Взломщик, который изучал Спинозу - Блок Лоуренс - Страница 11

– Ну а если бы был под арестом – по какому обвинению?

– Могу только предположительно.

– Давай предположительно.

– Грабеж с причинением ущерба – это раз. Умышленное убийство – два. – Он покачал головой. – Да, вляпался ты, парень, в ба-альшое дерьмо! А ведь раньше вроде в мокрых делах не был замечен, верно я говорю?

Глава 6

Как выяснилось, Герберт и Ванда Колкэнноны все-таки не ночевали в Пенсильвании. Они действительно приехали в графство Беркс, где свели свою любимую овчарку с чемпионом-производителем. Потом они оставили Астрид у хозяина кобеля для вторичной вязки, а сами покатили в Нью-Йорк – на обед с коллегами Герберта и для последующего посещения театра. По окончании спектакля они припозднились за выпивкой и вернулись домой уже после полуночи с твердым намерением выспаться и с утра поехать в Пенсильванию.

К своему ужасу, они застали в доме грабителей. Те отобрали у Герба всю наличность, сняли с Ванды драгоценности, а потом хотели связать их. Герб начал было сопротивляться, но ему двинули в зубы. Ванда закричала, за что ее стукнули пару раз по голове. Герб видел только, как она упала без чувств – и все потому, что сам получил такой же удар.

Придя в себя, он обнаружил, что связан, и с трудом освободился от веревок. Ванда тоже была связана, но освободиться не пыталась: она была мертва. Ее ударили чем-то тяжелым, и удар, проломивший ей голову, оказался роковым.

– Это дело рук твоего сообщника, – говорил Сэм Ришлер, следователь, которому поручили вести дело и кому Дэн и Фил сдали меня по прибытии в Городское управление полиции. – Нам известно, что ты по натуре не склонен к насильственным действиям, Роденбарр. Нам также известно, что ты обычно работаешь один. Что заставило тебя снюхаться с головорезами?

– Нет у меня никаких сообщников, – отвечал я. – Я даже один больше не работаю. Занимаюсь теперь законным бизнесом. Держу книжный магазин, лицензия есть.

– Говори, кто твой сообщник, слышишь? Господи Иисусе, какой тебе смысл его выгораживать? Это из-за него ты попал в эту переделку. В общем-то, я могу представить, как это было. Ты завязал, начал новую жизнь, даже вот книжным бизнесом занялся... – Он не поверил мне, но ему надо было расколоть уголовника. – Тут объявляется этот ненормальный и уговаривает пойти еще на одно дело. Очевидно, он высмотрел квартиру, и ему нужен был специалист по замкам. Ладно, говоришь ты себе, схожу последний раз, пока не встал на ноги, надо же поддержать коммерцию. А что получилось? Мертвая женщина, твой дружок гуляет на свободе с денежками, а тебя сунули мордой в унитаз. У тебя один выход: вытащить голову, пока кто-нибудь не спустил воду.

– Страшное зрелище...

– Страшное, говоришь? Сейчас я покажу тебе действительно страшное зрелище. – Он открыл ящик стола, порылся там и вытащил большую глянцевую фотографию. Мертвая женщина, блондинка, в вечернем платье полусидела, прислоненная к стене, очевидно, в гостиной; лодыжки перевязаны веревкой, туфли валяются рядом, руки за спиной, тоже, вероятно, связанные. Фотография была черно-белая, но и на ней был виден большой кровоподтек на лбу, куда был нанесен смертельный удар. Ужасно, ничего не скажешь! Каролин говорила, что Ванда – красавица, а на фотографии – жутко смотреть.

– Это ведь не ты ее угробил? Не ты?

– Я? Да я даже смотреть на это не могу.

– Так назови, кто это сделал, Роденбарр. При хорошем адвокате можешь условным сроком отделаться. – «Еще как могу!» – подумал я. – Мы же все равно его схватим, с твоей помощью или без нее. Наверняка проболтается где-нибудь по пьянке. У нас уши везде есть, учти. Или же Колкэннон узнает его физию в наших альбомчиках. Так или иначе мы его заарканим. Вся разница лишь в том, что ты не только нам, но и себе можешь помочь.

– Справедливо.

– Вот именно, чертовски справедливо! К тому же ты ничем ему не обязан. Ну, так кто втянул тебя в эту историю?

– Вопрос естественный.

– Вот и отвечай.

– Только есть одно «но».

– Чего еще?

– Я там не был. Я слыхом не слыхивал о человеке по имени Колкэннон. Меня и близко от Западной Восемнадцатой не было. Я бросил прежние дела, когда купил магазин.

– Гнешь свое?

– Да, гну. Но не загибаю. Это – чистая правда.

– У нас есть веские доказательства, что ты был в этом особняке.

– Какие именно?

– А вот этого я тебе не скажу. Потом узнаешь. И у нас есть показания Колкэннона. Думаю, ты не знал, что она мертва, иначе ты бы и его кокнул. Если не ты, то уж твой сообщник обязательно. Он из тех, кто ни перед чем не останавливается. Не исключено, что она была еще жива, когда вы смылись. И умерла до того, как он пришел в себя. У нас пока нет результатов медицинского анализа. Но главное, что Колкэннон жив и может опознать и тебя, и твоего приятеля. Чего ты цепляешься за свою версию? Не вижу смысла.

– Другой у меня нет.

– Может, у тебя еще и алиби есть?

«Это было бы замечательно – иметь алиби, – подумал я. – Слишком многого хочешь!»

– Я сидел дома, смотрел телевизор, – сказал я. – Несколько банок пива выпил. Полежал.

– То есть всю ночь дома провел, так?

Я почувствовал в вопросе подвох.

– Весь вечер, – поправил я его. – После одиннадцатичасовых известий я ушел.

– И вломился в особняк Колкэннонов?

– Нет. У меня была назначена встреча.

– С кем конкретно?

– С женщиной.

– Что ж это за женщина, к которой можно завалиться в одиннадцать вечера?

– Было уже около двенадцати, когда я пришел к ней.

– Имя-то есть у твоей дамы?

– Имеется. Но вам я его скажу только в крайнем случае. Эта женщина и есть мое алиби. Я был у нее с полуночи и до сегодняшнего завтрака. Вы сами можете допросить ее, если у меня не будет другого выхода, но только в этом случае. Она разошлась с мужем, у нее двое маленьких детей, и ей вовсе ни к чему, чтобы трепали ее имя. Но я был у нее, это факт.

Следователь нахмурился, задумался.

– Тебя не было ночью дома, – сказал он. – Это нам известно.

– Я и говорю.

– Угу. Мы проверили твою квартиру в полпятого утра. Потом поставили ее под наблюдение, но ты не объявился. Но я все равно не верю в твою таинственную незнакомку-разведенку.

– Она не разведена. Она разошлась с мужем.

– Ну да, ну да!..

– Вам и не нужно в нее верить. Устройте опознание, пусть Колкэннон посмотрит. Мне домой хочется.

– Я, кажется, ничего не говорил тебе об опознании.

– А чего тут говорить? Почему меня привезли сюда, а не в участок? Потому что именно у вас, в Управлении, альбомы с картинками уголовников. И в это самое время Колкэннон их просматривает. Формально вы не взяли меня под арест, потому что он не признал меня по моей карточке, которую вы ему показали. Но, может быть, у меня не фотогеничная внешность и ему следует посмотреть на меня живого. Затем меня и притащили сюда. Что ж, я готов. Посадите рядком трех-четырех гавриков и меня в их числе, проведите опознание. Увидите, он опять скажет, что не видел такого. Потом я вернусь к себе и постараюсь продать хотя бы несколько книг. Трудно торговать при закрытой лавке.

– Думаешь, он тебя не опознает?

– Ни за что!

– Не понимаю я тебя, Роденбарр, – сказал следователь, вставая. – Топай за мной.

Мы прошли коридор и остановились у двери с матовым стеклом и без всякой таблички.

– Не знаю, стоит ли устраивать опознание, – сказал он, открыв дверь. – Ты присядь тут на стульчик, а я поговорю с начальством.

Я вошел, и он закрыл за мной дверь. В комнате был один-единственный стул, и он стоял перед большим зеркалом. Нет, что ни говори, миссис Роденбарр не круглых дураков вырастила. Я сразу понял, почему мне велено посидеть в этой каморке. Хотят провести одиночное неофициальное опознание. Если оно не даст результатов, оно не попадет в протоколы по делу Бернарда Граймса Роденбарра, если штат Нью-Йорк возбудит таковое.

Да, леди и джентльмены, у меня достало ума сообразить, что зеркало не простое, а особое. С лицевой стороны – зеркало как зеркало, зато с другой – прозрачное, сквозь него все видно. Колкэннона поставят сзади, и он будет рассматривать меня, а я его не увижу.