За гранью (СИ) - Механцев Борис - Страница 64

— Нет, Балис, тебя я верну обязательно, — Огоньков остановился и повернулся к Гаяускасу. — Ты должен вернуться.

— Знаешь, Слава, в то утро Рита сказала мне, что у меня нет страны — Союз уже умер, и всё, что происходит — только видимость жизни. У меня нет семьи. У меня нет ничего. И ты говоришь, что я кому-то что-то должен?

Морпех горько усмехнулся.

— Ты давал присягу.

— Считайте меня дезертиром…

— Дезертиром? А ты думал о том, что это значит? Ты думаешь, дело в тебе? Дело во мне и во всех нас.

— Ты-то здесь причем? — равнодушно поинтересовался Балис. Слова капитана-три скользили по поверхности, не задевая его разума. А там, внутри, мчался по заснеженной улице песочный "Москвич".

— При чем тут я? Могу пояснить. Для меня слова "Флот своих не сдает" — не красивая фраза, а руководство к действию. Говоришь, нет страны? Может быть. Но мы-то есть, верно? Мы нужны друг другу, иначе бессмысленной становится вся наша жизнь. Тебе уже всё равно, так? Отлично, а мне теперь что, передать свои соображения по инстанции? А там будут рады найти человека. Человека, на которого можно будет повесить всех собак. Тебе пришьют то, в чем ты совсем не участвовал…

— Пусть шьют.

— Пусть, тебе ведь всё равно… А потом меня попросят подкинуть материала на какого-нибудь другого офицера. На Стаса Федорова, например, или на Ваню Щелканова. Им-то уже не всё равно.

— А ты на них не подкидывай.

— Не подкидывать? Да? "И что же это вы ломаетесь, капитан третьего ранга Огоньков? В прошлый раз вы не были таким порядочным, нечего из себя целку строить, действуйте". Вот что я услышу, Балис. И самое страшное то, что ответить мне будет нечего. Девственность, капитан, хороший гинеколог сделает любой женщине за полчаса. А вот невинность теряют один раз — и навсегда. И поэтому я вот что тебе скажу, Балис — хочешь выйти из игры — твоё право. Но выйди из неё как мужик: расквитавшись со всеми долгами и никого не подставляя. Думай.

Огоньков развернулся и двинулся по тропинке дальше — в сторону Кофейного Домика. Балис в задумчивости брел за особистом: его слова сумели пробиться сквозь скорлупу отрешенности. Первый раз за эти страшные четыре дня Гаяускас подумал о ком-то ещё, кроме своей семьи.

— Чем ты мне хочешь помочь, Слава? Рита и Кристина мертвы, ты не можешь их воскресить… Месть? Ты думаешь, мне будет легче оттого, что этот мерзавец сядет в тюрьму или даже получит пулю в затылок?

— Я думаю, что тебе будет легче, если ты будешь твердо знать, что эти сволочи больше не дотянуться еще до чьих-то жен и детей. Не только тот, кто сбил Риту, но и те, кто его послали.

— А ты понимаешь, на кого хочешь поднять руку?

— Нет, но догадываюсь, что это люди не простые.

— И считаешь, что что-то можешь им сделать?

Огоньков снова остановился. Внимательно посмотрел в лицо Балису.

— Считаю, — твердо ответил капитан третьего ранга. — Знаешь, спасать мир — это занятие для киногероев, я не потяну. Или вот спасти Союз — тоже не могу. Но здесь — другое дело. Это не политика, не высокие материи. Сейчас задели моего друга и дело моей жизни. И за это кому-то придется ответить…

— Да? — Балис помедлил еще мгновение, — ну хорошо, смотри.

Нащупал в кармане кителя патрон, достал и протянул его Огонькову. Тот с пару минут повертел его в руках, внимательно изучая, потом вернул.

— Сильно. И сколько таких?

— Сейчас у меня осталось пять штук. Было больше…

— Да, за это действительно могут автокатастрофу организовать. Если эта бомба рванет — полетят клочки по закоулочкам. Как это к тебе попало?

Балис рассказал историю штурма телецентра, пару раз прерываясь, когда поблизости оказывались прогуливающиеся по Летнему Саду граждане. Таких, впрочем, было всего несколько человек, не иначе как заплутавшие туристы. Бывают такие чудаки: прямо перед их глазами Марсово Поле, храм Спаса-на-Крови, Мраморный дворец, нет, прутся зачем-то в пустой и заснеженный парк. Летом сюда надо приходить, летом. Не зря же называется: Летний Сад.

— Н-да, опять мальчик со шпагой… — грустно подвел итог Огоньков.

— Какой мальчик, с какой шпагой? — удивился Гаяускас.

— Книги в детстве читать надо, — буркнул особист.

— Какие книги, о чём ты вообще? — обычно спокойный, Балис почувствовал, что закипает от злости. Нашёл Слава время загадки загадывать.

— Да успокойся ты… Есть писатель такой, Владислав Крапивин, а у него — роман, который называется "Мальчик со шпагой".

— А…

Детского писателя Владислава Крапивина Балис вспомнил. Роман — нет. Наверное, всё же не читал.

— А какое отношение всё это имеет ко мне?

— Прямое. Там главный герой был такой… прямолинейный. Чуть что не так — сразу в бой. Сразу "вижу цель, атакую…" Думал уже потом, если вообще думал. Сплошные эмоции.

— Понятно. Значит, по-твоему, я не думал?

— Как не печально, ты действительно не подумал, прежде чем лезть в это пекло. Мог бы догадаться, что это была подстава. Кому-то очень надо было замарать Армию, вот и состряпали сюжет. А ты оказался исполнителем. Не единственным, конечно, но одним из. Тебе ведь от этого не легче, что не единственным? Ну вот… Чем лучше ты действовал — тем хуже было для того самого Союза, который ты там защищал, а лучше — для тех, кто сейчас этому Союзу могилу выкапывает. Или уже закапывает… вместе с покойничком.

— Болтать легко…

— Болтать? Ты хоть знаешь, что при штурме умудрились труп бросить. Да не чей-нибудь, а спецназовца из «Альфы». Офицера. Представляешь, «Альфа» потеряла труп одного из своих. Кто в это поверит?

Это кто-то из ребят Хрусталева, понял Балис. Может быть, тот парень, что упал тогда перед входом в телецентр. Ну да, говорил же майор, что у него в телецентре раненый. Эх, если бы Хрусталев не уехал тогда с «Гедиминаскаусом» — не было бы этой позорной потери трупа. Но ведь и вправду, заместитель-то его не вчера родился… Как же можно было бросить товарища… Эх ребята, вам же еще в бой идти вместе, как же в глаза-то смотреть друг другу будете…

— А точно, это — офицер "Альфы"?

— Сам понимаешь, официальной информации у меня нет. Но, судя по тому, как надрывается демшиза — точно. Для кое-кого этот труп — свет в окошке.