Зеленые холмы Винланда - Волошин Юрий - Страница 36

* * *

Ночью, когда улеглись на отдых, все шептал что-то Тили-обжора соплеменникам своим, Гру-корсару и Кануту-кубарю.

Поутру собрались втроем на берег. Лодку в море потащили.

– Куда? – вопросил Белян больше для порядка.

– Порыбачим немного. День-два.

– И куда пойдете?

– Да туда… – показал Тили, куда.

– Ветер вроде неподходящий, супротивный. Да и рыбы у нас в достатке.

– Рыбы много не бывает. Больше – не меньше. А ветер сменится, парус поставим.

Глаза все трое прятали. Особенно кругленький Тили.

– Ты-то куда, Тили-обжора?! – удивился Белян. – Ты ж ленив, как… ленивец!

– А не хочу больше слышать, что я ленив!

– Не то что-то, – озадачился Белян, – не то…

– Если хочешь, с нами садись в лодку. Вместе поплывем.

– Э, нет… – Неприятие моря Беляном известно давно. – Ладно, отправляйтесь.

И то верно. Почему не пополнить запас, который никогда лишним не будет? Да и Тили, получается, себя решил превозмочь. Вишь, надоело ему в ленивых ходить. Только приветствовать надо!

Кивнул Белян в знак согласия. Надо понимать, просто прискучило Тили с Гру да с Канутом в очередь на башенке караулить. Просто отдохнуть решили. Положим, в море на малой лодке с парусом-лоскутом из оленьей шкуры – отдых не самый лучший. Но что есть отдых? Отдых есть перемена деятельности. Пусть отдыхают. Белян, допустим, верховода в усадьбе, но не самодур. Вожжи иногда отпустить – самое то.

Гру и Канут наваливались на весла, Тили на носу командовал, руками размахивая, ритм задавал. Лодка, мягко прыгая на волне, скрылась в легком тумане зарождающегося утра.

Но пошли они, трое, не туда, куда Тили Беляну показал, а в противоположную сторону – куда вчера Ленок рукой махал, местоположение массачузов определяя. В тумане с берега не проследишь.

Что задумали?

Задумали и себе жен заполучить. Не все же одному Ленку тешить плоть! Ночь шептались. Заводилой – Тили. Жен, не жен… Жена – это когда по обряду законному, соблюдая обычаи предков своих. Но… посмотреть-то можно? Посмотрим, а там… посмотрим.

Как выгребли из бухты, парус поставили. Он хоть и лоскут, но всяко греблей надрываться не надо. Ветер несет. Напрямую, сказывал Ленок, полдня ходу при ветре попутном. Ветер попутный.

Как стемнело, вошли в устье речушки, преодолели излучину, скрывшую от них море, пристали к берегу, камышом заросшему.

Здесь? Или не здесь? Огней не видать что-то.

Но, сказывал Ленок, массачузы моря чураются. Вглубь идти надо.

Пошли вверх по течению. Спотыкаясь и оскальзываясь. Мужское истосковавшееся начало гнало их, троих, вперед и вперед. Часок-другой прикорнули на опалой листве. И дальше, дальше, дальше. Если тут речка, то должны же быть-обитать по берегу ее массачузы?! Должны. Пить им надо? Надо. А иных речек нет, не видела изголодавшаяся троица с моря.

* * *

Лишь чуть посветлело, наткнулись на пирогу, зачаленную у берега. Рядом – еще с дюжину. Терлись друг о друга в запруде, образованной камнями наваленными. Не природа постаралась для запруды, а люди. Сразу видать. Что ж, значит, пришли. Теперь бы уйти – да не с пустыми руками, а с добычей. Они так меж собой и говорили: добыча. Не женами же назвать туземок краснокожих! Чай, исландцы они, а не Ленок чуждый! Им надобно по обычаю предков, если жен брать. А так – добыча и есть! Натешиться, ни в чем себе не отказывая, но ни к чему себя и не обязывая.

Наткнувшись на пироги, продырявили все до единой, оставив для себя одну. Как знали наперед! Таясь в камышах, глянули вверх. На пригорке – островерхие типи туземцев. Дымок уже курился над каждым типи. Утро…

Стали прикидывать, как быть. Или дальше таиться в камышах, выведывая, как у массачузов день построится? Или наудачу ворваться в ближнее островерхое типи, похватать всех, кто под руку попадет, и – ходу, ходу! А вдруг в том ближнем типи – лишь старцы да дети? Или, тьфу-тьфу, воины краснокожие? Не-ет, лучше потаиться пока, посмотреть. Поспешай медленно.

И, грязь черпнув придонную, лицо черным намазать для маскировки, и плечи. Чтоб не признали потом.

Когда – потом? А когда вдруг склеринги додумают, что это пришлые бледнолицые могли быть похитителями, и во злобе к усадьбе подадутся: мол, отдайте, иначе война! А они, Тили с Гру-корсаром да с Канутом-кубарем, к тому времени отмоются не раз. Идти-то склерингам сушей, а им – морем. Втрое короче. И скажут они, Тили с Гру-корсаром да с Канутом-кубарем, попрятав женщин в доме: мы-то при чем?! Вот только Белян… Что он скажет? А что он скажет?! Победителей не судят, в конце концов! Да, пошли порыбачить – гляди, Белян, чего наловили! Или он их всех, Тили с Гру-корсаром да с Канутом-кубарем, не покроет? Кто, в конце концов, ему дороже – свои или краснокожие?! Ведь добычу они, Тили с Гру-корсаром да с Канутом-кубарем, готовы поделить и с Беляном. Или тот не мужичина? Да нет, все должно сладиться!

Дело за малым – добычу еще добыть надо. На место прибыли, да вот как добыть? Застоявшееся-мужское требовало насыщения…

И – повезло! Значит, боги за нас!

В молочном тумане от стойбища массачузов вниз, к запруде, слетела стайка юниц-склерингов, совсем без всего. Надо понимать, пока все еще не проснулись и не видят, освежиться голышом в речке. Бултыхнулись с разбега, защебетали, заплескались.

Они были на расстоянии руки затаившихся исландцев. Это-то расстояние преодолеть – только руку протянуть! Тили указал глазами на ту, которую выбрал. Гру кивнул, указал на выбранную им. Канут – в свою очередь.

Три-четыре! Чернорожие страшилища прыгнули из зарослей, каждый схватил намеченное. Женщины вскрикнули, но тут же захлебнулись, увлекаемые с головой под воду. Тихо, женщины, тихо!

Остальные, не прихваченные чужаками юницы-склеринги, завизжали дико, рванулись на берег, призывая соплеменников на помощь.

Когда от островерхих типи к речке спешно сбежались оружные массачузы, на бегу натягивая тетиву луков, в камышах уже было тихо. Шуршало где-то подальше – там, где чалились пироги. А когда массачузы домчали до пирог, то увидели, что все они хлюпают бортами, скребут по илистому дну. А одной пироги нету, недосчитались…

Склеринги высыпали на берег, побежали вдоль русла. Воинственный клич прокатился над водой.

Пирога с беглецами удалялась, гонимая течением, довольно бурным после запруды.

* * *

Беглецы гребли, прерывисто и с хрипом дыша. Склеринги преследовали по берегам реки, то нагоняя, то отставая. Берега неровные, препятствий много – деревья упавшие, глина скользкая и топкая, камни острые. Однако если человек по земле помедлит, то стрела по воздуху – нет. Много стрел, недолетая, падали в воду позади беглецов, но вот уже две-три ударили в корму.

Поспеть бы! К морю поспеть! Там, в камышах, лодка укрытая! На ней выйти в море и – прости-прощай!

Потянуло прохладой и солью, запахом гниющих водорослей.

– Чуете море? – прохрипел Тили.

– Я чую смерть за спиной, – ответил Канут-кубарь, обливаясь потом.

– Еще немного, и будем в своей лодке! – бодрил Тили, хотя сам был в том не уверен.

К лодке-то поспеют, но в нее еще и самим перегрузиться надобно и добычу туда перегрузить. А юницы-склеринги очнулись, прокашлялись, извивались на дне пироги, коготки выпустили, порывались цапнуть за ногу, а то и за борт прыгнуть. Пришлось Гру-корсару отвлечься на мгновение от гребли, утихомирить юниц кулаком по голове.

Река расширилась, берега отдалились. Расстояние между беглецами, держащимися середины, и преследователями увеличилось. Но и в скорости пирога потеряла – течение замедлилось. Массачузы, прыгая с камня на камень, уже нагнали и даже перегнали пирогу. Им осталось дождаться, когда она пойдет к берегу – к тому или иному.

И там, и там уже ждут склеринги, потрясая каменными топорами, готовя очередную стрелу к полету.

Эх! А как все хорошо начиналось! И как все оплошно закончилось! Одно остается – забыв о лодке, укрытой в камышах, не приближаясь к берегу, выйти в море на утлой пироге и попытаться… Как раз та попытка, которая пытка. Далеко на пироге не уйдешь. Кувыркнется она от первого же пинка морской волны, все на дно отправятся – и добытчики, и добыча. Если все же удержаться на зыбкой воде, то в скорости они потеряют вовсе.