Первый английский цикл сонетов и его автор - Володарская Людмила Иосифовна - Страница 5

Зачем был создан Астрофил? - Чтобы показать нравственное совершенствование человека. Как? - В муках, в противоборстве разума и страсти.

...И начинается повесть о печальной любви Астрофила, "неизлечимо пораженного Купидоном" (сонет 2). Сетуя на неожиданно настигшую его любовь, "покоренный" Астрофил предается мечтам о взаимной любви, однако ему приходится признать, что у его возлюбленной сердце - "крепость прочной кладки" (сонет 12). Холодностью возлюбленной принужденный к "долгой осаде", - Астрофил много размышляет о любви (сонет 14), которая у него всегда двойственная - небесная и земная, благостная и греховная, идеальная и плотская, и о том, как выразить свои чувства в поэзии (например, сонет 1, известный как "сонет о сонете"). Астрофил попеременно то впадает в отчаяние от мысли о собственном ничтожестве (сонет 18), то укоряет себя за то, что стал "на добродетель хром" (сонет 21). И в конце концов он с горечью, но также и с радостью признается:

Стремлюсь душой и днем, и по ночам

Лишь к сердцу Стеллы и к ее очам.

(Сонет 23)

Увы, сердце Стеллы остается холодно к признаниям влюбленного, она не отвечает ему взаимностью (сонет 43). Более того, Астрофилу даже приходится сетовать на то, что

Фантазия, мой друг, волнует Вас

И вымысел сильнее поражает,

Чем то, что Ваш слуга переживает.

А вы вообразите, что рассказ

О безответной страсти прочитали,

И посочувствуйте моей печали.

(Сонет 45)

Приведенные строки, наполненные страстью, заключают в себе как бы нечаянную хвалу истинному искусству.

Несмотря на чары любви, Астрофил не делает из своей возлюбленной идеала и даже позволяет себе поиронизировать на ее счет (сонет 51), однако его любовь от этого не становится слабее.

В конце концов любовь Астрофила все же нашла отклик в душе Стеллы, но ее любовь оказалась идеальной, и это вызывает новые страдания Астрофила, далекого от упований на райское блаженство. Он земной человек, и его мечты - о блаженстве страсти. Поэтому он отвергает ее благочестивую любовь:

Любимая, увы мне: если это

Любви подачка, нищему монета,

Так не люби же, чтоб любить меня!

(Сонет 62)

Астрофил живет в XVI в., освободившемся от средневековой идеи умерщвления плоти, и утверждает новые законы человеческой жизни, земные законы.

Первая часть сонетного цикла заканчивается песнью первой, которая является прославлением любви и возлюбленной: "Твою, твою земную власть пою..."

Вторая часть начинается с сонета 64. Астрофил уверен в любви Стеллы. Но надежда и радость вскоре сменяются болью и разочарованием. Добродетельная Стелла, принимая любовь Астрофила, отвергает его страсть:

Лишь скромность, преданность и угожденье,

При сдержанной учтивости речей,

Лесть на устах, в глазах - благоволенье

Предписаны мне Госпожой моей.

Нет, в эти рамки Страсти не вместиться,

Я должен гнать тебя, - но как решиться?

(Совет 72)

Когда же Астрофилу удается поцеловать Стеллу, отчаяние уступает место эмоциональному и, что, по-видимому, тоже немаловажно, духовному взлету, о чем с неуемной радостью Астрофил рассказывает своему собеседнику в сонете 74.

В песни восьмой речь идет о решительном объяснении, происшедшем между Астрофилом и Стеллой. Она построена в форме диалога Астрофила и Стеллы. Здесь мы, наконец-то, непосредственно встречаемся с героиней цикла:

Верь, исполнен в этот раз

Жгучей боли мой отказ.

Честь-тиранка так велела.

Над собой не властна Стелла.

Песнь девятая - это кульминация отчаяния влюбленного. Томас Нэш был бы, бесспорно, прав, назвав цикл трагическим, если бы точка была поставлена здесь:

...спешит к могиле тесной

Бедный раб звезды прелестной.

Но Сидни не сделал этого. Он написал продолжение, в котором рассказ о печальной любви Астрофила приобретает несколько иное звучание.

В отчаянии Астрофил бежит от Стеллы. Их разлуке посвящен один из самых изысканных сонетов цикла (сонет 89), построенный на чередовании в рифме слов "день" и "ночь". Противопоставление день-ночь естественно продолжает линию сиднивских противопоставлений: земная-небесная, любовь-страсть, радость-горе. И опять Сидни приходит к выводу, что одно невозможно без другого, что они взаимосвязаны и взаимопроникаемы:

Нет ночи непроглядней, чем мой день,

И дня тревожней, чем такая ночь...

Однако даже в разлуке отчаявшийся Астрофил остается верен своей любви, хотя теперь с ней постоянно связаны его мысли о смерти. Но стоит Стелле заболеть, и Астрофил забывает о своих страданиях. В следующем за сонетами о болезни Стеллы сонете 103 интонация совершенно меняется, как меняется и само настроение Астрофила, который опять славит красоту и женственность своей возлюбленной, не поминая при этом своих прежних черных мыслей. Астрофил еще и еще раз подтверждает неизменность своей любви.

Образованный, уверенный в себе, честолюбивый, проницательный, осведомленный в политике и придворных интригах, ироничный, искренний, страстный, Астрофил утверждает двуединую сущность человеческой личности духовную и телесную. Ему чужда мысль о смиренном ожидании счастливого воссоединения с возлюбленной после смерти так же как и о земном воссоединении без любви. Смирясь с благочестием Стеллы, преодолев сначала отчаяние, а потом и страх вообще потерять Стеллу, когда она заболела, Астрофил внутренне меняется. Не отрекаясь от своих прежних убеждений, он проникается мыслью прославить любовь деяниями:

Как Королева, отошли мой разум,

Пусть он, тебе покорствуя, сполна

Сработает все, что обязан, разом:

Позор слуги - Хозяина вина.

Не дай глупцам себя во мне хулить

И "Вот любовь!" с презреньем говорить.

(Сонет 107)

Пожалуй, именно в этих словах заключается истинный смысл цикла и его кульминация. Любовь должна дать Астрофилу силы для будущих благородных деяний. Таким образом, нравственное совершенствование Астрофила происходит в страданиях, в противоборстве любви и страсти, в котором побеждает нравственно возвышающая, истинная любовь.

Таким Филип Сидни показал читателям XVI в. их современника, задуманного им как новый Кир, как идеальный герой, но это не дает оснований, подобно Ричарду Юнгу {См.: Young R. Three Studies in the Renaissance: Sidney, Jonson, Milton. New Haven, 1958.}, причислять Сидни к идеалистически мыслящим поэтам и утверждать, что он изображал жизнь не такой, как она есть, а какой она ему казалась. Приведя Астрофила нелегкой дорогой внутренней борьбы к нравственному совершенству, Сидни возлагал на него задачу повести по ней и других.