Поход Армии Проклятых - Борисенко Игорь Викторович - Страница 13

– У меня нет особых одежд для пиршеств – потому как я очень редко в них участвую.

– Да?

– Точно так. Омою руки и приду. Ступай, Халаин, я не заставлю тебя ждать.

Князь скривился и глаза у него забегали из стороны в сторону.

– Ахм… Сорген, я прошу тебя! Не нужно называть меня так. Теперь я господин или Ваше величество.

– Как вам будет угодно, Ваше величество! – Сорген глубоко поклонился, чтобы скрыть насмешку в глазах. Халаин удовлетворенно хмыкнул и пошел прочь.

Потолок в малой обеденной зале находился на высоте всего пары человеческих ростов. Он был совершенно черным, с хрустальными звездами, посаженными на белую основу. Сорген оценивал картину несколько мгновений, и нашел ее чересчур искусственной. Видно, мастера был лишены таланта, или освещение было неправильным? В центре куполообразного потолка висела небольшая люстра с магическими свечами; разделенные ею, среди звезд были нарисованы две фигуры. Одна принадлежала сияющему золотому мужчине с гордым профилем. Заложив руки за спину он выгнулся дугой и, кажется, улетал прочь от второй фигуры – бледной тонкой женщины с круглым лицом. Крупные слезы текли по пухлым щечкам девушки, а похожие на веточки руки тянулись вслед улетавшему мужчине. Несомненно, это была иллюстрация легенды о сбежавшем муже-Солнце и догоняющей его жене-Луне. Жена удалась художнику на славу: Сорген еще не видел более печального и измученного лица. Вглядевшись, он вздрогнул и затаил дыхание. Лицо, да и вся фигурка Луны до боли напоминала Призрака, явившегося Соргену в Вейдзале. "Я – Луна!", сказала призрачная девушка. Что же она имела в виду? Разве он похож на этого надутого дурака, что бежит от несчастной жены? Ах, что гадать, ведь понятно, что призрак не имел в виду именно убегание. Наверное, речь шла о том, что Сорген отдаляется от нее, уходит все дальше от того идеала, о котором плачет привидение. Горько усмехнувшись, молодой маг подумал: вчера он точно не сделал шага обратно, к плачущей «луне», когда перебил такое множество народа. Почему-то воспоминания о битве причинили ему боль, словно там погибли его друзья. Внутри все забурлило от злобы и Сорген, сжав кулаки, окинул взглядом обеденный зал.

Халаин сидел во главе длинного стола из тяжелого и мрачного черного дерева. Кресло его походило на громадную гору подушек; вместо сюртука и тесных штанов князь надел халат и шаровары. Едва ли не впервые Сорген его видел без головного убора. Волосы у властителя Сурахии были редкие и тусклые. Глаза Халаина, неотрывно следящие за каждым движением колдуна, лихорадочно блестели. Князь быстро облизнул пересохшие губы и небрежно повел рукой, приглашая Соргена сесть за стол. Тот немного удивился – кроме них, в зале не было ни души, только слуги приносили блюда и исчезали за плотным пологом. Кажется, должно было состояться празднование победы… неужели, кроме них двоих этой победе некому радоваться? К тому же, прибор Соргена стоял по левую руку от Халаина, в трех креслах от него. Очевидно, месть за то, что он без спроса вышел на балкон?

– Удивлен? – криво улыбнулся князь, кивая на стол. – Думал, будет пышный пир, да? Я слыхал, будто колдуны не дураки выпить, но у меня нет денег, чтобы устраивать обширные торжества. Только я и ты – те, кто больше всего заслужил праздника. Садись, садись! Я велел принести кувшин крепкого вина из дворцового погреба; он стоял в ожидании своей участи полсотни лет.

Сорген медленно прошел к своему месту, простому деревянному стулу с жестким сидением и неудобной спинкой. По дороге он сжимал и разжимал подрагивающие пальцы… Ему отчаянно хотелось запрыгнуть на столешницу, подбежать к князю и изо всех сил пнуть его в наглую, ухмыляющуюся рожу. Нет, еще не время. Он осторожно сел на стул и взял бокал с вином, предусмотрительно налитым и подогретым. Аромат был терпкий и сладкий. Так и представлялась нагретая солнцем виноградина, раздавленная в руке… Сорген глубоко вдохнул запах вина и отпил крошечный глоток.

– Хорошее вино, – сдержанно похвалил он. – Признаться, я боялся, что в Сурахии пьют кукурузную водку.

– Хочешь меня задеть? – гнусно захихикал Халаин. – Не знаю, кто в это случае невежа – ты или я? Сурахийское вино – лучшее в Приморье. А ты… ты вообще-то не должен был пить вперед меня.

– Что, я испортил какой-то ритуал? Нарушил традицию? Или это все глупые идеи насчет того, что первым пригубляет государь?

Халаин снова нехорошо рассмеялся. Дернув бородку, он поглядел в окно, на кружащую на фоне голубых небес чайку.

– Нет, ничего, кроме правил приличия и поведения за столом князя, ты не нарушил. Однако, ты только и делаешь, что нарушаешь все подряд. Я уже не обижаюсь… Ты, очевидно, думаешь, будто твоя помощь ставит тебя вровень со мной? Ну, я не хочу тратить силы, обучая тебя этикету.

– Надо же… Это так любезно с вашей стороны! – буркнул Сорген. Подозрительно поглядев через вино на свет, он еще раз понюхал бокал.

– Сколько времени мы знакомы? – чуть ли не жизнерадостно спросил князь. – Две недели? Три? Ты все время издевался надо мной, демонстрировал свое превосходство, делал все нарочно, чтобы вывести меня из себя.

– Это невинная шалость, – пожал плечами Сорген. Помимо его воли, короткая кривая усмешка скользнула по краешку губ и оживила мрачное лицо.

– Больше так продолжаться не может. Мы должны расстаться, – твердо заключил Халаин. – Но прошу тебя, приступай к трапезе! Вчера ты не соизволил откушать, свалившись спать. Наверное, теперь тебе не терпится отведать этой заливной рыбы? А там, в глубокой чаше, сурахийские пикули – клянусь, ты больше никогда не поешь ничего прекраснее, чем они!

Подавая пример, князь первый принялся ковырять вилкой в блюде. Впрочем, ел он без аппетита и постоянно поглядывал на Соргена. Тот и в самом деле почувствовал, что есть очень хочется. Рыба была залита каким-то жгучим коричневым соусом, от которого сразу захотелось пить. Пикули тоже оказались острыми, с заметной кислинкой.

– Какие у тебя планы? – вкрадчиво спросил Халаин, подождав, пока Сорген прикончит большую часть рыбины. – Куда думаешь отправиться?

– Зачем тебе это? – от обилия острой пищи голос колдуна слегка сел, так что он поспешил промочить горло вином.

– Ну… – князь развел руками, а потом сложил их ладонями вместе. – Я должен быть радушным хозяином. Нужно дать тебе провизии на дорогу… может быть, коней?

– Отдай лучше деньги. На них я сам смогу купить себе все, что потребуется.

– Ах, деньги… конечно, – Халаин быстро уткнулся носом в блюдо и стал старательно счищать мясо с толстых, выгнутых ребер рыбы. – После трапезы мы займемся расчетами.

Сорген оставил на своей тарелке только горку костей. Вино он тоже допил, однако жажды не утолил. Вот только, знаменитого кувшина, о котором говорил князь, на столе не было. Все слуги тоже куда-то исчезли.

– Если ты спрашиваешь о том, куда я собираюсь отправиться… – начал Сорген, ощущая в горле сильное жжение. – … с целью… с целью…

Он отчаянно закашлялся, стараясь прочистить першащее горло, но мало преуспел. В глотку словно вцепилась стальная рука.

– Халаин, дай мне вина! Твой обед слишком острый… у меня перехватывает дыхание!

Князь оторвался от еды и пристально вгляделся в лицо колдуна. Вилку и нож Халаин сжимал так яростно, что побелели костяшки пальцев. Сорген, непрерывно кашляя и будто бы пытаясь выплюнуть из себя пылающий комок, уперся ладонями в стол и склонялся все ниже. Лицо его побагровело, на висках вздулись жилы, а по подбородку стекала слюна.

– Ты… ты… ты…. – хрипел он, но больше ничего выговорить не мог. Привстав на ноги, он сделал взмах руками, как если бы собирался поплыть. По сторонам полетели, жалобно звеня, бокал, тарелка и чаша; остатки соуса расползлись по полированному дереву безобразной лужей. Сорген дернул ногами, отбрасывая прочь стул, потом вытянулся, снова согнулся и упал грудью на стол. Ноги его в последний раз дернулись и остались безвольно висеть, упираясь в пол вывернутыми ступнями. Халаин дрожащими руками отложил от себя столовые принадлежности, облизал губы и осторожно поднялся. Со стороны он напоминал испуганного шакала, подбирающегося к туше только что издохшего носорога: жажда вонзить в огромное тело клыки велика, но еще больше страх, который внушал гигант шакалу при жизни. Некоторое время князь стоял у своего кресла, вытягивая шею и внимательно разглядывая неподвижное тело Соргена. Наконец он крадущимися шагами подошел ближе. В глазах разгорался огонь торжества.