Взломщик, который изучал Спинозу - Блок Лоуренс - Страница 15

Такими прямоугольниками, хотя еще не обрамленными, были увешаны и стены ее мастерской и жилища в галерее «Нэрроубэк» на третьем этаже здания, возвышающегося на Западном Бродвее, между Грэнд-стрит и Брум-стрит. Название галереи – «Узкая спина» идет от необычной формы здания, широкого по фасаду и узкого сзади.

Я осмотрел две новые картины Дениз, из которых одна была только что закончена. Потом перекинулся несколькими фразами с ее двенадцатилетним сыном-вундеркиндом Джаредом и подарил ему полдюжины научно-фантастических романов в мягкой обложке, специально для него отобранных. (Сам я книгами в мягкой обложке не торгую, и те, которые попадают ко мне вместе с другими, перепродаю в один магазинчик, где торгуют только ими.) Джаред особенно обрадовался раннему роману Чипа Делани, который он давно хотел прочесть, но разговор был недолгий, сдержанный, как и ожидаешь, когда общаешься с развитым не по годам и все понимающим сынишкой женщины, с которой иногда ложишься в постель.

Перед тем как отправиться в Сохо, к Дениз, я заскочил домой побриться и переодеться. Я надел плотную рубашку, удобные джинсы «ливайсы» и мои любимые мокасины. Дениз встретила меня в лимонной водолазке и тоже в джинсах, но сорокадолларовых, с кожаной нашлепкой на заднем кармане. Боже, где те времена, когда ярлыки пришивались внутри одежды!

Мы выпили по бокалу вина и пошли в абиссинский ресторанчик неподалеку от дома Дениз. Там готовили какие-то экзотические блюда с неудобопроизносимыми названиями, а выпивку посетители приносили с собой. Мы взяли бутылку «Розового виноградного», которое идет якобы с любой едой, и оно действительно неплохо пошло. Дениз заказала жареного цыпленка, я телятину; и то, и другое было обильно полито острым и горячим соусом, от которого, казалось, посуда шла волдырями. К цыпленку и телятине подали круглую пористую лепешку величиной с суповую тарелку; мы отламывали от нее куски, подбирали ими жарево со своих сковородок и отправляли в рот. Масса ньюйоркцев перенимает теперь застольные манеры у детей-грязнуль, и все ради уважения к чьим-то национальным обычаям.

Мы не стали засиживаться, когда прикончили цыпленка, телятину и «Розовое», и совершили небольшой моцион по ближайшим кварталам. На Вустер-стрит мы послушали джазовое трио и выпили по порции виски. Дениз добила пачку «Вирджинских тонких», а я дважды попробовал позвонить Абелю. Потом мы прошли немного и заглянули в «Деревенский уголок». Там Лэнс Хейворд как раз заканчивал свою десятичасовую программу. Дениз была знакома с Лэнсом, и, когда он кончил, мы выпили с ним, поболтали о том о сем. Пили мы сейчас только то, что покрепче. Из разговора выяснилось, что нам непременно нужно послушать игру одного молодого пианиста, выступающего в новом клубе где-то в моем районе. Я еще раз набрал номер Абеля, мы еще раз выпили, поймали такси и рванули в Верхний Манхэттен.

Клуб этот находился на авеню Колумба, в начале Восьмидесятых улиц. Пианистом оказался чернокожий паренек, а его игра напомнила мне Ленни Трис-тано, чью пластинку я не слышал уже много лет. По окончании его программы мы опять сели в такси и поехали ко мне. Дома я сразу же раскопал пластинку и поставил ее на проигрыватель. Мы хлебнули по последней и, быстро раздевшись, нырнули в постель.

Нет, Дениз не была тощей, костистой жердью, как утверждали некоторые. Напротив, она была мягкой, теплой, нежной, податливой, и оригинальные мелодии с синкопическими ритмами не мешали нам получать удовольствие друг от друга. Больше того, они придавали особую пикантность нашим любовным утехам.

Звукосниматель щелкнул и в третий раз опустился на пластинку, когда Дениз зевнула, села и потянулась за сигаретами. Закурив, она сказала, что ей пора домой.

– Оставайся, – предложил я.

– Я ничего не сказала Джареду. Думала, мы ко мне поедем.

– Ну а если он утром увидит, что тебя нет?

– Сообразит, что я у тебя. Это ничего, нормально. Если бы я знала, я бы позвонила ему раньше, а сейчас уже поздно. Не стоит его будить.

Я подумал, что надо бы еще разок звякнуть Абелю, но не хотелось двигаться.

– Знаешь, я, пожалуй, останусь, – сказала она, подумав. – Не возражаешь, если я переменю пластинку?

– Конечно, нет. Поставь сразу несколько.

Дениз наклонилась над подставкой для пластинок. Ее голая попа очаровательно смотрела в моем направлении. Костлявая, угловатая? Черта с два!

Дениз снова легла. Я подсунул ей руку под голову и сказал, что рад, что она осталась.

– Я тоже.

– Говоришь, вчера в киношке была?

– С Джаредом. Смотрели новую ленту с Вуди Алленом.

– Ему, конечно, понравилось, но, наверное, сказал, что ситуация чересчур надуманная.

– От такого умника ничего другого и не дождешься.

– А после кино что делала?

Она повернулась, посмотрела на меня.

– Немного потанцевала в фойе, и все. А что?

– Значит, сходили с Джаредом в кино, а после пошли домой.

– Только по пути зашли, выпили по йогурту. В чем, собственно, дело?

– Когда Джаред лег спать?

– Около одиннадцати или немного позже.

– Это вообще-то не понадобится, – сказал я, – но на всякий случай я вчера был у тебя. Пришел около двенадцати, когда парень уже спал, и ушел рано утром.

– Понятно.

– Что тебе понятно?

Она села, зажгла очередную сигарету.

– Понятно, почему ты позвонил мне сегодня.

– Ни черта тебе не понятно.

– Разве? Обчистил кого-нибудь вчера, и тебе понадобилось алиби. Вот мы и вспомнили о Дениз. Я-то думала, что ты бросил воровать, ты даже поклялся, но что значит клятва для взломщика? Тем более если под рукой старуха Дениз. Стоит только сводить ее в ресторан, выпить с ней, потусоваться по клубам и под конец трахнуть по-дружески.

– Брось!

– Почему? Разве это не так?

Господи, и зачем только я заговорил об этом? Легко сказать, зачем. От собственных мыслей не отвяжешься.

– Ты не права, – сказал я, – но не знаю, сможешь ли ты меня выслушать в таком состоянии. Я позвонил, потому что мы условились. – Лучшая защита – это внезапное нападение. – И нечего сваливать на меня. Я не виноват, что у тебя дырявая память.

– У меня не...

– И у меня нет никаких особых неприятностей, потому что я в самом деле завязал. Просто вчера ночью совершено ограбление, и преступник потерял перчатку, вроде той, какие надевал я. Полиция нашла ее на месте преступления, и они решили, что это моих рук дело. Алиби у меня нет, потому что я все это время провел дома один. Если ты не совершаешь ничего противозаконного, зачем тебе заранее заботиться об алиби?

– Значит, сидел дома перед телевизором?

– Если по правде, сидел и читал Спинозу.

– Надо же придумать такое. Но на тебя это похоже. – Дениз устремила на меня взгляд. – Не знаю, насколько тебе можно верить... Где было ограбление? Постой, это не то, о котором я читала в газетах, – в Челси? Эта несчастная женщина...

– То самое.

– Но это ведь не ты, не ты, Берни? – Она не сводила с меня оценивающего взгляда, потом взяла обеими руками мою руку и сказала скорее себе, чем мне. – Нет, ты добрый, мягкий. Ты не способен убить человека.

– О том и речь.

– Я тебе верю. Говоришь, там нашли какую-то перчатку. Это грозит тебе неприятностями?

– Не думаю. Надеюсь, в ближайшие два-три дня они схватят этих подонков. Тем не менее я подумал, что неплохо бы иметь кого-нибудь, кто подтвердил бы мои показания.

Дениз пожелала узнать, какие показания конкретно, и я пересказал ей свой разговор с Ришлером.

– Значит, ты не назвал меня. Это хорошо, что не придется иметь дело с полицией. Разве что в крайнем случае, если тебе потребуется свидетель.

– Совершенно верно.

– Но почему ты не рассказал все как было? Что был дома, смотрел телевизор?..

– Привык заливать «фараонам».

– Вот как!

– А привычка – вторая натура. Думаешь, легко исправляться?

– Не знаю. – Она потянулась к тумбочке ткнуть окурок в пепельницу. В таком положении ее грудь выглядела особенно соблазнительно. Я протянул руку и погладил ее. Костлявая, угловатая? Как бы не так!