Другие правила - Большаков Валерий Петрович - Страница 54

«Виллан» сбросил Сегундо к раздавленным скибрам, попавшим в том месяце под обвал, и укатил в город. Стало тихо. Даже с близкой дороги, где всегда сопел, жужжал и рокотал транспорт, сегодня не доносилось ни звука. Только ветер навевал пыль и тоску, дуя в облезлые остовы, как в трубу. Кладбище.

Прошло еще три или четыре часа, прежде чем сработал механоинстинкт и Сегундо шевельнулся. Маленькая трехметровая рыбозмея, поселившаяся в гнутом корпусе «Гелеполы», моментально притворилась деталью (каждое утро на сочленениях системы выпадал иней – еле гнущаяся рыбозмея с жадностью поглощала его, питая симбионтов, оживала, согревалась под солнцем и упрыгивала на плантации).

Сегундо завозился, перевернулся на спину. Поджал одну ногу, потом вторую. Отжался на манипуляторах и встал. Он почти ничего не помнил. Его псевдоинтеллект был грубо расчленен и рассеян лазерным лучом. От бывшего Сегундо, любившего поболтать об освоении Солнечной системы, остался лишь базовый кристалл, напичканный инстинктами и рефлексами. Кибер затоптался на месте, обозревая уцелевшим визиром свалку. И только через минуту сработала подпрограмма, включавшая саморемонт. Сегундо обошел всех роботов близкого ему типа, занимая запчасти – у одного демонтировал рожок локатора, у другого изъял сходный по параметрам визир, с третьего снял панель черепной коробки. Пока он чинился, небо заволокло тучами. Приладив локатор, Сегундо послал вызов остальной киберсистеме. Но ни первый, ни второй, ни робот-матка не откликнулись. Сегундо забыл, как под двумя его «братишками»-сателлитами раскололась восковая льдина, а робота-матку размазал азотный грифон. Что-то мелькало, поднималось, полустертое, из блока памяти – мутное кольцо Сатурна в буром небе, красноватые глыбы углеводородного льда, перетирающие овоид робота-матки, жирные волны с «блинами» асфальта…

Потом сработал рефлекс и прошла автодескрипция. Он – скибр. Точка. Он в рейде. Точка.

Сегундо потерял себя. Блок эмоций больше не подавал импульс центру удовольствия в псевдомозге – от возвращения ли хозяина домой, от выполнения ли работы. Блок высших функций не моделировал больше сознание – возможно, имитацию сознания, но неотличимую по Тьюрингу. Оба блока были прострелены навылет, и Сегундо выбросил их, прикрыв пустое место выпуклой панелькой.

Голая базовая программа руководила сейчас кибером-инвалидом. Городской интеллектуал стал деревенским дурачком.

Запустилась стандартная квест-программа. Сегундо отправился в рейд – без цели и определенного задания. Он обошел свалку по спирали, забирая к востоку, к Кордильерам Изиды. Вскорости размеренный стрекот растаял, черная фигурка скрылась за холмами.

Спустилась тишина. Красно-бурые слоистые холмы были ярко освещены Солнцем. В оврагах и кратерах залегли глубокие тени. А в розовом небе быстро неслись буро-красные облака. Начиналась пылевая буря.

Рыбозмея отделилась от корпуса «Гелеполы-3-эмбрио-тект», вытянулась, поводя венчиком усов вокруг пасти, но никаких подозрительных полей не обнаружила. И успокоилась.

Глава 22

Даярам Тхакур Сингх злился. Он метался по тесному отсеку бота и давился слюной. Так вот почему-то реагировала его «физика» на сильное раздражение. «Терпенья нет, и хлещет злоба!» – в точности так. И даже не сам провал на «Антенне» бесил Тхакура, не то выводило, что поражение он потерпел от какого-то там афро и капитана в отставке. Какой-то там афро и капитан в отставке продолжали жить – вот что унижало! До корчей, до тошноты…

Пусть бы он даже не казнил их, пусть бы хоть скальп снял, как обещание предать медленной, мучительной смерти – так нет же! Тхакур захрипел, забулькал.

– Чтоб вы все попередохли! – прорычал он и поперхнулся слюной. Шипя, плюясь, откашлялся. Его короткие, толстенькие пальцы с аккуратно остриженными ногтями нетерпеливо гнулись и подергивались, готовые кромсать, терзать, ломать с мокрым хрустом чью-то трепещущую плоть, теплую, исходящую криком… Убивать смакуя. Пытать с выдумкой. Казнить затейливо. Вот кредо Тхакура Сингха, или как это там называется…

Он попробовал успокоиться и закрыл глаза, памятью возвращаясь к последнему году работы на ДТ-комбинате. Ему нравилось быть оператором. Ходить по выработкам в дейтериевом льду, настраивать роботов, чувствовать себя хозяином стационарных киберкомплексов. А его взяли и сократили. За ненадобностью! И потянулись долгие дни и нескончаемые ночи безделья. Каждую пятницу, с восьми до двенадцати, он околачивался в управлении, напрашиваясь хоть на временную работу, а пара его бывших коллег, вовремя перескочивших в кресла администраторов, отводили в сторону глаза, старательно не замечая старшего оператора техмодуля Тхакура Сингха… Вот, блин, где унижение было!

Просыпаешься по привычке рано утром и понимаешь, что идти некуда, разве что в столовую. Бесплатную столовую, где давали бесплатные обеды, завтраки и ужины. Вернее будет сказать – подавали. Как убогому, как неудачнику… Мирон, Федька Косой – те привыкли, даже довольны были такой жизнью, а его она просто бесила. Да и разве это жизнь? Сплошная жрачка… Локи называл это синдромом Че. Говорил, что хорошая заварушка излечит Тхакура и вернет удовлетворение жизнью. И правда, вернула. Он почему-то думал, что убивать будет трудно. Ничего подобного! Когда Локи затеял резню в Порт-Рорисе, Тхакур поначалу даже зарубки на рукоятке бластера делал, а потом бросил – слишком много их было, человеческих тушек, через которые он переступил.

За переборкой, в обитаемом отсеке бота, летят десять исполнителей, все с номерами в пятом разряде. Десять пурпуров, которым Локи переменил сознание – для пущей преданности. Они все с радостью отдадут за шефа свои жизни и с удовольствием отберут чужую. Но даже эти боятся его, Тхакура Сингха. Они жестоки, а он запредельно жесток. Убийство – их ремесло, а для него лишение жизни – целое искусство. Его успокоит и ублаготворит только причинение врагу смерти – продолжительной, через боль и страх.

Ничего… Скоро встретимся, бвана Оле-Сенду и господин капитан. Узнаете, что такое «форсированные методы»! Жилину этому, для разминки, пропишем «хемообработку нервных узлов алкалоидами»… или начнем с иглохирургии. Постепенно доведем до самой глубокой, с проникновением в нервные узелочки… А потом активируем болевые рецепторы!

Тхакур мягко улыбнулся – вспомнилось сопливое детство. Тогда все играли в «роликов» – маленьких, с огурец, микророботов-андроидов. Те и ходить могли, и говорить – противными писклявыми голосочками. Каждый месяц маленький Даярам выклянчивал у родителей то одного «ролика», то сразу двух. Генка Арцыбашев – они жили на одной лестничной площадке – запускал «роликов» в самодельной ракете, Сенька из «Белой башни» отправлял их на игрушечной яхте – исследовать необитаемые острова на пруду, а Даярам строил замок из обрезков пластолита. Хорошие «ролики» защищали крепостные стены, жили во дворце, а плохие гнили в тюрьме. Даярам с особым удовольствием клеил застенки, вделывал решеточки в окна, а в стены – толстые цепочки. К ним приковывали «роликов». Узники ходили взад-вперед, звенели кандалами, пищали – с каждым днем все тише и тише. Непередаваемое ощущение! Потом у них садились батарейки – считалось, что «ролики» помирали. Удовольствие, конечно, ниже среднего – настоящая-то смерть всегда безусловна… И вот один раз Даярам стащил «ролика» у соседа по парте. Принес домой и посадил игрушечного человечка в секретную камеру замка. Пытал его паяльником – ох, и писку было! А на другой день казнил. Вбил колышек в саду, привязал к нему «ролика», обложил стружками и поджег. Никакое мороженое, никакой билет на фантомат, пусть даже на взрослый сеанс, не могли сравниться с этой сластью – властью решать и вязать!

Даярам ласково улыбнулся своим воспоминаниям. Теперь у него будут другие игрушки… Без эмуляции боли и страха. Людям будет действительно больно и по-настоящему страшно. С гарантией. Поглядим, какой ты крутой, Глеб Жилин… Как ты будешь корчиться в поле нейронного активатора! Как будешь выть – до хрипа, до разрыва связок! А на другой день мы тебя казним. Придумаем что-нибудь позатейливей…