Наследница Единорогов - Маккефри Энн - Страница 21

– С твоего позволения, дядюшка, я сейчас отведу мою бывшую жену в отведенную для нее отдельную комнату, где она сможет начать свое молитвенное бодрствование. Я знаю, тебе не захочется откладывать финальную церемонию, – сказал Рафик.

– Поскольку я сам не являюсь нео-хаддитом, – возразил Хафиз, – я вовсе не вижу причин для подобной задержки.

– Я должен сообщить ее семье, что все было сделано достойно и в соответствии с положенным церемониалом, – возразил Рафик. – Это дело, затрагивающее мою честь, дядюшка.

Хафиз поворчал некоторое время, однако в конце концов отпустил их, получив заверения Рафика в том, что молитвы Акорны вовсе не помешают ее присутствию на свадебной церемонии, которая должна была состояться вечером.

– Только семья, – уверил он племянника. – Будут присутствовать только члены семьи и твой партнер.

Рафик выглядел удивленным:

– И ты преломишь хлеб с неверующим, дядюшка?

– Ты считаешь его членом своей семьи и доверяешь ему свою честь в лице своих жен, – ответил Хафиз. – В знак любви и уважения к тебе, мой дорогой племянник, я просто не могу не сделать этого.

Выглядел он при этих словах, однако же, так, словно только что проглотил что-то весьма неприятное.

– Что это все значит? – требовательно спросил Калум, как только они остались одни в уединенных комнатах второго этажа.

– Ну, ведь не хотел же ты, чтобы я передал ему Акорну здесь и сейчас? Я нашел причину отсрочить этот момент. Теперь, когда наши финансовые дела в порядке, корабль готов к отлету, а я получил все необходимые пароли, мы можем бежать. Сегодня же ночью. Впрочем, нам придется дождаться окончания этой чертовой церемонии, – Рафик нахмурился. – Хотел бы я знать, почему он настаивает на том, чтобы при этом присутствовал Гилл. Несмотря на то, что его присутствие дяде явно неприятно.

– Нам же удобнее, – заметил Калум.

– Именно это, – ответил Рафик, – меня и беспокоит.

Из уважения к предполагаемым суровым религиозным убеждениям Рафика, в соответствии с которыми женщины не должны были показываться на людях, Хафиз устроил все так, чтобы на праздничном ужине не было слуг.

– Как видишь, дорогой мой мальчик, – проговорил он, обведя широким жестом просторный обеденный зал с резными ширмами и покрытыми цветным шелком диванами, – все готово. На столе есть даже устройства для подогрева и охлаждения блюд, чтобы каждое было подано при нужной температуре. Что может быть приятнее, чем простой ужин en famille ? Десятки слуг, приносящих подносы с едой разливающих напитки – это всего лишь устаревшая традиция, та излишняя роскошь, от которой предостерегал нас Третий Пророк. Разве ты не согласен со мной?

Гилл был рад тому, что он, как неверующий, и Калум, как старшая жена Рафика, были избавлены от необходимости отвечать на это замечание. Гиллу нужно было только сохранять нейтральное выражение лица, пока Рафик превозносил скромность и простоту приготовлений Хафиза… пытаясь, впрочем, при этом не смотреть на стол, накрытый с изысканной роскошью.

По сторонам этого длинного низкого стола, стояли два дивана, покрытых изумрудно-зеленым и алым шелком. Сам стол был уставлен яствами: миски с пловом, серебряные подносы с горячими пирожками, нарезанные ломтиками фрукты, уложенные на специальных охлаждающих подносах изящными натюрмортами, шашлык из ягненка на длинных шампурах, пиалы йогурта с нарезанной мятой, моллюски с Килумбембы, зажаренные в тесте, засахаренные розовые лепестки… Между блюдами разместились высокие бокалы, охлаждаемые во льду на подносе, а на втором подносе, неподалеку от стоявшего во главе стола дивана, предназначенного для хозяина дома, стоял кувшин с каким-то фруктовым напитком. Дальняя стена обеденного зала представляла собой поросшую мхом скалу, по которой тонкими ручейками сбегала вода, собиравшаяся в поток, омывавший подножие миниатюрного утеса. Из-за ширм доносились звуки китеранских арф, сливавшиеся со звоном водяных струй.

– Мы даже будем сами наливать себе напитки, – сказал Хафиз, указывая на кувшин. – Я видел, что, будучи добрым нео-хаддитом, ты следуешь слову Первого Пророка и отказываешься от вина, не принимая смягчения обычаев, которое позволяют Второй и Третий Пророки. Я сам как правило за обедом пью килумбембское пиво, но сегодня разделю с тобой охлажденный сок мадигади, приготовленный для моих дорогих гостей.

Рафик кивнул, правда, не без сожаления. Как прекрасно знали и Гилл, и Калум, он с удовольствием выпил бы кружку холодного килумбембского пива, которым эта планета славилась – так же, как и жареными моллюсками.

– Даже и не думай, – прошептал ему на ухо Калум. – Если я могу носить все эти тряпки и быть похожим на белый воздушный шар, чтобы поддержать твою игру, то и ты как-нибудь обойдешься сегодня фруктовым соком. Да не забывай делать вид, что он очень тебе нравится.

– Твоя старшая жена чем-то недовольна? – спросил Хафиз. – Надеюсь, это не очередной припадок?

Рафик попытался наступить на ногу Калуму, но наступил только на подол его платья.

– Она в добром здравии, благодарю, дядюшка, – ответил он, – ей просто захотелось поболтать о каких-то мелочах, как это любят делать женщины.

– Женщины, которые не носят вуалей и не прячутся от мужских взглядов, – довольно язвительно заметил Хафиз, – имеют больше возможностей найти интересные темы для беседы… о, ладно, ладно! Я больше ни слова не скажу об откровениях Мулей Сухейла.

– Мы всего лишь возвращаемся к чистым традициям нашей истинной веры, – довольно-таки напряженно ответил Рафик.

– Тогда давайте же сегодня последуем еще одной традиции, – предложил Хафиз, – и выпьем из одного кувшина в знак полного доверия, царящего в нашей семье.

Он устроил целый спектакль из разливания по их кружкам холодного сока мадигади, налил себе последним и сразу отпил большой глоток, словно желая показать, что напиток безвреден. Рафик поднял свою кружку, однако внезапно раздавшийся снаружи шум отвлек его и заставил вернуть кружку на место. До тех, кто собрался за столом, доносились возбужденные голоса и тонкие пронзительные причитания какой-то старухи.

– Амина! – вздохнул Хафиз, поднимаясь с места. – Старая нянька Тафы. Она использует любую новость с юга, чтобы разыграть очередную сцену из мыльной оперы. Лучше мне ее успокоить. Простите за то, что ваш покой был нарушен, и продолжайте трапезу – я могу задержаться на какое-то время.

С этими словами он, нахмурившись, быстро покинул комнату.

Гилл взял горсть моллюсков, жареных в масле, и принялся с наслаждением уплетать их за обе щеки.

– :Ну, он же сказал, что мы можем продолжать, – ответил рыжебородый на молчаливый укор Рафика. – К тому же, хотя этот стол и подогревает блюда, но навряд ли моллюски смогут бесконечно оставаться хрустящими, – он глубоко вздохнул и потянулся за своей кружкой. – Надо признаться, раньше я не пробовал их такими горячими и острыми.

– Любая пристойная еда кажется вам, варварам, слишком острой, – заметил Рафик. – Акорна, что ты делаешь?.

Девочка возилась со своими вуалями, пока они не образовали спутанный клубок.

– Подожди-ка, милая, дай, я поправлю, – предложил Гилл. – Рафик, а что, есть причины, по которым ей по-прежнему стоит скрывать лицо за ужином? Что-то мне не кажется, что Хафиз увидит нечто такое, чего еще не успел увидеть раньше.

– Да, только тогда он может спросить, почему я не позволяю и второй своей жене открыть лицо, – утомленно ответил Рафик. – Полагаю, тогда мне пришлось бы объяснять, что она так уродлива, что самый ее вид может испортить удовольствие от трапезы…

Калум пнул его под столом.

– Вот странность… – проговорил Гилл, ощупывая лоб Акорны.

– Что? Ты думаешь, у нее жар?

– Ее кожа достаточно прохладна. Но вы посмотрите на ее рог!

По всей длине рога образовывались большие капли прозрачной жидкости, которые Акорна безуспешно пыталась стереть краем вуали.

– Выпей холодного сока, милая, ты сразу почувствуешь себя лучше, – предложил Гилл, подавая ей кружку.