Жизнь Кости Жмуркина - Чадович Николай Трофимович - Страница 50

– Попробуй, – пожал плечами Костя. – Только боюсь, что я тебе не помощник. Тут с умом надо действовать. Чтобы получилось едко, оригинально и кратко. А у меня нынче голова не варит.

– Голова тут как раз и не нужна, – горячо возразил Вершков. – Обойдемся ножницами и мылом вместо клея… Чем всегда славилась наша пресса, так это содержательными заголовками. Они на любой случай жизни годятся. Вот послушай. – Он развернул первую попавшуюся газету. – Начнем с политических событий… «Очередные происки сионистов». Для Мендельсона и Лившица подойдет идеально. «Мрачная тень Гиндукуша» – это для Хаджиакбарова и Абдуллаева.

Идея Вершкова неожиданно заинтересовала Костю. Он тоже взял газету и стал бегло просматривать заголовки. Удача поджидала его уже на первой странице.

– «Кто запустил руку в народный карман?» – вслух прочел он. – По-моему, это подойдет нашему финансовому директору.

– Я для Катьки уже другой девиз подобрал? – «Деньги мафии». Она, конечно, обидится, ну да ладно. Еще нужно доказать, чьи это шуточки.

Работа закипела. Вершков орудовал маникюрными ножницами, а Костя перочинным ножом. Скоро весь пол номера покрылся обрезками газет.

Затем, сверяясь с записной книжкой Вершкова, в которую он предусмотрительно занес координаты всех участников семинара, друзья обошли Дом литераторов, поднимаясь с этажа на этаж. Мыло действительно с успехом заменяло клей, а главное – не могло попортить полировку дверей.

Часам к пяти утра операцию можно было считать законченной. На дверях каждого номера красовалась полоска бумаги – где размером побольше, где размером поменьше. Не все, конечно, удалось так, как хотелось бы. Некоторые заголовки били точно в цель, другие можно было назвать удачными только наполовину.

Верещалкин удостоился девиза – «Палач талантов». (Критическая заметка о директоре средней школы, развалившем внеклассную работу.)

Элеонора Кишко – «Ударница секс-труда». (Фельетон о столичных путанах.)

Чирьяков – «Человек ли он?» (Колонка уголовной хроники, повествующая о задержании убийцы-маньяка.)

Савлов – «Ты чужой здесь». (Нравоучительный рассказ об отце, четверть века назад бросившем семью и на старости лет попытавшемся вернуться назад.)

Гофман-Разумов – «Каплун, фаршированный потрохами». (Кулинарный рецепт.)

Балахонов – «Нужна ли ученому совесть?» (Материалы дискуссии среди выпускников вузов.)

Литовец Бармалей – «Типичный представитель болотной фауны» (Очерк о жизни тритонов.)

Украинцы Захаренко и Петриченко – «Последние потомки гетмана Мазепы». (Статья исследователя-краеведа.)

Одна космополитка с внешностью вампирессы, задатками бисексуалки и взглядами феминистки – «Стрелец и Дева дружат Раком». (Астрологический прогноз. Честно признаться, здесь Вершков и Жмуркин немного слукавили, удалив предлог "с", имевшийся перед последним словом.)

Плодовитый романист, весьма популярный у нетребовательной публики, рано облысевший любитель клубнички – «Плешивый щеголь». (Воспоминания современников об Александре Первом.)

Две восточные женщины, Зейнаб и Салимат, при первом же взгляде на которых невольно возникала мысль о позитивной роли такой национальной одежды, как чадра – «Верните их домой». (Надпись под фотоснимком, изображающим английских «томми», патрулирующих улицы Ольстера.)

Дама с ангельским ликом и мятущейся душой несостоявшейся валькирии, покровительница всех молодых авторов, Маргарита без Мастера, Гала без Дали, Жозефина без Наполеона – «Помни о семейных узах». (Напутствие заведующей ЗАГСом молодоженам.)

Досталось на орехи и более мелкой сошке.

Дабы не вызвать подозрения разобиженных семинаристов, Вершков налепил дразнилку и на свою дверь – «Осел, козел и косолапый мишка…» Такое название носил спортивный репортаж о крайне неудачной игре нашей хоккейной сборной.

В постель оба они легли с чувством выполненного долга и сразу уснули как младенцы.

Разбудила их брань Бубенцова, раздававшаяся из-за полуоткрытой двери.

– Какая это тварь постаралась? Узнаю – прибью!

– Ты их шашечкой, шашечкой, – невинным голосом посоветовал Вершков. – А что, кстати говоря, случилось?

– Поклеп на нас навели! Обозвали самыми распоследними словами!

– Интересно бы послушать.

– Нате, сами читайте, – вернувшись в комнату, Бубенцов швырнул Вершкову смятую полоску газетной бумаги. – Осел, козел и косолапый мишка… Прямо как у Крылова. Ну, положим, мишку я принимаю на свой счет, – он критически глянул на свои ноги, имевшие ярко выраженную кавалерийскую конфигурацию. – А уж осла и козла – извините! Делите между собой.

– Ты кем хочешь быть? – поинтересовался Вершков у Жмуркина.

– Гомо сапиенсом, как и прежде, – ответил тот. – Плевал я на всякие клеветнические измышления. Завтра, к примеру, на дверях напишут, что я кашалот. Что же мне тогда – в море за кальмарам" нырять?

– Чем мне нравятся менты, так это устойчивостью своей психики, – похвалил Костю Вершков. – Кто за первые пять лет службы не рехнулся, тот со временем может стать вторым Спинозой или Гегелем… Кстати, ты не забыл, какая у нас сегодня основная задача?

– Помню. Посещение заколдованной пещеры на дверях которой написано «Деньги мафии».

– Вот-вот… Морду сполосни, причешись и побрейся.

– Бриться-то зачем? – удивился Костя, уже успевший проникнуться духом творческой вольницы.?

– Катька – девка привередливая. С собою привезла два чемодана вечерних платьев. Дай ей волю, она всех нас во фраки и бальные туфли обрядит. Голубая кровь, ничего не попишешь.

– Так она еще и аристократка! – Костя потрогал колючую щетину, которая росла на его лице не сплошь, а островками.

– Знающие люди говорят, что ее папаша не то бывший курляндский барон, не то польский шляхтич.

– Аристократка, а связалась с таким чучелом, как Верещалкин, – посетовал Костя.

– Ты на себя лучше глянь… Верещалкин не так прост, как кажется. А потом – деньги. Она его за драхмы полюбила…

Большинство язвительных девизов было уже сорвано, только возле некоторых номеров, обитатели которых еще изволили почивать, околачивались гогочущие зеваки.

– Последние потомки гетмана Мазепы! В точку! Интересно, чьих это рук дело? – переговаривались они.

– Ребята, я вам скажу, но только под большим секретом. – Вершков приложил палец к губам. – Просыпаюсь я ночью от какого-то шороха под дверью. Думаю, а вдруг это Элеонора решила наконец мне отдаться. Вскакиваю, распахиваю дверь. А за ней бабушка Крестьянкина. В одной руке пачка каких-то бумажек. В другой – мокрое мыло. Как увидела меня, сразу смешалась и бежать, словно уличная воровка. А на двери нашлепка осталась. Дескать, здесь живут осел, козел и косолапый мишка.

Никто Вершкову не верил, но все смеялись. И чего бы им не смеяться, плотно позавтракавшим, опохмелившимся, талантливым.

На восьмом этаже, где проживала всесильная Катька, ковровые дорожки были побогаче, фикусы посвежее, а двери номеров отстояли друг от друга не на четыре метра, а на все десять.

Прежде чем войти, Вершков вежливо постучал, что на него было совсем не похоже.

– Говорить буду я, – шепнул он Косте. – Катька меня кое-как терпит. А ты лучше помалкивай да прикидывайся казанской сиротой.

– Войдите, – за дверями, на которых еще сохранилось пятно от мыла, раздался спокойный серебристый голос. В представлении Кости именно так должны были разговаривать феи.

Сразу за порогом оказалась небольшая прихожая, а дальше открывалась целая анфилада роскошно обставленных комнат, в первой из которых, изящно разместившись в мягком кресле, пребывала Катька, одетая и причесанная, как на великосветском рауте. Слева и справа от нее высились груды рукописей.

– Здравствуйте, Катерина Карловна, – жизнерадостно поздоровался Вершков. – Как ваше драгоценное здоровьице? Головка после вечеринки не болит?

– Ты же знаешь, я не пью, – ответила фея, глядя на гостей огромными прозрачными глазами.

– Я знаю, что вы со мной не пьете. – Вершков продолжал усиленно строить из себя дурачка. – Так ведь есть люди и подостойнее. Какой-нибудь принц Ольденбургский, к примеру.