещение ворот?

– Какого рода разрешение? – поинтересовалась Карен.

– Разрешение от Нексуса. Все ворота контролируются Нексусом. Пожалуйста, предъявите разрешение в течение тридцати секунд, или этот пояс будет заблокирован.

Они молча смотрели друг на друга, пока шло время.

– Разрешения нет, – бесстрастно констатировал голос. – С этого момента ворота закрыты, пока обслуживающий персонал не исследует их и не исправит положение.

Лэньер отошел от невидимого барьера. Двадцатиметровое отверстие в центре бесшумно закрылось, образовав бронзовую выпуклость. Хайнеман взвизгнул на помосте и спрыгнул в тот самый момент, когда сферы медленно погрузились во впадину, исчезнув без следа.

Фарли выругалась на мелодичном китайском.

– Ну ладно, – вздохнув, сказала Кэрролсон. – Так или иначе, на экскурсию у нас все равно не было времени.

Пейзаж вокруг состоял из плоского покрытого песком пространства без каких-либо признаков жизни. Воздух был сухим, и вскоре в горле у всех пересохло; с некоторым облегчением они поднялись на борт АВВП, закрыли люк и приготовились к возвращению на трубоход.

– Забавно, – сказал Хайнеман. – Он просто очарователен.

Он поднял АВВП с земли и увеличил скорость, наклонив вперед двигательные гондолы. Самолет плавно поднимался, пока не оказался в верхних слоях атмосферы, в километре от плазменной трубки.

– Абракадабра, – скомандовал Хайнеман, убирая крылья и включая хвостовой двигатель.

Резко рванув вперед, они пробили атмосферный барьер и плазменную трубку и вошли в вакуум вокруг сингулярности. Направляя АВВП легкими толчками позиционных двигателей, Хайнеман подвел его к трубоходу и с помощью компьютеров самолета завершил стыковку.

– Он великолепен, не правда ли? – с энтузиазмом сказал он, потом тряхнул головой и шумно выдохнул:

– Уфф!

Глава 37

– В ближайшее время договора о разоружении мы от них не добьемся, – констатировал Герхардт, спускаясь впереди Джудит Хоффман к комплексу четвертой камеры. – Сейчас они больше боятся друг друга, чем нас, и никто не собирается добровольно расставаться с оружием, пока ситуация не прояснится.

– Кто, по-вашему, встанет у них во главе?

Герхардт пожал плечами.

– Кто их знает, этих сукиных сынов. Хотелось бы надеяться, что Мирский.

– Он бывал в библиотеке третьей камеры чаще, чем любой из нас, – сказала Хоффман.

– Ему больше нужно узнать, – объяснил Герхардт. – Русские не любят военных с гуманитарным образованием.

– Полагаю, мы должны быть уже рады прекращению огня и разделению сторон.

Герхардт открыл перед ней дверь, и Джудит вошла в кафетерий. Четыре специалиста по сельскому хозяйству – один мужчина и три женщины – ждали ее с графиками и электронными блокнотами. Она обменялась со всеми рукопожатиями и села. Герхардт получил из автомата скудный ленч и сел за соседний столик; эта тема впрямую его не касалась.

– Продовольственные программы, – начала Хоффман. – Сельское хозяйство и средства к существованию. Ладно. Покажите, что мы должны сделать.

Прошло около восемнадцати часов после совещания в бунгало. Буря успокоилась еще быстрее, чем началась; ветер внезапно прекратился, облака рассеялись. Свет плазменной трубки стал ярче, и воздух потеплел.

Белозерский приказал взводу солдат окружить бунгало и арестовать Мирского. Официальным предлогом была недостаточная преданность Мирского делу социализма; но все три замполита чувствовали слабость генерал-лейтенанта и то, что он вскоре согласится на уступки, которые Советы вряд ли могут себе позволить.

Взвод быстро окружил командный центр, направив свои АКВ на двадцать охранников. Охранники сдались без сопротивления, и Белозерский подошел к двери бунгало, чтобы арестовать Мирского. Три дородных десантника ногами распахнули дверь и выставили вперед автоматы, прячась за стеной.

– Товарищ генерал! – крикнул Белозерский срывающимся голосом. – Вы злоупотребили доверием ваших людей. Именем вновь образованного Верховного Совета, вы арестованы! – Десантники ворвались в бунгало. На койке, сонно моргая, сидел Плетнев.

– Генерала Мирского здесь нет, – хрипло сказал он. – Могу ли я чем-нибудь вам помочь?

Велигорский немного поспал после совещания с Мирским, потом воспользовался тем, что буря утихла, вывел три грузовика с пятьюдесятью солдатами из первой камеры и проехал на поезде, зарезервированном исключительно для русских, в четвертую камеру.

Он хотел оказаться в стороне, когда Белозерский будет арестовывать Мирского – просто на всякий случай, если что-то пойдет не так. В течение нескольких часов он наслаждался лесом четвертой камеры. Особенно радовал его вид солдат строительного батальона, валивших деревья и оттаскивающих их к воде. Истории о завоевании восточных земель и строительстве транссибирской магистрали захватывали его с детства; теперь он воочию наблюдал нечто подобное на Картошке: ряды советских поселений, связанных дорогами, расчистка полей под сельскохозяйственные угодья и строительство. В конце концов, из этого поражения может получиться нечто не столь уж плохое, подумал он – более чистое, менее коррумпированное и более жестко контролируемое социалистическое общество, которое, возможно, сумеет завладеть астероидом и вернуться на Землю, чтобы завершить дело, начатое Лениным восемьдесят лет назад.

Дела шли удивительно быстро: лишь девять дней назад они высадились, а теперь уже владеют территорией в наиболее привлекательной из семи камер Картошки. Если это не демонстрировало слабость их противников, то что же тогда?

К нему приближались три десантника. Первый держал какие-то бумаги, несомненно, для подписи.

– Полковник, – сказал первый солдат, вынимая из-под бумаг пистолет. Он направил пистолет на Велигорского и сдвинул фуражку на затылок.

– Мирский, – прошептал Велигорский, не теряя самообладания.