Взломщик в шкафу - Блок Лоуренс - Страница 23

— Они дали ваш адрес фирме, хорошо, что я вспомнил. Вы там числитесь.

— Сколько воды утекло с тех пор! — пробормотал Грабов, широко открыв глаза от удивления. — Я тогда занимался живописью, увлекался цветом, писал большие полотна. У меня была цель, мечта...

Резко оборвав воспоминания, он спросил:

— Почему же вы, представитель фирмы, работаете в субботу?

— У меня нет жестких рабочих часов, мистер Грабов. Я не работаю от девяти и до пяти.

— Так ли?

— Прошу прощения, не смею больше вас задерживать.

Я снова сделал шаг к двери. Его рука все еще лежала на круглой ручке.

— Мистер Грабов...

— Кто вы, черт бы вас побрал?

Господи, как я попал в такой переплет? Как мне теперь выбраться? Я снова втирал ему очки насчет своей работы, фирмы, и вся эта ахинея висела в воздухе, как смог. Я даже придумал себе имя, что-то вроде Джона Доу, только не такое оригинальное. И когда я снова заглянул в карточку из косметического салона в надежде, что меня осенит какая-нибудь идея, Грабов вдруг протянул к ней руку:

— А ну-ка дайте посмотреть!

Разумеется, ничего из сочиненного мной там не было, только телефон и адрес Джиллиан на одной стороне, да часы приема у Кейт в косметическом салоне на другой. А здоровенная лапа уже тянулась к ней.

Я сделал движение рукой навстречу, потом, испустив страшный стон, прижал ладонь с зажатой в ней карточкой к груди.

— Какого...

— Задыхаюсь! — хрипел я. — Воздуха! Я умираю!

— Какого черта...

— Сердце!

— Послушайте...

— Мои пилюли!

— Пилюли? Я не...

— Воздуха!

Он распахнул дверь. Я вышел, согнулся вдвое и зашелся в кашле. Потом сделал шаг, другой, распрямился и побежал, как последний сукин сын.

Глава 13

К счастью, Уолтер Игнатиус Грабов не имел обыкновения гонять вечерами вокруг Греймерси-Парка. Если бы меня преследовал марафонец, шансов на спасение было бы мало. Не думаю, что Грабов побежал за мной. Я его ошарашил и, убегая, даже не оглянулся — посмотреть, бежит ли он за мной. Я слышал, как он кричал мне вслед:

— Эй! Какого черта! Куда ты, черт тебя дери!

По тому, как отдавался его крик, я понял, что Грабов стоит на месте, я же задал стрекача, как и положено вору.

К сожалению, я тоже не имел обыкновения бегать трусцой и, проскочив пару кварталов на адреналине, стимулированном обыкновенной трусостью, уже непритворно хватался за грудь одной рукой, а другой держался за фонарный столб. Сердце билось неровно, и я никак не мог отдышаться, но знаменитого колориста не было видно, и это означало, что я спасен. Двое полицейских разыскивали меня как убийцу, а один хотел получить половину драгоценностей, которых я не украл, но по крайней мере меня не забьет до смерти сумасшедший художник, что уже хорошо.

Отдышавшись, я направился в бар на Спринг-стрит. Ничего богемного не было ни в обстановке, ни в стариках, потягивавших пиво. Бар существовал задолго до того, как Сохо сделал себе подтяжку и изменил лицо, и верность старине придавала ему особый уют и домашний запах. В баре пахло одновременно застарелым пивом, плохой канализацией и мокрой собакой. Я заказал кружку пива и просидел за ней очень долго. Два джентльмена, расположившись за стойкой бара неподалеку от меня, вспоминали, как Бобби Томпсон в игре на своем поле в 1951 году завоевал знамя для «Гигантов». Тогда они назывались «Гиганты Нью-Йорка», и мои соседи по стойке обсуждали это событие так горячо, как будто оно произошло позавчера.

— Подавал Ральф Бранка. Ну, а Бобби Томпсон, он, конечно, мастерски врезал. Интересно было бы узнать, что Ральф Бранка тогда чувствовал.

— Вошел в историю, — сказал другой. — Разве бы ты вспомнил Ральфа, если б не та его классная подача?

— Ну ты даешь!

— Не вспомнил бы.

— Да чтобы я забыл Ральфа? Ну ты даешь!

Я допил свое пиво, отыскал телефон. Набирая номер Джиллиан, я придумывал на ходу, что сказать Крейгу, когда он снимет трубку. Но он не снял, и никто не ответил. После восьми — десяти гудков я положил трубку и вытащил монету. Потом я нашел в справочнике домашний телефон Крейга и позвонил. Трубку сняли после трех гудков.

— Привет, — сказал я, — у меня зуб болит, позови, пожалуйста, Джиллиан.

Последовала пауза, долгая и многозначительная. Я бы сказал, меланхоличная.

— Слушай, Берни, а тебе хладнокровия не занимать, — сказал он.

— Как лягушке.

— Неудачное сравнение, Берни. Ты откуда звонишь? Впрочем, не говори, я и знать не хочу.

— Тебе не нужна информация?

— Кто ты теперь?

— Питер Лорр. Я знаю, что у меня это не очень хорошо получается. Я отличный Богарт, радость моя, но вот мой Питер Лорр — любительская игра. Позволь мне поговорить с Джиллиан.

— Ее здесь нет.

— Где же она?

— Полагаю, дома. Откуда мне знать?

— Ты же был там совсем недавно.

— Как... Понимаю, вот кто, значит, якобы перепутал номер. Слушай, Берни, я думаю, нам не стоит продолжать разговор.

— Сообразил, что тебя прослушивают, радость моя?

— Да брось ты!

— Не такая уж плохая пародия на Богарта.

— Брось, тебе говорят. Я был в тюрьме, ищейки надо мной поиздевались всласть, газетчики все грязное белье перетрясли в своих вонючих статьях, моя бывшая жена погибла, и...

— Нет худа без добра, как говорится.

— Что?

— Ты молил Бога, чтобы Кристал умерла, а теперь...

— Господи, и как у тебя язык поворачивается?

— У меня нутро вора. Кстати, когда тебя выпустили?

— Часа два назад.

— Как это Блэнкеншипу удалось тебя вытащить?

— Блэнкеншип не мог справиться с этими прохвостами. Задолбил, как дятел: стой на своем, держись за свои права. Вот я и держался, а они бы тем временем обрили мне голову и подсоединили электроды. А уж как ток включили бы, я бы еще крепче держался.

— Теперь не сажают на электрический стул.

— Я такой везунок, что снова ввел бы это в моду. Пришлось от Блэнкеншипа избавиться. Мерзавец не верил, что я невиновен. Какой от него толк, если я, по его мнению, виновен?

— Мой адвокат мне крепко помог за последние годы, — сказал я, — хоть все время считал, что я виновен.

— Так ты ведь и был всегда виновен, не так ли?

— Ну и что?

— Так ведь я же невиновен, Берни. Вот я и отправил Блэнкеншипа куда подальше и связался со своим собственным адвокатом. Пусть он не специалист по уголовному праву, но он меня знает, и знает, как отличить кукушку от ястреба. Выслушал он меня и посоветовал приоткрыть полицейским правду, и уже в десять часов утра они открыли камеру, и со мной снова обращались по-человечески. Приятная перемена, ничего не скажешь. По-моему, сидеть за решеткой не самое лучшее времяпрепровождение.

— Расскажи подробнее, что же ты им приоткрыл?

— Кому?

— Полицейским. Ты их чем-то смог пронять, раз они сразу отпустили тебя с крючка?

— Ничего особенного. Сказал правду, только и всего.

— Правду о чем?

Снова пауза, не столь долгая, как в первый раз. Не меланхоличная, скорее — уклончивая.

— Как бы то ни было, Джиллиан говорит, что у тебя есть алиби. Ты же был на встрече по боксу.

— Ты негодяй, Крейг!

— Я рассказал им про драгоценности, только и всего. И про нашу с тобой беседу на эту тему.

— А ты рассказал им, как уговаривал меня взяться за это дело?

— Ну, все было вовсе не так, Берни. — Крейг говорил, осторожно подбирая слова, будто старался для слухачей. — Я рассказал тебе, сколько у Кристал драгоценностей, ну, подныл немножко, а ты сразу же проявил интерес. Я в то время и понятия не имел, что ты взломщик, и...

— Ну и сукин же ты сын, Крейг!

— А ты что кипятишься-то? Остынь, Берни, у тебя же алиби. Погоди минуту! Погоди! Минуту!

— Крейг...

— А ведь ты действительно это сделал, — сказал Крейг.

Может быть, он верил в свои слова или старался для электронного слухача, а может быть, пытался доказать самому себе, что поступил вполне разумно, выболтав мое имя правосудию.