Двести веков сомнений - Бояндин Константин Юрьевич Sagari - Страница 103

«Уничтожить тех, кто её прочёл», вспомнил он слова Гин-Уаранта. Видимо, у генерала слова не расходятся с делом. Почему Бюро всегда — в последнее время, по крайней мере — вынуждено справляться с уже случившимися несчастьями?

— Эйхед, — протолкался он сквозь толпу. — Я отправляюсь на поиски Тенгавера. Если, конечно, он ещё жив. Кого вы мне можете дать в помощники?

— Вам? — поразился координатор, выбираясь вслед за Д. в коридор. — Что происходит, Д.? С кем мы воюем?

— Хотел бы я знать, — проворчал Д. — Мы теряем время, Эйхед. Мне нужна команда, способная выследить его… любым способом.

— Хорошо, — после недавних блистательных успехов Бюро координатор отучился удивляться тому, что слышал от Д. — Будут вам помощники. Подождите минут пять, пожалуйста.

И вновь скрылся в комнате.

Д. бегом добрался до кабинета декана. Заперт, на стук не отвечают. Так я думал. Универсальный ключ легко отомкнул дверь (сигнализация сработает… плевать на неё).

Внутри было чисто и тихо.

Никаких следов борьбы. Всё лежит более или менее по местам — обычный деловой беспорядок. Когда он был здесь? Говорят, что вчера… ну да, занятий-то пока нет. Вот невезение!

Он запер дверь и, прислонившись к ней, принялся ждать подмогу.

Его не оставляло чувство, что и в этот раз они опоздали.

Клеммен, десять минут спустя

Добираться до дома оказалось не столь уж и сложно. Не считая отсутствия людей, всё было, как и прежде… а кислый запах, вечно отравлявший воздух в этом квартале, проявился как-то неожиданно, но очень сильно.

До того сильно, что в горле тут же встал комок.

Однако, стоять на месте некогда. Я обогнул два старых, полуразрушенных сарая (владелец так и не удосужился их снести), юркнул в узкую щель между домами… и понял, что не зря так торопился. Вокруг меня заскрипели двери и окна. Множество дверей. Множество окон. Лица стали появляться там — неживые, жуткие и, вероятно, любопытные. Ещё бы — посетители здесь — явление редкое!

Несколько раз мне чудилось, что я слышу знакомые слова, произнесённые некогда знакомыми людьми, но всё же в их мире мертвецом был я, а в этом мы, похоже, были одинаково призрачны. И не имели уже ничего общего. Казалось — стоит только бросить взгляд хоть на одно из текучих, уродливых лиц, и искать выход отсюда будет уже незачем — я окажусь дома. В этот раз навсегда.

В одном из переулков чья-то рука схватила меня за рукав. Не оборачиваться! Я рванулся и рука соскользнула. Хорошо всё-таки, что одежда моя — высший сорт: показалось, что локоть стиснули не человеческие пальцы, а стальные тиски.

Одной дырой больше, одной меньше…

Вот сумки своей я едва не лишился. Пришлось пожертвовать одной из лямок — всё больше дверей открывалось, в том числе и навстречу мне, и если я всё-таки увижу хоть одно лицо…

Остаётся надеяться, что дверь, к которой я подбегаю, не заперта.

Не заперта.

Я захлопнул её за собой.

И встретился лицом к лицу с одним из обитателей.

С собственным отцом. Вернее, с отцом Ланенса… а последний, как считалось, обрёл вечный покой на одном из безвестных кладбищ.

Я на миг зажмурился… и вновь открыл глаза.

Отец смотрел на меня, словно перед ним стоял призрак.

Впрочем, так ведь и должно было быть. Лицо его, хоть посеревшее и постаревшее, было нормальным человеческим лицом. Я даже собирался сказать что-нибудь, но тут совсем рядом послышались медленные шаги — по ту сторону входной двери — и стало ясно, что времени не осталось.

Пинком распахнув следующую дверь — ту, за которой отец занимается алхимическими манипуляциями — я понял, что мои опасения — или надежды? — подтверждаются.

В детстве это место всегда было под запретом. Самым запретным, разумеется, был подвальчик, в котором хранилось нечто весьма интересное… и опасное… — одним словом, притягательное. Отец неоднократно рассказывал мне страшные сказки о том, что, стоит мне полезть, куда не просят, как охраняющие его тайны демоны тут же схватят меня и утащат в преисподнюю.

Несколько шагов я сделал почти в полной тьме и сшиб стоящие рядом стойки. Что-то со звоном покатилось по полу, что-то разбилось, зловеще зашипев под ногами… и ещё мне почудились чьи-то мягкие шаги. Навстречу мне.

Если бы я уже не был перепуган, я, наверное, там бы и остался. Но тут я заметил створки, ведущие в «тайник» — сквозь щель между дверью и косяком просачивалось достаточно света — и понял, что иного пути нет. Что бы ни шагало мне навстречу, надеяться на радушный приём не придётся.

Створки оказались тяжёлыми, килограммов по сорок в каждой. Внутри тьма оказалась куда гуще… она вращалась и сворачивалась, манила в себя; изнутри доносились слабые, но очень неприятные звуки — шум падающих капель воды, смех, скрип и свист ветра.

Шорох шагов. Совсем рядом.

Скрип двери.

Я оглянулся, хотя это, вполне возможно, могло стоить мне жизни.

Тёмный силуэт был на пороге. Очертания его плыли, менялись — это существо не было человеком.

Я повернулся в сторону провала и заметил, как откуда-то рядом со мной на пол опустилась чья-то тяжёлая ступня. Вся поросшая грубой шерстью…

…Прыгая вниз, во мглу, я ощутил, как порыв ветра пошевелил волосы на затылке. Останься я стоять, и голова моя, вероятно, уже катилась бы по полу.

Падение было медленным и каким-то жарким, как это бывает во снах. Не в силах более держать себя в руках, я плотно прикрыл глаза и прижал ладони к лицу.

Однако что-то трезво мыслящее сумело сохраниться — и я обнаружил, после того, как первая волна слепого ужаса схлынула, что методично считаю про себя.

«Двадцать пять… двадцать шесть…»

Счёт начинался с двадцати одного — как меня учили, при некотором навыке можно измерять секунды почти точно.

«Двадцать девять…»

Падение замедлилось и меня перевернуло ногами вниз.

«Тридцать два…»

Звуки от падающих капель воды стали явственными и совершенно близкими. Прохладный ветер погладил меня по лицу и оказался исполненным весенней свежести… сейчас, когда я открою глаза, то окажется, что всё это мне приснилось — а сам я нахожусь на какой-нибудь поляне, и сон этот улетучится прочь, никогда более не станет меня беспокоить…

«Сорок».

Под ногами возникла твёрдая опора.

Вдохнув и выдохнув в последний раз, я открыл глаза.

Вначале ничего не было видно.

Затем, словно по приказу, вокруг постепенно заструились белёсые линии, выросли очертания огромной естественной (на вид) пещеры… слабо фосфоресцирующая тропинка вела куда-то дальше — где сводчатый потолок вздымался на высоту, недосягаемую для взора.

Рядом со мной проплыла сумка — видимо, летела следом. Бедняжка, вот уж кому досталось… странно, что всё содержимое попросту не высыпалось.

Сумка мягко опустилась у моих ног. Что здесь, придётся плавать, подобно рыбам в воде? Я сделал осторожный шаг — всё было, как и прежде. Понятно.

Я наклонился, чтобы поднять сумку и осёкся.

Мои руки светились ярче всего. Не то чтобы факелы… собственно, они ничего не освещали… но светились. Неужели я начал видеть в темноте?! Прижал ладонь к полу. Отнял. Нет. Никаких следов.

Что же это?

Я плотно прикрыл глаза, чтобы сосредоточиться, и вздрогнул вновь.

Потребовалось не так уж много времени, чтобы понять, что всё вокруг выглядит одинаково — как с закрытыми глазами, так и с открытыми.

Взглянув на часы, я понял, что они стоят.

Ну хоть одна хорошая весть!

Кинисс

— …Вы закончили? — спросил её криминалист по имени Гевентр.

Кинисс несколько раз моргнула, отпустила руку Киента (та, несколько раз качнувшись, легла вдоль тела) и поднялась с колен.

Отыскивать «след» того, кто не так давно был среди живых — не самый надёжный способ узнать, что было причиной смерти. Применяется, как правило, лишь в качестве дополнительного источника сведений — в самых запутанных случаях. К тому же условия, которые предъявляются к медиуму, довольно жёстки — быть знакомым с покойным, проводить сеанс не позднее чем сутки после смерти.