Враг за Гималаями - Брайдер Юрий Михайлович - Страница 27

27

– Где её личное дело?

– В отделе кадров. Принести?

– Не надо, я сам схожу.

В тоненькой папочке, выданной Донцову инспектором-кадровиком, женщиной, причёсанной и накрашенной по моде тридцатилетней давности, находился подлинник диплома об окончании медучилища, трудовая книжка, напечатанное на машинке заявление о приёме на работу и ксерокопия титульной страницы паспорта. Все документы были выданы на имя Тамары Бадмаевны Жалмаевой, 1978 года рождения, уроженки посёлка Селендум, одноимённого аймака.

Фотография изображала серьезное девичье личико, с носом пипочкой, раскосыми глазёнками и гладко зачесанными назад черными волосами. До этого Донцов почему-то представлял себе буряток несколько иначе.

– На работу она сама устраивалась? – спросил Донцов.

– Сама, – ответила кадровичка. – Хотя обычно к нам по рекомендациям приходят.

– Не говорила, почему её именно к вам потянуло?

– Я уже и не помню. Она вообще-то не шибко разговорчивая была.

– Странно… Имея диплом медсестры, согласилась работать санитаркой.

– В медсестрах у нас недостатка нет. А санитарок всегда не хватает. Я предложила, она и согласилась.

– Документы, похоже, в порядке… А как у неё с пропиской?

– Тоже всё в порядке. Я паспорт сама проверяла. Адрес имеется в заявлении.

– Кстати, у вас все заявления на машинке печатаются?

– Дело в том, что кисть правой руки у неё была забинтована. Дескать, обожгла. Делать нечего, я заявление напечатала, а она подписала.

– Скорее, подмахнула, – с иронией произнёс Донцов, сравнивая подписи Жалмаевой на заявлении и на паспорте. – Сходство весьма отдалённое.

– Я же говорю, рука у неё болела. – Кадровичка, не привыкшая, чтобы ей перечили, нахмурилась.

– Какие обязанности у санитарки? – продолжал выспрашивать Донцов.

– Самые разнообразные. Уборка, стирка, помощь медсестре, обслуживание пациентов и так далее. Хватает, в общем-то, обязанностей. Работа хлопотная. Не каждая на неё согласится.

– Как она характеризовалась?

– Так себе. Ни рыба ни мясо. Замкнутая. Работала без замечаний, хоть лишнего на себя не брала.

– По-русски хорошо говорила?

– Нормально. Без акцента, хотя как-то чудно… – Кадровичка наморщила лоб, подбирая нужное слово. – Как кукла. Есть, знаете ли, такие говорящие куклы. Говорит одно, а на лице написано другое. Или вообще ничего не написано.

– Я временно изымаю эти документы. – Донцов сложил все бумаги обратно в папку. – В принципе можно составить протокол изъятия. Но у нас с руководством клиники существует джентльменское соглашение, позволяющее избегать пустых формальностей. Не так ли, Алексей Игнатьевич?

– Да-да, конечно! – охотно подтвердил Шкурдюк, лицо которого выражало горестное недоумение, свойственное детям, впервые столкнувшимся с лицемерием взрослых.

– В заключение я хотел бы осмотреть все вещи и предметы, которыми в последнее время пользовалась… – он заглянул в папку, – Тамара Бадмаевна Жалмаева. А также её шкафчик в раздевалке. Кроме того, прошу предъявить мне все журналы, ведомости и другую документацию, где имеются её подписи.

– Эх, дали маху, – скорбно вздохнул Шкурдюк. – Пригрели на груди змеюку…

– Попрошу не делать скоропалительных выводов, – возразил Донцов. – По-моему, я не сказал ничего такого, что могло бы бросить тень на вашу отсутствующую сотрудницу.

Покидая клинику, он мурлыкал себе под нос давно забытую песенку, ни с того ни с сего вдруг всплывшую в памяти:

Бежит по полю санитарка,Звать Тамарка.В больших кирзовых сапогахНа босу ногу,Без размера,Украсть успела, вот нахалка…

Уже к вечеру того же дня выяснилось, что паспорт, ксерокопия которого была изъята в клинике, скорее всего подлинный, хотя и с переклеенной фотографией. Его вместе с другими вещами, имевшимися в дамской сумочке, украли два года назад у гражданки Жалмаевой, прибывшей из родной Бурятии для поступления в консерваторию, о чём имелось соответствующее заявление потерпевшей.

Диплом и трудовая книжка оказались фальшивками, правда, сработанными на вполне приличном полиграфическом уровне. Как сообщил начальник криминалистической лаборатории майор Себякин, такого добра повсюду хоть пруд пруди. В каждом переходе метро предлагают, на каждом рынке. Мелких торговцев ловят пачками, но организаторы пока неизвестны. Встречаются фальшивки, исполненные на настоящих госзнаковских бланках.

– И сколько такое удовольствие может стоить? – поинтересовался Донцов.

– От двухсот до пятисот долларов, если брать в общем. А может, и дешевле. Это ведь не диплом Бауманского училища и не удостоверение члена правительства… Почему пригорюнился?

– Жалею потраченное впустую время. И зачем я только пять лет в институте мозги сушил! Купил бы себе сейчас готовый диплом – и вся недолга.

– Ушлые люди так и делали, – охотно пояснил майор-астролог. – Я когда-то секретный приказ читал про одного грузина, который дослужился до полковника железнодорожных войск, даже не владея грамотой. Правда, это ещё при Хрущеве было.

– Но всё же до генерала не дотянул.

– Дотянул бы, да жена сдала, которая за него прежде всею писаниной занималась. На почве ревности сдала… Между прочим, генералу или маршалу грамота вообще без надобности. Было бы горло луженое. Не буду называть фамилии, но таким примерам несть числа…

По адресу, указанному в заявлении лже-Жалмаевой, проживали совсем другие люди, никогда не водившие знакомства с бурятами, а тем более с бурятками. Номер телефона, который она сообщила при поступлении на работу, вообще не существовал в природе.

Из дюжины подписей, оставленных на различных документах, не было и двух схожих между собой.

«Как курица лапой нацарапала», – так прокомментировал эти каракули майор Себякин. Просто удивительно, что никто в клинике не обратил на это внимания раньше. Впечатляли и результаты дактилоскопической экспертизы. Кожные узоры, оставленные самозванкой на различных бытовых предметах в клинике, соответствовали тем, что имелись на загадочной рукописи, полученной Донцовым от Шкурдюка.

Более того, аналоги нашлись и в центральном криминалистическом архиве. Эти были поименованы так: «Дактилоскопические отпечатки внутренней поверхности ногтевых фаланг большого и указательного пальцев правой руки, принадлежащие неизвестному лицу, причастному к краже денежных средств из сейфа ЗАО „Теремок“». Пропавший без вести коллега опера Психа хоть и не брезговал подрабатывать на стороне, однако свой профессиональный долг выполнял честно.

Что касается загадочного текста, то он по-прежнему оставался непрочитанным, хотя, по уверению Кондакова, определённые подвижки уже имелись. Во всяком случае, это была не мистификация и не набор каких-либо ничего не значащих символов, а реальное сообщение, зашифрованное столь оригинальным способом.

Правда, во всей стране набралось бы не больше семи-восьми человек, способных сделать такое. Каждый из них был на виду, пользовался безукоризненной репутацией и никакого отношения к криминальной среде (а также к психиатрии) не имел.

И в самом деле, невозможно было предположить, что вне узкого круга профессиональных лингвистов появился вдруг человек, свободно владеющий арамейским, сабейским, древнегреческим, египетским и санскритским письмом. Это было равносильно тому, что какой-нибудь заурядный перворазрядник преодолел бы планку на высоте в два с половиной метра.

Короче говоря, листок бумаги, попавший в руки Донцова, являлся сенсацией сам по себе, вне зависимости от места и обстоятельств обнаружения.

Однако интуиция подсказывала ему, что расшифрованный текст не только не поможет найти убийцу Намёткина, но ещё больше запутает следствие. Единственной реальной зацепкой оставалась пока девушка с нездешней внешностью, которую Донцов окрестил для себя «Тамарка-санитарка» (зачем зря полоскать фамилию, не имеющую к этой некрасивой истории никакого отношения).