Осада Азова - Мирошниченко Григорий Ильич - Страница 68

– Хорош есаул Иван Зыбин! Большой есаул!

Бей-булат горячо продолжал:

– Иван – настоящий джигит! Смелый джигит! Таких джигитов у нас в горных аулах ценят дорого. Пошли и нас, атаман, на вылазку! Пошли! Мы принесем в крепость головы наших горских князей, которые продались турецкому султану. Я отомщу за свою Гюль-Илыджу!..

– Не время еще вам ходить на вылазки, – задумчиво сказал Татаринов. – Ваше время придет. Я помню о вас. Вашу смелость и верность русским людям мы проверим на большом деле. Ждите. А сейчас вы нужны в крепости.

Михаил Татаринов подошел к окну. В рассветной мгле уже рисовался Азов, его сторожевые башни, стены, темные контуры домов. Город спал. «Отдохнули ли люди? Что принесет наступающий день?» – тревожно думал атаман.

Ночная тишина еще стояла над городом, когда в турец­ком стане ударили барабаны, бубны, оглушительно заревели трубы. По тревоге был поднят весь вражеский лагерь.

Гуссейн-паша, проснувшись, обнаружил пропажу своего платья. Он разбудил пашей, и вместе они нашли мертвого караульщика, связанного и завернутого в ковер. Потом недосчитались семи знамен, среди которых было самое большое турецкое знамя с изображением султана Ибрагима. Недоставало и драгоценных сосудов.

Гуссейн-паша с искаженным от бешенства лицом взревел:

– Доводчики! Переметчики! Вот как вы мой шатер стережете? Вот как вы службу султану Ибрагиму несете? Вот как вы Оттоманскую империю охраняете? Да я вам, подлые и трусливые ослы, глаза повыколю, ваши пустые головы поснимаю и насажу на длинные казацкие пики! Куда вы смотрели?!

– Кто сие сотворил, того мы не ведаем, – отвечали перепуганные паши, дрожа от страха.

У Гуссейн-паши занялся дух от бессильного бешен­ства. Задыхаясь, он выдавил:

– Это дело рук донских казаков! Это вы, ленивые и беспечные паши, допустили такое злодейство! Вы пришли под Азов отсыпаться, а не воевать! Мыслимо ли такое дело в моем войске?..

В исступлении он стал бить по щекам дрожащих от ужаса пашей, а потом схватился за палку, выкрикивая:

– Как вы будете держать ответ перед султаном за большое клейменое знамя, на котором начертана персона самого Ибрагима? Что, если он дознается об этом? Аллах, избави нас всех от жестокой султанской казни!..

Гуссейн-паша долго еще бесновался, а потом повелел всю стражу, которая в ту ночь стояла на караулах, казнить немедля смертью.

– Добывайте султанское знамя во что бы то ни стало! – тяжело дыша, прохрипел главнокомандующий пашам. – Промышляйте как хотите, но знамя должно быть здесь!

Холод прошел по сгорбленным спинам пашей. Они стояли в каком-то оцепенении, боясь шелохнуться и вымолвить слово. В глазах у них застыл страх. «Лишь бы гроза пролетела да голова уцелела!» – думали они, читая про себя молитву.

– Разоряйте немедля гнездо злых змиев! Истребляйте всех до единого! Не оставляйте камня на камне! – повелительно произнес Гуссейн-паша, все еще гневно сверкая глазами. – И ежели вы, нерадивые и бездарные военачаль­ники, не возьмете Азова сегодня же, то вам никогда не вернуться в Стамбул, все вы останетесь лежать здесь мертвыми.

Паши нерешительно выпрямились, молчаливо и сумрачно переглянулись, все еще не веря, что гроза миновала.

– Бить по крепости из всех орудий! – властно приказал главнокомандующий пашам. – Разрушить до основания! Всем идти на приступ!

И начали турки разнобойно палить по крепости со всего своего боевого наряда. Они подкапывались под стены, лезли на них по штурмовым лестницам. Турецкие войска накатывались вал за валом. В один день они сделали на крепость несколько приступов. И все приступы закончились неудачей. Казаки отбивались храбро и мужественно. Атаманы находились в самых опасных местах, умело руководя обороной.

Когда казалось, что враги вот-вот ворвутся в крепость, Осип Петров приказывал метать за крепостные ворота и стены горшки, чиненные горящей смолой с кизяком. Густой смрадный дым окутывал ворота, стены, медленно расползался по земле, душил людей. Под его покровом из крепости выбиралась отборная сотня молодых казаков под командой Петро Щадеева, Томилы Бобырева и Дмитро Гуни. Переодетые в турецкое платье они стремительно нападали с тыла на атакующего врага, рубили саблями, кололи рогатинами, стреляли из самопалов и пи­щалей.

Янычары, сметая свои ряды, стреляя без разбору, за­таптывая раненых и упавших, покатились к своим траншеям. Турецкие военачальники бросили наперерез отступающим конницу Бегадыр Гирея. Однако она не смогла остановить бегущих. Над головами конников что-то резко свистело, и непонятная сила вырывала из седла одного, второго, третьего всадника. Другие, сраженные наповал, падали под копыта коней. Это Петро Щадеев, Иван Под­кова, Иван Небогатый и другие смельчаки, бежавшие вслед за янычарами, пускали в ход арканы и стреляли без промаха.

Взбешенные кони взвивались на дыбы, храпели, кусались, топтали пехоту. Истошные крики, вопли и стоны раненых, конское ржанье, беспорядочная пальба стояли над степью, окутанной дымом и густой пылью. Под их покровом отряд смельчаков, пользуясь растерянностью во вра­жеском войске, незаметно возвращался в крепость.

Гуссейн-паша, распаленный гневом, бросил на кре­пость иноземные войска. Но защитники крепости, не тратя задаром выстрелов, метко косили неприятеля. И в час вечерней зари, когда в четвертый раз был ранен в голову, атаман Осип Петрович Петров, Гуссейн-паша приказал своим войскам отступить. Бессчетная разноплеменная орда откатилась от крепости. Турецкой силы, и татарской, и горской, и иноземной полегло в тот день под стенами Азова несколько тысяч.

Ночной мрак опустился над крепостью. Черным-черно… Но защитники Азова не спали. Землей и водой гасили горевшие дома и постройки; месили глину и закла­дывали пробитые в стенах бреши; самые молодые и зоркие выбирались за крепостные ворота подбирать вражеское оружие, луки и колчаны со стрелами, осадные лестницы, бочки с порохом, ядра, брошенные неприятелем при отступлении. Смертельно усталые люди были возбуждены я радовались победе. Работали без перерыва, сменяя друг друга. Казачьи женки, старики и дети приносили горячую еду, воду, перевязывали раненых. Почерневшие от бессонных ночей, непрерывных боев и вылазок казаки засыпали тут же у крепостных стен.

Гуссейн-паша прислал к крепости своих старых парламентеров Магмед-агу, Чохом-агу, Курт-агу просить казаков, чтоб они дали туркам подобрать и похоронить трупы воинов.

– За голову янычара мы дадим вам по золотому червонному, – сказал Магмед-ага Алексею Старому, – за голову паши или полковника положим по сто талеров не­мецкой серебряной монетой. – О возврате султанского знамени он намеренно умолчал.

Курт-ага и Чохом-ага просили атамана вернуть голову крымского царевича Ислам-бека, обещая хорошо заплатить за нее.

Алексей Старой подумал и так сказал от имени войска:

– Мертвых мы никогда не продавали и не продаем. Нам не дорого ваше золото и серебро. Нам дорога слава вечная! А вы знайте и Гуссейн-паше о том точно и впрямь поведайте, что от нас, донских казаков, была то из Азова-города первая игрушка. Мы пока что только оружие свое прочищали – и то сколько вашего брата положили. Знайте: то же будет и с вами со всеми. Главное мы держим про запас, чем вас еще потчевать – дело то осадное затяжное и мудреное. Трупу вашего валяется у стен нашего города несметная сила. Берите его, а золота и серебра у нас в Азове и на Дону своего много.

Магмед-ага, довольный таким ответом, сказал, потирая руки:

– А не продадите ли вы нам полоненных пашей, визирей, тайшей, янычар? Вам досталось полона более тысячи. Возьмите за них серебра и золота сколько надобно. Только отдайте вы их нам живыми…

– За живых серебро и золото мы возьмем. А за мертвых мы денег брать не станем. То не честь и не хвала молодецкая торговать мертвыми. За янычарина платить будете шесть золотых, за тайшу – сто золотых, за пашу – триста золотых, а за большого начального пашу – сколько он сам потянет серебра и золота…