За веру, царя и социалистическое отечество - Чадович Николай Трофимович - Страница 65

– По пути ли нам? – усомнился Репьев.

– По пути, по пути! – заверил его официант. – В Тальцах выйдет… Ну как ему откажешь? Начальник все же.

– Вот и славно, – молвил Репьев, влезая на переднее сиденье. – Вы оба будете посредниками в моем споре с этим гражданином.

– А о чем спор? – поинтересовался официант.

– Не твоего ума дело, – отрезал Репьев. – Кондиционер есть? Включай. И музыку какую-нибудь заведи.

– Сами выбирайте. Дисков целая куча. – Официант, который таковым в данный момент уже не являлся, лихо рванул с места.

Машина понеслась вперед, освещая дорогу целой дюжиной фар. Метрдотель, занимавший своей тушей большую часть заднего сиденья, и стесненный им Зряхин молчали. Репьев менял компакт-диски в магнитоле, пока не подобрал музыку по своему вкусу – хор забайкальских казаков-староверов, завывающих что-то отрешенно-грозное.

Бесцеремонно проверив перчаточный ящик, в просторечье именуемый «бардачком», Репьев обнаружил там водительское удостоверение хозяина.

– Бато…жопа Цыденбаев, – запинаясь, прочел он. – Вот те на!

– Батожап, – ничуть не обидевшись, поправил водитель.

– Те вы еще россияне! – возмутился Репьев. – А говорил, что крещеный… Тебя, наверное, куда заковыристей кличут? – Он обернулся к метрдотелю. – Ты ведь из себя во-о-он какой видный! Сразу и не объедешь.

– У меня имя совсем простое, – охотно ответил метрдотель. – Жикцырен Сынгежапов.

– Ребята, вы меня просто убили. – Репьев поник головой. – А я еще собирался здесь жениться… Как хоть ваших баб тогда зовут?

– Мою жену зовут Артамон, – ответил Батожап. – Грамматический род в бурятском языке не выражен.

– А мою Очирханда, – добавил Жикцырен.

– Больше вопросов не имею, – сказал Репьев. – Ты бы, любезный, добавил газка.

Однако прокатиться с ветерком не получилось. Миновав одну армейскую колонну, внедорожник каждый раз попадал в хвост другой, а военным водителям, как известно, лихачить не полагается. Затяжному обгону соответственно мешали бесконечные встречные колонны.

Хорошо хоть, что бронетехника не попадалась – для ее прохода по обеим сторонам шоссе имелись грунтовые дороги, жутко перелопаченные гусеницами.

– Вчера самоходки на север шли, – сказал Батожап. – Целый день шли и всю ночь. Страшно сказать, сколько тысяч. Пыль солнце застлала.

– Зачем перебрасывать к границе такие массы обычных войск, если, по вашему утверждению, в российской армии имеется оружие невиданной мощи? – произнес Зряхин уже даже не с иронией, а почти с издевкой.

– А чтобы ввести в заблуждение разведку противника, – пояснил Репьев. – Заодно и некоторых любопытствующих типов вроде нас с вами.

Дорога впереди разветвлялась, и в этом месте находился пост военной автоинспекции, усиленный парочкой бронетранспортеров.

– Тальцы прямо, а нам направо, – сбавляя скорость, сказал Батожап. – Только боюсь, как бы нас не тормознули.

– Против каждого яда есть противоядие. – Репьев прилепил на ветровое стекло машины бирку с кроваво-красной надписью «Проезд всюду». – Вчера у одного интенданта за бутылку водки выменял. Как чувствовал, что пригодится!

Постовые подозрительно покосились на проезжающую гражданскую машину, но этим и ограничились.

– Я, пожалуй, сойду, – сказал Жикцырен. – Отсюда до моей деревни рукой подать.

– Ничего подобного! – решительно возразил Репьев. – Успеешь в свои Тальцы. Сначала разрешим спор.

– Обещаю весь выигрыш пустить на пропой, – усмехнулся Зряхин.

– За что я не люблю журналистов, так это за их манеру порождать в людях беспочвенные надежды… Давай влево! – Репьев ухватился за руль машины.

– Там же знак «Проезд воспрещен»! – воскликнул Батожап.

– Дурак! Нам – проезд всюду! Даже в Кремль.

Бетонка, на которую они повернули, была пуста. Можно даже сказать, зловеще пуста. Через каждые пятьсот метров появлялся дорожный знак, прозванный водителями «кирпич». Затем пошли знаки, не предусмотренные правилами движения, – «Запретная зона» и «Стой, караул стреляет без предупреждения».

– Вам это ничего не напоминает? – Репьев покосился на Зряхина.

– А что это мне должно напоминать?

– Ну-у, не знаю… Исправительные лагеря, например. Колонию строгого режима. Каторгу, наконец.

– Не сподобился такой чести…

– Все поправимо, – уже совсем не по делу брякнул Репьев.

Спустя километров шесть-семь свет автомобильных фар уперся в зеленые металлические ворота с эмблемой аэрокосмических сил – соколом, летящим на фоне планет Солнечной системы.

Из проходной, на ходу натягивая повязку «Дежурный», появился офицер с мятым, полусонным лицом.

– Нам опять везет! – обрадовался Репьев. – Это же майор Сизокрылый, мой должник. Вместе в Селенге тонули.

Майор Сизокрылый (если, конечно, это был он) радости позднего гостя отнюдь не разделял. Проверив какую-то бумаженцию, предъявленную Репьевым, и осветив ручным фонариком салон машины, он недовольно буркнул:

– Одни мужики… Могли бы ради такого случая и парочку бабенок прихватить.

Когда машина была пропущена на охраняемую территорию, Зряхин нервно поинтересовался:

– Ради какого «такого случая»? Что имел в виду дежурный?

– Из ксивы, которую я ему всучил, следует, что мы являемся выездной концертной бригадой гарнизонного офицерского собрания. Певец, аккомпаниатор, артист разговорного жанра и силовой жонглер. – Похоже, что Репьев врал напропалую, но вывести его на чистую воду не представлялось возможным: бумажка, послужившая пропуском, осталась на проходной.

Дикая растительность за ограждением была куда пышнее, чем на воле, и скоро машина уже ехала через густой сосновый лес. Правда, мошкары здесь роилось столько, что иной раз казалось – метель метет.

– Не повезло тем, кто на этой базе служит, – сказал Репьев. – До высокогорной нормы всего десяти метров не хватает. А иначе бы совсем другой паек полагался и год выслуги за полтора шел. Хоть сам лопатой подсыпай.

– Зато место красивое, – похвалился Жикцырен. – Старики его называют Гнездом Злого Духа. В декабре, когда Байкал замерзает, тут такой ветер поднимается, что на ногах не устоять. Однажды к нам в Тальцы бочка авиационного бензина отсюда прикатилась. Отец ее на трех баранов променял.

– Одно плохо: ракеты, которые отсюда стартуют, иногда падают нам на голову. Степь как свалка сделалась. Скот нервничает. В каждой деревне крыши из казенного дюраля и бельевые веревки из высоковольтного кабеля, – пожаловался Батожап.

За этими разговорами они не заметили, как дорога стала постепенно спускаться в ров с бетонированными стенами, нырнула в просторный капонир, а потом и вовсе превратилась в туннель.

Под землей везде горел свет, было людно, и даже вагончики ходили по узкоколейке. Документы у чужаков никто не проверял, только на выхлопную трубу автомобиля заставили надеть фильтр, якобы поглощавший ядовитые газы.

У бронированной двери с надписью «Входа нет» Репьев велел остановиться.

– Вроде бы добрались, – не очень уверенно сообщил он. – Я когда в прошлый раз сюда наведывался, немного под мухой был, но основные приметы запомнил… Все, выходим! Машину смело оставляй, отсюда не угонят.

– Холодно-то как. – Зряхин поежился.

– Потому что земные недра, – пояснил Репьев. – Преисподняя! Но не царство мертвых, а… как бы это лучше выразиться… логово демонов возмездия. Только нам их бояться не следует. Здесь они вполне ручные и не кусаются.

Дверь, паче чаянья, открылась безо всяких проблем, и начались бесконечные лестничные переходы – иногда вверх, но чаще всего вниз, вниз, вниз…

Репьев радушно здоровался со всеми встречными (а это в основном были офицеры от майора и выше), но ему почти никто не отвечал.

– Послушайте, – сказал Зряхин, не очень-то привычный к долгой ходьбе. – Я согласен признать свой проигрыш. Деньги плачу немедленно. Только давайте, пожалуйста, вернемся.

– Ничего подобного! – возмутился Репьев. – Об этом не может быть и речи. Я не вымогатель какой-то. Имейте немного терпения. Скоро придем.