Обольщение по-королевски - Блейк Дженнифер - Страница 76

— Да, ваши щекотливые обстоятельства.

Она вопросительно взглянула на него, начиная догадываться, к чему он клонит, и не обращая внимания на боль в ладонях и шум в ушах — последствие удара в голову.

— Вы намекаете на мои особые отношения с Мак-Каллафом? Но это не так, я никогда не была его женщиной, поэтому у вас нет никаких причин пытаться отомстить ему через меня. Я была просто его пленницей.

ѕ Неужели вы думаете, я поверю вам, зная, что вы находились с ним под одной крышей?

— У него… была другая женщина, которая интересовала его больше, чем я.

Вдаваться в дальнейшие подробности не имело смысла. Усилием воли Анджелина сдержала себя, позволив лишь мгновенным движением ресниц указать в сторону Клэр.

Испанец резко повернул голову к кровати, на которой лежала несчастная кузина.

— Эта? Ну и дурак же он.

Он не сделал ни малейшей попытки понизить голос или скрыть свое пренебрежение. Клэр открыла глаза, нахмурилась, затем приподнялась на локтях. Она дотянулась до оставленной рядом с ней кружки с остатками виски и залпом осушила ее.

Анджелина перевела взгляд своих потемневших глаз с испанца на кузину и опять на испанца.

— Я так не думаю.

— А я думаю. Значит, вы девственница?

— Это не ваше дело!

Анджелина слегка покраснела. Она сама не знала, что было более оскорбительным: сам вопрос или та небрежная манера, в которой он был задан.

— Напротив. Мне это следует знать наверняка.

— А я считаю, что в этом нет необходимости. Итак, вы хотите, чтобы я ухаживала за вашими ранеными?

Атаман вскинул вверх бровь, но, казалось, будучи полностью уверенным в себе, он решил на этот раз проглотить ее дерзость. Достав мексиканскую сигару, он прикурил от тлеющей обугленной ветки, которую достал из очага, и выпустил струю дыма.

Сделав энергичный жест, он, наконец, сказал:

— Я уверен, что они будут благодарны вам за заботу.

Скрепя сердце Анджелина принялась за работу, вскипятила воду и обмыла резаные и огнестрельные раны, которые разбойники показали ей. Большинство ранений не были серьезными, поскольку тяжелораненых, не способных ускакать верхом разбойники бросили на поле боя — на милость Мак-Каллафа.

Двигаясь по комнате, она не могла отделаться от неприятного чувства, что испанец пристально следит за каждым ее шагом. Его притворное терпение, его недвусмысленная угроза овладеть ею, высказанная еще на лесной поляне, — все это беспокоило Анджелину и казалось ей более опасным, чем примитивная похоть Мак-Каллафа. Анджелине пришла в голову мысль, что отсрочка исполнения его желания будет ей дорого стоить, и он заставит ее оплатить сполна каждую минуту, которую он вынужден сейчас ждать.

Среди более или менее серьезных ранений была одна рана ноги, из которой следовало извлечь пулю. Раненым был совсем юный парень — не более двадцати лет от роду, но он ругался с таким остервенением, так грязно и изощренно, что Анджелине с трудом давалась вся эта операция. Она орудовала кончиком тупого, потускневшего ножа.

— Возьмите, сеньорита. Может быть, это вам больше подойдет?

Дон Педро, перегнувшись через лавку, на которой лежал юноша, протягивал Анджелине свой кинжал, держа его на раскрытой ладони. На его губах играла загадочная улыбка. Голос испанца звучал спокойно, совершенно обычно и не привлекал внимания присутствующих в комнате. В ожидании ответа он сделал последнюю затяжку и швырнул окурок сигары в огонь очага.

Анджелина протянула руку и сжала пальцы на роскошной рукояти кинжала. Желание вскочить и вонзить клинок в человека, стоящего рядом, было так велико, что у нее на мгновение потемнело в глазах, голова закружилась, и она с трудом могла что-либо видеть вокруг. Но твердое сознание того, что атаман преследовал свои коварные цели, предлагая ей оружие, искушал ее, прекрасно зная, что в состоянии в любой момент защитить себя от покушения с ее стороны, заставило Анджелину одуматься и взять себя в руки. Броситься сейчас с ножом на испанца, желая обрести свободу, было для нее равносильно самоубийству. Ведь она не могла надеяться, что даже заколов его, одолеет остальную дюжину разбойников и сможет убежать отсюда. То, что атаман все это предусмотрел и заранее продумал, было видно по его жесткой улыбке, когда Анджелина снова повернулась к раненому юноше, лежащему на лавке, и занялась им.

После того, как пистолетная пуля была извлечена из мягкой ткани ноги, Анджелина отложила кинжал в сторону и занялась промыванием глубокой раны. Испанец и не пошевелился, чтобы убрать свое оружие подальше от девушки. Он ждал до тех пор, пока был сделан последний узел на повязке, наложенной на рану, и только потом протянул руку.

— Передайте мне мой кинжал, сеньорита!

— Разрешите я его вымою, — произнесла Анджелина холодно-вежливым тоном. Оба играли друг у друга на нервах, сама Анджелина научилась этому у Рольфа. Лично она пыталась выиграть в этой игре время.

Анджелина погрузила кинжал в воду и начала соскабливать с него следы запекшейся крови, размышляя над тем, можно ли рассчитывать на чувство обязанности к ней мужчин, которым она оказала помощь. Надежда на это была, конечно, слабой, но, по крайней мере, Анджелина сделала все, что могла.

— Вот возьмите, — произнесла она и осторожно передала оружие в руки испанца.

Она устремила на него свои чистые серо-зеленые глаза, выражавшие полное простодушие и бесстрашие.

Во дворе неожиданно залаяла собака. Один из разбойников поднялся, направился к двери и, открыв ее, выглянул наружу. Клэр вздрогнула и проследила глазами за движениями разбойника. Она, по-видимому, находилась в трансе и не отдавала себе отчета в том, что происходит вокруг. Ее глаза неподвижно застыли, уставленные в проем открытой двери, затем, когда дверь захлопнули, веки Клэр снова опустились.

— Все в порядке, — доложил разбойник.

Беременная женщина вернулась на свою кровать, достала откуда-то из-под одеяла цитру и начала играть. Зазвучавшая мелодия была успокаивающей и удивительно нежной, звуки ее мягко растворялись в сгустившемся сумраке. Трое раненых, повалившихся на свои матрасы, лежавшие на полу позади кровати игравшей на цитре женщины, громко храпели, забывшись тяжелым сном от большого количества выпитого виски. Другие завернулись в одеяла, подставив спины поближе к огню; за столом оставалось всего несколько человек, которые ожидали своей очереди, чтобы заступить в караул.

— Вы все сделали превосходно, большое спасибо, — похвалил испанец Анджелину.

Она опять повернулась к чану с водой, вымыла в нем руки и вытерла их о тряпку, которая была, похоже, прежде льняной мужской рубашкой.

— Любой на моем месте сделал бы то же самое, даже вы.

Дон Педро пожал плечами.

— Пожалуй, если бы мне захотелось это сделать. Но лично я не ожидаю внимания ни с чьей стороны, когда бываю болен. Почему такое внимание или чью-либо помощь должен ожидать кто-то из моих людей?

— Вы что, стоик? Или вам так везет, что у вас не было тяжелых ранений?

— Вам стало жаль моих ребят? — ответил вопросом на вопрос испанец тихим, мурлыкающим голосом, — настало время проявить сочувствие и ко мне.

Анджелина взглянула на него вопросительно.

— Так вы тоже ранены и скрываете это от всех?

— Да, я кое-что скрываю, хотя это не рана, — слова были произнесены угрюмым тоном, без тени веселья, хотя в его странного цвета глазах сквозило выражение плотоядной радости от приближения долгожданной минуты.

Он был всего в шаге от Анджелины, и эта близость была пугающей, другого слова не подберешь, Анджелина физически чувствовала исходящую от него угрозу. Возможно, из-за вспышки его бешеного гнева там на лесной поляне, когда атаман внезапно на глазах у всех убил человека, или по причине его полной бессердечности даже к своим людям, выразившейся в том, что он бросил тяжелораненых на погибель, а, может быть, из-за очевидности дикого безжалостного нрава испанца, проявившегося в жестокой расчетливой игре с ней, Анджелиной, — Анджелина вдруг осознала, что так боится его, как не боялась ни одного человека в жизни. Отсутствие видимых проявлений жестокости или страсти к ней не могли сбить девушку с толку, обмануть ее. Более того, ее страх постоянно возрастал, потому что она не могла понять, что он собирается делать, каков будет его следующий шаг.