Действо - Болотников Сергей - Страница 15

Вот, например, есть здесь автомобилист – большой любитель четырехколесных повозок, и к нему приходит сразу три или четыре журнала, с ярких обложек которых глядят футуристические мордашки современных автомобилей. Зачастую одних и тех же.

Или вот любитель ТВ – наверняка это его спутниковая антенна торчит из абсолютно плоской стены одного из домов – у него там десяток каналов, и к каждому требуется программа, что он и выписывает. Опять же стопка журналов.

Путешественник – наверное, богат, раз может позволить посетить напечатанные на гладких страницах экзотические пейзажи. А может, напротив, беден и потому посещает их только в мечтах, тоскливо вздыхая над раскрытым журналом.

Компьютерщик – вот этому точно никогда уже не придет бумажного конверта, давно уже перешел на электронную связь. Зато к нему придет журнал о софте и железе и игровое издание с блистающим спрятанной радугой компакт диском. Аккуратно опускаем его в ящик, радуются, виртуальный ты человек!

Вот тут самое интересное – два тонких научных издания. Совсем блеклые, без картинок и кричащих цветов, да и печатаны у нас. Если их открыть то найдешь множество ровных черных строчек научного текста, да похожие на диковинных насекомых хитросплетения формул. Кому это? Поляков представлял, что это профессор – маленький старичок в толстых очках. Лауреат каких ни будь незнакомых премий, владелец патентов на ничего не говорящие обычному обывателю изобретения. С тихим шелестом отправляются в ящик эти порождения науки.

А вот тут у нас совсем другой пример – журнал легкой эротики, журнал о бодибилдинге и глупейшее молодежное издание. Кому это? Да мы, в общем то, знаем – наверняка восемнадцатилетнее дитятко страдающее одновременно инфантилизмом, скрытыми комплексами и надежно остановившееся в своем развитии еще несколько лет назад.

Поляков отправил в ящик и этот набор, потом улыбнулся собственным мыслям – вполне возможно, что все совсем наоборот. И этот неполовозрелый печатный набор выписывает как раз старичок, каждый месяц с вожделением и потными подрагивающими руками вынимает его из ящика.

Все может быть. Все бывает.

Вот так шел он, Константин Поляков, рассыпая щедрой рукой журналы и газеты, письма и открытки и пакеты плотной бумаги, в которой находилось неизвестно что, и чувствовали себя вполне счастливым.

Чувствовал себя на своем месте. Город потихоньку оживал, смена двигалась к завершению, и вот уже появились первые люди на улицах – сонные и встрепанные, словно пробужденные посреди сияющего полудня ночные совы. Гудят машины с обледенелыми стеклами, в воздух взмывают первые сизые струйки выхлопного газа, сегодня тесно братающегося с искристым водяным паром. Зима на улице. Предновогодье.

Осталось лишь два дома – панельные близнецы, стоящие друг напротив друга, словно помятые серые отражения одного единственного здания и зажимающие между собой прямоугольный участок заснеженного двора. На плоских крышах снег, а чуть вышел жмурятся гаснущие звезды.

Сюда тоже зайти и все – на почту. Разбирать, сортировать, ставить сизые штемпели. Что делать, сотрудников не хватает.

А в этом здании тоже есть свои любители. Сюда идет журнал о собаководстве с мохнатыми зверюгами на обложке, и газета посвященная веб дизайну с еще более кошмарными иероглифами, чем в научных журналах, и поэтический тонкий сборник, который влачит жалкое существование уже не первый год. Приходит сюда и детский журнал – тут краски становятся по истине абсолютно кислотными, так, что глаза начинает резать.

Обычный, в общем то, набор. Константин добрался да заснеженных ступенек в подъезд и в некотором замешательстве остановился.

Вот те на!

Письмо лежало на ступенях. На самом видном месте. И с недавних пор лежало – даже снег, как следует, не успел припорошить.

Потерял кто, когда выходил из подъезда? Ну кто же так с письмами!

Поляков вздохнул недовольный людской рассеянностью. Сами же потом жалеть будут, растеряши. Ну а его дело письмо поднять. Кому как не ему – почтальону. Это его прямая обязанность.

Он стоял у ступенек, держал конверт в руке и силился разглядеть адресата. Ого! А его ведь нет. Вернее есть, да он не живой.

«В дом номер такой то, улица такая та», и город тоже указан. Что же это, выходит, письмо всему дому отослали? Чудеса под новый год! И потеряли послание уже перед самым входом. Рука непроизвольно тянулась почесать в затылке, но мешала толстая вязаная шапка.

Чуть помедлив, Константин принял решение – он доставит письмо сам. Исправит ошибку неведомого и нерадивого почтальона. Письма терять, это последнее дело. Особенно такие.

Все еще держа конверт в руке, зашел в подъезд, рассеянно кивнул консьержке и получил в ответ холодный неприязненный взгляд – почтальонов она не любила. Перед набором почтовых ящиков – одинаковых с лица и крашенных унылой зеленой краской остановился в некотором недоумении.

Легко сказать доставить письмо. А кому прикажете его доставлять, если адресовано всему дому?

– Задачка… – сказал Константин.

Он снова посмотрел на конверт. Странный какой-то, бумага плотная, белая, шелковистая на ощупь. Уж не веленевая ли? И почерк фиолетовыми чернилами. Коллективное послание засекреченной организации анонимов соборному разуму панельной многоэтажки.

Ну не бросать же его здесь!

– "И что ты будешь делать, Костя-почтальон?" – спросил Поляков сам себя, – «Это ведь можно сказать тест твой на профпригодность! Да что там, на мораль тест, на порядочность!»

Может очень важное это письмо, и зависит от него многое. Может быть, люди, что отправляли, его истово молились, лишь бы дошло. А что? Все может быть!

Женщины всегда говорили Константину, что он похож на большого ребенка. Сам он считал, что просто остался в душе молодым. Если вспомнить его детство – проведенное среди запаха сургуча, чернил, хруста желтоватой плотной бумаги и канцелярских скрепок в крохотной конторке его отца, также почтового работника, в этом не было ничего удивительного.

С таким детством точно потом будешь играть всю жизнь. Носить тяжелую сумку на ремне и воображать себя рыцарем без страха и упрека.

Письмо само не дойдет. Ноги письма – это почтальон.

Не доставить его – опозориться перед самим собой. И потому, более не медля ни минуты, Константин Поляков углубился в хитросплетения коридоров, а далее в угластую спираль лестничных пролетов.

Адресат живет здесь – в этом он был уверен, а, следовательно, адресата можно найти.

Первый же звонок в дверь извлек на свет божий небритую глыбастую личность с похмельной тоской во взгляде. На вопрос «Не ваше ли это письмо» личность чуть помолчала, соображая, а потом изрекла сакральное:

– Мужик, ты дурак?

– Я… – сказал Константин, но был оборван.

– Какое на хрен письмо? – осведомился жилец и стало ясно, что этот тип писем не получал уже много-много лет. Конечно, кто такому напишет, отморозку.

Поспешно откланявшись, Константин поспешил выше, вдавливая кнопки звонков – разнообразных по форме, круглых, квадратных, треугольных и модерново биодизайновых.

Иногда на звонки откликались, и иногда в распахнутой двери появлялся заспанный обыватель. А чаще никто не появлялся, а просто подозрительный голос с затаенной опаской вопрошал: «Кто там?» или «вам кого?» или даже «что вам надо?» причем таким тоном, словно в задверенье были твердо уверенны, что он пришел сюда ограбить квартиру, а их самих поубивать страшным и мучительным способом. Эти последние ему так и не открывали, ничуть не поверив в то, что он почтальон.

Почтальоны не ходят по квартирам – это да.

Как бы то ни было, ответ всегда был один: нет, не знаем, не видели, молодой человек вы, по моему, дурью занимаетесь. Странный конверт мялся в руках, его брали, смотрели чуть удивленно, а потом поспешно возвращали почтальону. Как правило с уверениями в безнадежности его задачи.

– Ну тебе что, больше всех надо? – толстая неестественно крашенная под блондинку тетка с десятого этажа возвратила Константину успевший поднадоесть конверт, – Не твое ж письмо. Да и адрес какой-то дурацкий. Кинь ты его, пусть лежит!