Стихотворения - Ахмадулина Белла Ахатовна - Страница 52

черты.

Вот ты выходишь в бархате лиловом,

печальная и бледная слегка,

и, умудренные твоим прощальным словом,

к победе

устремляются войска.

Хатгайский шелк пошел бы твоей коже,

о, как бы этот шелк тебе пошел,

чтоб в белой башне из слоновой кости

ступени целовали твой подол.

Ты молишься

и скорбь молитвы этой

так недоступна нам и так светла,

и нежно посвящает Кашуэта

тебе одной свои колокола.

Орбелиани пред тобой,

как в храме,

молчит по мановению бровей.

Потупился седой Амилахвари

пред царственной надменностью твоей.

Старинная ты,

но не устарели

твои черты... Светло твое чело.

Тебе пошла бы нежность Руставели...

О, как тебе бы это подошло)

Как я прошу...

Тебе не до прощений,

не до прощений

и не до меня...

Ты отблеск славы вечной и прошедшей

и озаренье нынешнего дня!

Анна Каландадзе

Мравалжамиер

Твоим вершинам,

белым и синим,

Дарьялу и Тереку,

рекам твоим,

твоим джигитам,

статным и сильным,

а также женщинам,

верным им,

мравалжамиер, многие лета!

Твоим потокам,

седым потокам,

твоим насупленным ледникам,

предкам твоим

и твоим потомкам,

их песням,

танцам

и смуглым рукам

мравалжамиер, многие лета!

Твоим героям,

делам их ратным,

их вечной памяти на земле,

твоим языкам и наречьям разным,

лету,

осени,

весне

и зиме

мравалжамиер, многие лета!

Горам и ущельям,

низу и долу,

каждому деревцу во дворе,

Волге твоей,

и Днепру,

и Дону,

Сыр-Дарье,

и Аму-Дарье

мравалжамиер, многие лета!

Твоим строителям неутомимым,

реке,

и речке,

и каждой струе,

тебе, овеянной светом и миром,

тебе,

моей дорогой стране,

мравалжамиер, многие лета!

Анна Каландадзе

* * *

"Где же еще Грузия другая?"

Гр.Орбелиани

Все, что видела и читала,

все

твое,

о тебе,

с тобой.

В моем сердце

растет чинара,

ночью ставшая голубой.

И в минуту самую грустную

предо мною одна,

дорогая,

ты, прекрасная Грузия.

"Где же еще Грузия другая?"

О луга моей Карталинии,

олени с большими рогами

и такие хрупкие лилии,

что страшно потрогать руками.

Ты об этом помнить велишь мне.

Я смотрю на тебя,

не мешая,

край,

овеянный белым величьем...

"Где же еще Грузия другая?"

Травы синие

лягут на плечи.

С этих трав

я росинки сняла.

О мои виноградные плети!

О Тетнульда большие снега!

Зажигаются звезды со звоном,

искры белые

извергая.

Я слежу

за далеким их звоном:

"Где же еще Грузия другая?"

Пусть герои твои умирали

слава их

разнеслась далеко.

Прямо к солнцу

взмывает Мерани,

и печально звучит

"Сулико".

Живы Алуда и Лела.

Устал Онисэ,

размышляя.

О родина песен и лета!

"Где же еще Грузия другая?"

С тихими долгими песнями

проходят

твои вечера.

Плачут

горийские персики,

когда наступает пора.

Они нависают с ветки.

Ветка густая,

большая.

Разве ты не одна на свете?

"Где же еще Грузия другая?"

Анна Каландадзе

* * *

Ты такое глубокое,

небо грузинское,

ты такое глубокое и голубое.

Никто из тех, кто тебе грозился,

приюта не обрел под тобою.

Ни турки, ни персы

и ни монголы

не отдохнули под тобой на траве,

не заслонили цветов магнолий,

нарисованных на твоей синеве.

Ошки,

и Зарзма,

и древний Тао

поют о величье твоем,

о небо!

Птицы в тебе летают

и теряются в тебе,

голубом...

Анна Каландадзе

* * *

Вот солнце

на носки привстало,

и город потянулся сонно.

Ему быть темным

не пристало.

Входило солнце

в город солнца.

И воздух был прозрачный,

ранний,

просвечивающий изнутри.

Стоял Тбилиси, как Ираклий,

у древней крепости Нари.

Такая ли была погода,

когда в Тифлис вступали персы

и не сдавались им подолгу

его воинственные песни?

Анна Каландадзе

В Зедазени

Лето заканчивается поспешно,

лето заканчивается на дворе.

Поспела ежевика,

ежевика поспела

и боярышник на горе.

Листвою заметает овраги,

здесь эхо такое большое да ломкое.

А небо над ущельем Арагви

все такое же синее и далекое.

Хорошо иметь его,

хорошо иметь его

в сердце...

О, как стройна

дорога на Имеретию,

дорога на Имеретию

прямая, словно струна.

Как эти места чисты и добры,

как быстро здесь дни летят.

Над Зедазени шелестят дубы,

дубы шелестят...

Анна Каландадзе

В Шиомгвиме

Железный балкон,

уютный и ветхий.

О, люди редко бывают тут.

Зато миндаль

сюда наклоняется веткой,

и липы опадают,

когда отцветут.

Эти деревья намного старше,

намного старше,

чем я и ты.

Но неужели

этим деревьям не страшно

одиночество келий и темноты?

Анна Каландадзе

Входила в гурию Каланда

Я помню изгородь под инеем.

Снег падал тихо и светло.

Кричит петух - и вспоминаю я

мое гурийское село.

Проламывалась наледь тонкая

под грузом шага моего,

и лаяла устало Толия,

сама не зная, на кого.

Похожий на большую букву,

один на вековом посту

дуб укрывался, словно в бурку,

в свою дырявую листву.

Глубокий снег следы марали,

тропинка далеко вела,

и возле вещего марани

был ветер пьяным от вина.

Все это - где-то и когда-то,

но позабыть о том нельзя...

Входила в Гурию каланда

и чичилаки нам несла.

Анна Каландадзе

По дороге в бетанию

Шиповник,

смородина,

и черника,

и боярышник иногда.

Дождь прошел...

И привольно и дико

по горам сбегает вода.

Мы идем...

И холодные, ясные

дуют ветры.

Деревья дрожат.

На тропинке

каштановые,

ясеневые

и дубовые

листья лежат.

Мы подходим к ущелью Самадло.

Снова дождь нас вводит в обман.

Я хочу быть с тобою.

Сама я

словно горы и словно туман.

Шиповник,

смородина,

и черника,

и боярышник иногда.

Дождь прошел...

И привольно и дико