Амето - Боккаччо Джованни - Страница 12

12

XXII

Когда бы Этна[60] к мысу Лилибеяподвинула свой огненный чертог,освободивши голову Тифея,когда бы Апеннины с мощных ног,а с рук сползли Пелор и гнет Пахина —и снова бы Тифей воспрянуть мог,то все равно бы сила исполинабыла ничтожна против наших сил,хоть много зла творила беспричинно;слабее нас и те[61], кто громоздилна гору гору в дерзком произволеи низложить Юпитера грозили небесами завладеть – доколегрома Юпитер не решил метнуть, —и враг побит был на Флегрейском поле;слабей и те, кого когда-нибудьсожгла стрела небес – а значит, к небу,не мешкая, проложим дерзкий путь,И если небосвод нам на потребуне отворят бессмертные – тогдаони рискуют угодить к Эребу,или другая им грозит беда —к Плутону в бездну под глухие сводыстроптивцев мы отправим навсегда;а посему пусть неба верховодысочтут за честь внезапный наш приезди нас причислят в чин своей породы.И наша доблесть все затмит окрест,а благородству место не запаснотам, где богатству есть в достатке мест.Могуча наша младость и прекрасна,свободно сердце и душа вольна, —живем, не сокрушаясь ежечасно.Ни башня, ни зубчатая стенане сдержат нас; в стремленье непреклонномнам нипочем ни толщь, ни крутизна.Вверяясь огнедышащим драконам,мы совершаем огненный полетк непостижимым горним небосклонам.Но если в небо нам закажут вход,мы тотчас, уподобясь Фаэтону,спалим надменный лучезарный своди всех богов, – докажем небосклонуи тем, кто не пустил нас на порог,что отомстить умеем за препону —чем и наказан будет их порок.

XXIII

Удержав стихи в цепкой памяти, я опустила глаза долу, не в силах более вынести блеска, и прямо перед собой увидела Венеру на зеленом лугу, подобную Елене, склонившейся над мертвым Парисом. Правой рукой она сжимала отпущенные поводья ожидавшего поодаль коня, а левой удерживала щит и копье. И казалось, что она плачет – если бы могли плакать глаза бессмертных, – устремив взор на юношу в прекрасных доспехах, простертого на траве и, как показалось мне, бездыханного. Как повелевает обычай, я преклонила колени на зеленой траве и, для начала почтив богиню, вопросила: «О священнейшее божество, матерь любовных услад, я, раба твоя, прошу, внемли моей речи и удостой ее ответа божественных уст; и, если моего слуха дозволено коснуться твоим словам, не скрой от меня причину скорби, замутившей ясный божественный лик, скажи мне, кто этот мертвый юноша, на которого ты взираешь?»

Небесным голосом она отвечала: «Милая дева, тот, кого ты здесь видишь, был поручен мне сиротой, и я растила его, обучая, пока он не достиг возмужалости, о которой ты можешь судить по его густой бороде; я даровала ему коня и доспехи; опоясав, сделала своим рыцарем. И вот теперь, когда долгие труды были близки к достойному завершенью, некое божество, похитив у меня его дух, скитается с ним в поднебесье, причиняя мне горчайшую из обид; и оттого меня снедает тоска, которую я едва в силах вынести божественной грудью. Но из-за того, что богам не дано переменять того, что судили другие боги, я не могу положить предел своему страданью». Внимательно выслушав священную речь и почувствовав жалость, я сказала: «О богиня, дай волю гневу и умерь свое горе, не смягченное сроком, ему не место там, где нужна помощь. Если тебе угодно принять ее от меня, я смертной рукой попробую сделать то, что богам возбраняется их уставом, и, кто знает, может быть, сумею вернуть тебе оруженосца целым и невредимым, всей душой готовым нести твою службу».

Сказав это, я переложила стрелы в другую руку и, приблизившись к охладелому телу юноши, чуть дотронулась до едва трепетавшей обнаженной груди. Он задрожал, выказывая устрашающие признаки близкой смерти, беспорядочными движениями напрягая каждую жилу. Но постепенно теплом собственной руки я согрела похолодевшее тело и почувствовала, как в него возвращается излетевший дух и воскресает в нем и как сердце наполняет кровью каждую жилу. Видя, что желанная цель близка, я сказала: «Богиня, утешься, заблудшая, но не погибшая жизнь возвращается в тело, чей дух, где бы он ни был, мы собственными силами отзовем к исполнению долга».

И я поддерживала теплом руки слабую жизнь до тех пор, пока не увидела, что бледность лица начинает понемногу сменяться румянцем, а члены приходят в движение, подобно водной глади, тронутой легким ветром. Только успела отлетевшая было жизнь вновь укрепиться в теле, как юноша сел, словно тот, другой, который предстал среди Фессалийских гор недостойному сыну Помпея, когда Эрихто[62] заклинаньями вызвала его от Стигийских вод; издав болезненный стон, он тотчас упал бы, если бы я не поддержала его рукой. Обратив глаза, долгое время томившиеся в потемках Дита, к лику сострадательной богини, он едва вынес его сиянье и, пристыженный, еще безгласный, всем униженным видом взмолился о прощении за отступничество. Увидев это, богиня, довольная, выпрямилась во весь рост и благосклонно пообещала ему снисхождение к его провинностям, которое и даровала, как только он испросил его, обретя голос; за это она потребовала впредь не совершать подобных проступков, если только потемки Ахеронта ему не дороже, чем ясный свет ее царства. Сверх того, она приказала ему в искупленье греха не покидать и усердно чтить меня, как спасительницу его жизни, и с радостью в лице поручила его моим благодетельным попеченьям. С этими словами она стремительно исчезла в небе, разлив кругом того места дивный свет и благоухание драгоценнейших ароматов. А я осталась одна с юношей, чье тело уже совсем согрелось, и, довольная подарком богов, видя, что юноша уже обрел дар речи, спросила, из каких мест он родом, как его имя и что с ним случилось, чтобы лучше понять, кто же был мне дарован. Он отвечал мне: «Прекраснейшая дева, единственная опора и надежда моей жизни, над Ксанфом, красивейшей рекой во Фригии, несущей ясные воды, еще видны развалины града[63], некогда окруженного высочайшей стеной, которую возвел Нептун под звук Аполлонойой кифары. Но когда ярость греков обрекла прожорству огня все, чем он мог напитаться, и высокие башни, с великой затратой сил вознесенные к небу, вершинами коснулись земли, а та, что была причиной несчастий, вернулась в оставленную спальню супруга, тогда-то из города вышла на вечное изгнание толпа молодых людей. В скитаниях оставив за собой африканские берега и громаду, придавившую[64] надменную главу Тифея, и обильные царства Авзонии[65], они переправились через жадные волны Рубикона и Родана и остановились на приветливых берегах Сены; с теми же упованьями, с какими Кадм[66] некогда воздвиг Фиванскую крепость, они основали там город[67] и поселились в нем на благо себе и своим потомкам. С тех пор как среди смертных явилось божественное дитя, протекло в том городе двенадцать веков и еще девять десятых от тринадцатого столетья – подобно тому как сейчас от четырнадцатого протекло две пятых – до того времени, когда от одних благородных родителей родилась дочь, которую они в положенный срок благочестиво с факелами выдали замуж за служителя Марса, полагая, что совершают добрый поступок. А тем временем между скудных гор, примерно ни полпути от Корита до земли кормилицы Ромула[68], у Тритолема, человека безвестного, без имени и достатка, из нужды служившего Сатурну и Церере[69], от простой нимфы родился мальчик, чье имя, ничем не прославленное, я не стану упоминать.

вернуться

60

Когда бы Этна… – Голова сраженного Юпитером гиганта Тифея погребена под Этной, ноги придавлены Апеннинами, руки – мысом Пелор Хныне Фаро) и Пахином (ныне Пассаро).

вернуться

61

…слабее нас и те… – то есть внуки бога Алоэя, воздвигшие гору на гору, чтобы приступом взять небо, и гиганты, разбитые Юпитером и богами-олимпийцами на Флегрейской равнине.

вернуться

62

…предстал… сыну Помпея, когда Эрихто… – Фессалийская волшебница Эрихто заклинаниями вызвала из загробного царства душу убитого воина, которая предсказала Сексту Помпею, сыну Гнея, поражение в битве с Цезарем при Фарсале.

вернуться

63

…развалины града – Трои.

вернуться

64

…громаду, придавившую… – Имеется в виду Этна.

вернуться

65

Авзония – Италия.

вернуться

66

Кадм – сын царя Агенора, основатель Фив.

вернуться

67

…основали там город… – Париж.

вернуться

68

…на полпути от Корита до земли кормилицы Ромула… – на полпути от Фьезоле до Сиены (в гербе Сиены – волчица, отсюда «кормилицы Ромула»).

вернуться

69

…служившего Сатурну и Церере… – то есть занятого сельским хозяйством.