Опалы Нефертити - Бобев Петр - Страница 33

Мария невольно отшатнулась от него, закусив губы.

— Вы и в самом деле сумасшедший!

— Ха-ха-ха! — надменно засмеялся Эхнатон, не отвечая ей.

— Вы — чудовище!

Он горделиво выпятил грудь.

— Нет! Я — бог! Я могущественнее бога. Потому что бог не смог истребить человеческий род. А я истреблю его вместе со всей жизнью, сотру эту плесень, покрывающую землю. Я Осирис и Сет одновременно, я — добро и зло. Всю жизнь во мне боролись Осирис и Сет. Но в конце концов я убедился, что прав Сет. Осирис наивен, это всего лишь мечта, во имя которой вершится зло. Все напряженно работают, изнемогают от труда ради того, чтобы вырастить больше зерна, чтобы прокормить все больше и больше людей — чтобы было все больше и больше страждущих. Врачи борются с болезнями и побеждают их — чтобы осталось жить все больше и больше страждущих...

Он выпрямился.

— Нет! Они не заслуживают того, чтобы жить: ни белые, ни черные. Ненавижу их, всех ненавижу!

— Замолчите! — прокричала Мария. — Это ужасно!

Он вздрогнул. Затем опустился на трон, скорее рухнул на него. Он стал тереть лоб, словно стараясь освободиться от каких-то невидимых тисков, которые сжимали его.

— Нет! — почти плача, проговорил он. — Я не ненавижу их! Я люблю их! Длинноносый считается благодетелем только за то, что он дал человечеству знания. Но он не благодетель. От знаний люди не стали счастливее. Я избавлю их от всех страданий. Из любви к ним я их уничтожу...

Мария почувствовала, что вся дрожит. Она была не из трусливых. Но то, что происходило сейчас, было невыносимо, было выше ее понимания. Душа ее заледенела, соприкоснувшись с больным сознанием этого черного фараона. Ей хотелось сказать ему, что он сошел с ума, хотелось громко закричать, вскочить и бежать куда глаза глядят. Потому что она чувствовала, что, продолжая слушать этот безумный бред, она сама потеряет рассудок. И начнет выть, как зверь...

Но из горла ее не вырывалось ни звука.

Опьяненный своим всесилием, ничего не слыша кроме своих слов, Эхнатон приближал к ней свое лицо, словно тайпан, готовящийся нанести смертельный удар, и говорил все громче:

— И ты мне поможешь, Нефертити! Вдвоем с тобой мы станем величайшими благодетелями человечества!

— Нет! — закричала она. — Это сатанинское дело!

— Ты обещала, Нефертити! Залог твоего слова — твой брат. У моих змей скопилось достаточно яда. Тем более, что и без твоей помощи судьба уже начала свое дело. Помоги мне скорее покончить со всем, чтобы агония была короче! А когда мы убедимся, что Великое дело свершилось, тогда я взорву подземелья дворца...

— Неужели у вас есть и порох? — воскликнула она в замешательстве.

— Мы называем его «магическим порошком фараонов». Могучими были владыки Древнего Египта, Черной земли Кемет. У них были проницательный ум и нечеловеческая телесная сила. Они обладали знаниями во всех видах магии. Когда полчища критских царей вторглись в Благословенную землю, фараон приказал заполнить магическим порошком, доставленным на бесчисленном множестве кораблей, бездонную пещеру на перешейке, который отделял Великое Западное море от Внутреннего моря, и воспламенить его. Страшный взрыв потряс землю. Воды Великого западного моря хлынули во Внутреннее море и затопили царство критян.

Мария в удивлении молчала. В каждой легенде есть зерно истины. Но не было ли это бредом величия, лихорадившим его больной мозг? Не шла ли речь об оседании Гибралтарского пролива, о гибели критской цивилизации, когда воды Атлантического океана хлынули в Средиземное море, уровень которого до этого был на сто метров ниже уровня океана? Не таким ли образом возникли легенды о всемирном потопе и гибели Атлантиды?

— Я знаю все, — продолжал Эхнатон. — Потому что фараон есть живой бог. Ваш древний властелин Александр когда-то осадил в Индии город. И тогда из стен города вырвались молнии, которые разметали его войско. Другой полководец — Ганнибал, одержал победу над римлянами, после того как потряс землю подобно землетрясению. От иерихонских труб иудеев рушились крепости. А все это делал магический порошок фараонов. И когда придет время, этот храм, все эти статуи, склады и сокровищницы вместе с нами взлетят в воздух.

Мария лихорадочно думала. Вернее, даже не думала. В ее сознании, словно в кошмаре, проносился вихрь идей и решений, одно другого бесполезнее и неосуществимее. Она знала только одно. Этот человек, который привел в движение стихию уничтожения, должен быть обезврежен, и, как сказал Крум, на него должна быть надета смирительная рубашка.

Эх, почему она не обладает силой брата! Здесь нужно было как раз это — сочетание дерзости Сорвиголовы и силы тихого Крума Димова.

И она решилась.

— Я вам не верю! — дерзко сказала она. — Не верю ни единому слову из того, что вы мне наговорили. Все это ваши выдумки: и о семенах, и о порохе. У вас нет ни семян, ни пороха.

Тело его напряглось в едва сдерживаемой злобе.

— Фараон лжет? — почти прокричал он. — Да слышишь ли ты, что говоришь, несчастная?

И он вскочил, забыв о своем царственном величии.

— Пойдем со мной!

Она пошла за ним следом, едва поспевая за ним.

Они прошли через несколько темных залов, спустились по узкой лестнице и пошли по коридору, который оканчивался каменной вертикальной плитой.

Мария тревожно оглянулась. За ними никто не шел. Они были одни.

Эхнатон привел в движение какой-то механизм в стене, и каменная плита отошла в сторону. Перед ними открылось просторное помещение, выдолбленное в скале и заполненное странной серой массой. Может быть, действительно, это был порох.

У девушки не было времени проверять, что это такое, да сейчас ее это и не интересовало. В то самое мгновение, когда фараон обернулся, гордо приосанившись, чтобы показать ей свое могущество, она резко толкнула его в порох, вложив в этот толчок всю свою энергию и силу. Затем отскочила назад и нажала на кнопку механизма. Плита закрыла вход в кладовую.

Сумасшедший был внутри! Сумасшедший был обезврежен!

Сейчас ей оставалось одно — найти в этом лабиринте камеру брата, освободить его, отыскать и Бурамару. А потом...

В это мгновение несколько черных теней, которые до этого скрывались в нишах стен, бросились на нее.

Всего лишь трое осталось в живых

после того, как скала раскололась, выплеснув наружу воды подземного города Ахетатона— Том Риджер, Джонни Кенгуру и Гурмалулу. Грязные, израненные, покрытые засохшей кровью, все в синяках, они шли друг за другом, подгоняемые чернокожими стражами, взявшими их в плен.

В храме Эхенуфер снял у них с глаз повязки и развязал им руки. Он не обыскал их. Забыл об этом или же вообще не знал, что белые носят в карманах оружие, которое убивает издалека.

Том невольно усмехнулся, ощутив бедром спрятанный в кармане пистолет. Сейчас он возлагал на него все свои надежды.

Гурмалулу боязливо озирался в полумраке храма. Куда он попал? Что это за пещера? А это что такое, уж не чуринги ли?

Внезапно он отпрянул назад и в ужасе прохрипел:

— Ир-мунен!

Вытаращив глаза, он в страхе смотрел на статуи египетских богов, дрожащей рукой указывая на Анубиса, бога загробного царства с головой шакала.

— Ир-мунен! Чудовище — собака с ногами человека! Потом он резко повернулся в другую сторону:

— Билау! Человек с лапами ястреба!

На этот раз он указывал на стоявшее в нише изображение человеческой души, которая древним египтянам представлялась в виде птицы с человеческой головой.

— И эму без перьев!

На стенах были барельефы каких-то двуногих ящериц, порожденных, может быть, воображением художника, а может, виденных им, когда египтяне впервые сошли на австралийскую землю.

Во мраке светились зеленые глаза, которые то исчезали, то вспыхивали снова. Гурмалулу задохнулся от страха.

— Ир-мунен! Они шевелятся!

Том оборвал его:

— Мозги у тебя шевелятся! Не видишь разве, что статуи сделаны из камня? Я видел как-то фильм. Про Клеопатру. Такими были египетские боги. А огоньки — это глаза кошек.