Опалы Нефертити - Бобев Петр - Страница 13

— Гадина проклятая! — прорычал Плешивый. — Выкопал, наверное, какой-нибудь хороший опал и смылся. Джонни Кенгуру покачал головой.

— А может, не поэтому? Может, из-за Билла Скитальца...

Крум задумался. И этим предположением нельзя было пренебрегать. Скорпиончик был способен ради одного опала прикончить ножом спящего человека. И все же... Улика — да, но улика — это еще не доказательство. Необходимо обдумать. Беглецу бежать некуда. Только в Алису. А там ему не удастся замести следы.

Собравшиеся на всякий случай проверили пистолеты и снова разошлись по своим шахтам. Заспешил к своей яме и Крум Димов, оставив сестру заниматься собранными ею листьями и научными гипотезами. Как и все, он работал при свече, закрепленной на подсвечнике с шипом, вбитым в стенку. Он рыл и сваливал землю у входа, а когда замечал при слабом свете свечи какой-нибудь подозрительный комок земли, облизывал его языком, чтобы увидеть цвет. Время от времени он звал Бурамару, чтобы вытащить на поверхность ведро, которое Крум наполнял в шахте. Потом он еще раз при дневном свете просеивал землю и снова спускался вниз.

Так, копаясь в шахте, он не заметил, как наступила ночь. Он бы и сейчас не прекратил работу, благо свеча еще не догорела, если бы не услышал доносящийся снаружи какой-то новый шум. Что там опять?

Он выбрался из шахты и побежал к «Сити». Все искатели опалов столпились вокруг новоприбывших — троих мужчин с шестью верблюдами, нагруженными мешками и сундуками. Двое сгружали товар с опустившихся на колени животных, а третий, мелкий торговец из Алис-Спрингс, взахлеб рассказывал.

— Говорю я себе... Ребята взяли с собой мало провизии. Дай, думаю, привезу им мешочек-другой, чтобы не умерли с голоду в этой пустоши.

Джонни Кенгуру с издевкой сказал:

— Вижу, Рыбка, вижу! О нас заботишься. А потом — за мешочек риса— опалик, не так?

Торговца звали Фред, а прозвище ему дали Рыбка. Потому что, где бы он ни появлялся, все повторял: «Сейчас я мелкая рыбка. Но придет время, стану и я акулой».

— Значит, решил стать акулой? — поддел его Плешивый.

— Точно! Как это ты догадался? За маленький опалик — маленький мешочек. За большой — большой. И транзисторчики привез, чтобы не скучали. И револьверчики — чтоб не страшно было. И одежонку — чтобы прифрантились. А то, представьте себе, нашел камешек, миллионером стал, а в Алису возвращается оборванцем, как я на вас погляжу...

Его помощник, который к этому времени уже разгрузил одного верблюда, напомнил ему:

— Расскажи об убитом!

— Что еще за убийство? — встрепенулся Том Риджер. Торговец перекрестился. Австралийцы — люди набожные.

— Бедняга! Мы нашли его на дороге. А в спине у него торчало копье.

— Снова дикари! — процедил сквозь зубы инспектор. Сразу же раздались голоса:

— В погоню! Очистим от них горы!

Молчавший до сих пор Крум спросил:

— Кто убитый?

Рыбка ответил:

— В темноте мы не разобрали. Испугались и припустили сюда на верблюдах.

Долго еще в лагере не умолкали споры, долго еще то там, то здесь раздавался шепот после зловещих переживаний прошедшего дня. Даже после того, как все затихло, Крум видел в темноте мерцающие огоньки сигарет — люди бодрствовали. В воздухе носились большие летучие мыши в поисках спелых плодов или распустившихся бутылковидных деревьев, чтобы полакомиться нектаром. Неподалеку заплакал ребенок. Все знали, что так пищит опоссум. Потом подала голос собака динго. А над головой сияло южное небо, пытаясь вдохнуть покой и здравый разум в скованные страхом и алчностью сердца. Млечный путь, разветвленный на множество светлых отводов, рассекал темно-синий небосвод словно разодранный огненный пояс. В стороне от него светились, как гнилые пни в ночном лесу, Магеллановы облака. Звезды, бесчисленные и яркие, мерцали с высоты, беспорядочно разбросанные между ожерельями ярких созвездий. Вон Скорпион, вон Кентавр, Корабль с парусами, Южный треугольник. Южный крест висел отвесно. Значит, наступила полночь. Но никто не спал. Крум представлял себе, как все они лежат, притаившись, в своих хижинах, держа палец на спусковом крючке. Страх порождается преступлением — страх порождает новое преступление.

Том Риджер

заснул перед самым рассветом. Когда он проснулся, ему показалось, что он и не спал вовсе, а лишь ненадолго задремал. Он потянулся, помахал руками и запрыгал на месте, стараясь согреть замерзшее за ночь тело. Потом начал обходить посты. В нижнем конце лагеря он застал Гарри Плешивого.

— Ничего нового? — спросил инспектор.

— Ничего! Ни дикаря, ни дьявола!

И просто так, лишь бы сказать что-нибудь, добавил:

— «Тарелочка» отправился вниз вместе с черным. На верблюдах.

«Тарелочкой» иногда в шутку называли Крума Димова. Он отлично стрелял из ружья и из револьвера по подброшенным в воздух тарелочкам. Без промаха. Пробивал на лету спичечный коробок. Но не это его умение вызывало насмешку. Все знали, что он не может стрелять по живым целям. Никто не видел, чтобы он хоть раз убил кенгуру, динго или даже птицу. Рассказывали, что однажды ему надо было арестовать вора. Но тот бросился бежать. Крум закричал ему: «Стой!» И несмотря на то, что вор не остановился, выстрелить не посмел. Так и упустил его.

Том насторожился.

— Куда они отправились?

— Посмотреть на убитого.

Инспектор задумался. Посмотреть на убитого! А почему тогда ему не сказали? Том все еще был инспектором. Почему же его игнорируют?

Том покачал головой. Нет! Не из-за убийства все это. Тут что-то другое. Что же? И почему с черным следопытом, который вчера весь день слонялся неизвестно где? Уж не нашел ли Бурамара, этот черный хитрец, какое-нибудь еще более богатое месторождение опалов? И сейчас повел туда тайком своего приятеля? А расследование убийства только так, для отвода глаз? Может быть, и эта вчерашняя тревога из-за сваленного аборигенами камня тоже была поднята с тем, чтобы запугать искателей опалов, если им вдруг вздумается пойти в ту сторону.

— Я их настигну! — сказал он Плешивому Гарри. — Втроем мы скорее управимся.

Он отвязал одного верблюда, взгромоздился в седло и двинулся по их следам. Мрак еще не рассеялся. Только на востоке, за черной полоской пустынного горизонта, разгоралось слабое лиловое зарево. Неподалеку светились, словно намазанные фосфором, белые ветки и ствол эвкалипта-привидения. Что это там под ним? Соскочив на землю, Том мгновенно залег, вытащил пистолет и отвел предохранитель. Перед ним стоял лохматый дикарь с поднятыми руками. Еще секунда, и он бы метнул копье-Инспектор поднялся с земли пристыженный. Хорошо, что его никто не видел. Он отряхнул пыль с коленей и одежды. В этих местах много травяных деревьев с высокими стволами, одетыми в прошлогоднюю листву и с пучком свежей зелени на вершине. Большинство из них было лишь с одним стеблем, прямым, как колонна. А травяное дерево, которое называют «чернокожим», ветвится и в темноте, особенно людям трусливым, напоминает притаившегося аборигена.

День наступил неожиданно, как бывает в этих широтах. Лиловое сияние разгорелось, запламенело, поползло по небосводу, как пожар в саванне, и вдруг взорвалось ослепительным светом и жаром. Стволы эвкалиптов, акации, кусты отбрасывали длинные синеватые тени на красную землю и побелевшую траву. Солнечные лучи наполнили воздух нежной золотистой дымкой. С деревьев доносились крики пестрых какаду. Стайка волнистых попугайчиков зеленым облачком спустилась на землю и закопошилась, разыскивая и выкапывая из земли семена. С десяток эму танцевали под искривленной акацией, распушив перья, чтобы привести их в порядок. Несколько кенгуру, усевшись на хвосты, чесали бока своими кажущимися неуклюжими задними лапами. Два самца, отделившиеся от стада, спозаранку начали утреннюю дуэль и, словно боксеры, наносили друг другу быстрые, резкие удары передними лапами. Том невольно усмехнулся, вспомнив, откуда взялось слово «кенгуру». Первые поселенцы спросили аборигенов, как называются эти длинноногие животные. А те отвечали: «Кенгу-ру!» На их языке это означало: «Не понимаю!» Но вот более старый боец изловчился и ухватил голову своего противника, оперся на хвост и мощным ударом задних ног распорол ему живот. Но и раненое животное успело задеть его единственным своим когтем. Хлынула кровь. В этот момент самки, которые до сих пор безучастно охорашивались, не обращая ни малейшего внимания на кровавый рыцарский турнир, беспокойно заозирались. Малыши мигом шмыгнули к ним в сумки. Из-за ближайших зарослей переплетенных акаций выскочили две собаки динго и бросились в середину стада. Самки словно взлетели и понеслись по степи огромными десятиметровыми скачками. Окровавленные соперники бросились их догонять. Но вот у них на пути встала длинная полоса кустарника, похожая на трехметровую живую изгородь. Если бы бегущие кенгуру решили обходить препятствие, дикие собаки перерезали бы им путь. И они не стали обходить его. Гигантскими прыжками они перелетели через кусты. Только тяжелораненый самец, ослабевший от потери крови, не смог преодолеть препятствие, ударился в колючую преграду и отлетел назад. В следующее мгновение динго впились зубами ему в горло.