Зеленые холмы Винланда - Волошин Юрий - Страница 38

Сивел не окликнул Тили-обжору, так же по-звериному тихо вскарабкался по лестнице на башенку. Высунулся на площадку по плечи, оставаясь на ступеньке.

Тили был спиной к нему, в ладони – плошка с жиром рыбьим и фитильком зажженным. Тили то прикрывал огонек полой плаща, то открывал. Сигналил? Кому? В море вдруг тоже вспыхнул огонек. И погас. И снова вспыхнул. Не далее чем в миле от берега.

Тили, высунув язык от усердия, сигналил и сигналил. Наконец, двумя пальцами загасил тлеющий фитилек, размахнулся и забросил плошку за частокол. Дело сделано! Что за дело?

Тили удовлетворенно хрюкнул и повернулся к лестнице – спуститься. Ногой попытался нащупать во тьме ступеньку, чуть в глаз Сивелу не угодил. Тот еле уклонился, потом крепко схватил за лодыжку и дернул.

Тили заорал в смертельном испуге, захлопал руками по-птичьи, как крыльями. Потерял равновесие и рухнул назад, спиной на перильца башенки. Перильца не выдержали веса обжоры, проломились. Кругленький Тили свалился вниз – сначала на крышу дома, по ней покатился, как по горке, и брякнулся оземь.

Сивел рванулся по лестнице вниз, поспешая к обжоре, пока тот не опомнился. А то еще вскочит, рванет к частоколу, перемахнет в страхе и помчит к лесу. Лови его потом, гоняйся во тьме!

Но нет. Не вскочит кругленький Тили, не рванет, не перемахнет, не помчит. Изрядно неловко упал Тили, даром что кругленький. Шею свернул. Не дышит.

На шум и грохот выметнулись из дома Белян с Ленком как ближние к выходу, дверь за собой прикрыли, жердиной подперли – на всякий случай.

– Что тут, братка? – спросил Белян, шаря глазами по двору.

– Да вот… – Сивел с досады пнул ногой бездыханное тело. – Знак подавал в море.

– Кому?

– Не успел спросить. А теперь и не спросишь…

– Ничо, братка. Есть еще у кого спросить.

В дверь заколотились исландцы, норовя наружу.

– Тихо там! – рявкнул Белян. – Меня слушать!

Беспорядочный стук в дверь прекратился.

– Значит, так! Или вы с нами, или вы против нас. Если против, то мы сейчас подпалим дом и живьем всех изжарим!

– Ох! – крякнул Ленок, стукнув себя кулаком по лбу. – Там же Ту-ки-си осталась, в доме! Моя скво!

– Тихо тут! – шепнул Белян. – Главное, не дать им опомниться. Не сообразят… – И снова рявкнул тем, кто в доме: – Если же вы с нами, то пусть на двор выйдут Гру-корсар и Канут-кубарь. Не оружные и с руками связанными. Нам их поспрошать надобно. Ну?

Стало тихо.

Ленок потеребил бороденку и еле слышно сказал:

– Будто все это было уже, а? Как такое называется? Старая память?

Вот так же новгородцы выжидали, когда рыжий боров Аульв к ним из осажденного дома выйдет. И он тогда вышел. И лишился самого ценного мужского в поединке с Ормом. Как-то будет нынче?

– Не старая память, – поправил Сивел, – а повторение маневра. Понимать надо, Ленок.

Затишье в доме вдруг нарушилось. Возня и борьба в доме случилась, если по звукам судить. Долгая возня, долгая борьба. После – снова затишье. И трубный голос Торма-молчальника:

– Слышь, Белян! Дверь-то отвори. Иначе как им на двор выйти, Кануту и Гру? Мы руки им связали… Да что случилось-то, Белян?! Объясни толком! Ничего нам не ясно.

– Кому – нам?

– Ну, мне. И Свену. И Гуннару. И Ньялу тоже…

* * *

Немного времени понадобилось, чтобы всем все ясно стало. И хорошо, что немного. Ибо чего-чего, а время здесь и сейчас надобно беречь и беречь. Судно рыжего Аульва шло к берегу, а до него всего миля.

Гру-корсар и Канут-кубарь не стали запираться, рассказали. И как Тили-обжора подбил их на охоту за женами. И как они от склерингов бежали. И как рыжий Аульв с Эйнаром в последний миг их спасли. И как принудили их на свою сторону перейти, иначе – смерть.

Ночью Аульв намеревался на усадьбу напасть – с моря. Расспросил Тили-обжору, Гру-корсара да Канута-кубаря про укрепления, про частокол, про башенку сторожевую. Понял, что только ночью и сладит, пока все сонные. А знак с башенки кто-то из них троих подаст. Кто в карауле встанет, тот и подаст. Вот Тили-обжора подал знак…

* * *

Новгородцы вместе с Ньялом заняли позицию за частоколом, нацелив стрелы на приближающуюся к берегу лодку, отвалившую от кнорра Аульва. Кнорр встал шагах в двухстах, чтобы на мель не угодить. Торм и Свен хоронились в прибрежных камнях по левую сторону. Гуннар и Ньял – по правую. Тоже тетиву теребили, готовясь в один миг лук натянуть.

Лодка шла тяжело, переваливалась с боку на бок, груженная разбойниками Аульва. Иначе и не назвать лихих людей, которые под покровом ночи сонных режут. Разбойники и есть. Однажды им это уже удалось, но по второму разу не получится.

Белян наказывал по-тихому постараться. Сразить разбойников, как только те к берегу пристанут. Пока будут увязать в зыбучем песке на первых порах – тут всех и сразить. Слева стре2лы, справа стре2лы – из-за камней. И от частокола, в лоб – стре2лы. Дальше лодка должна с одним или двумя гребцами снова к судну податься – за новой партией разбойников. Тут-то за гребцов сядут Белян и Сивел. Торма со Свеном тоже прихватят. Во тьме ночной поди разбери, кто в лодке возвращается! Ну, а дальше… Вчетвером как-нибудь управятся на судне. Тем более что без вожака разбойники обычно сразу теряются.

Да, вот задача так задача! Не только оборониться, но и кнорр вражий захватить, своим сделать. А на нем уже можно хоть куда! Хоть… домой.

Лодка все приближалась. Уже видать смутные фигуры на борту. Ленок, щурясь в темноту, беззвучно шевеля губами, пересчитал по головам. Эх, многовато их в лодке, многовато. Без четырех – дюжина. А защитников усадьбы – семеро. Значит, семь стрел для первого внезапного удара. Значит, кто-то из разбойников после первого внезапного удара цел останется, крик поднимет. Эх, когда бы еще одного-другого стрелка в засаду! Но тот один-другой, оба-два, в доме лежали, связанные по рукам и ногам, с кляпом вонючим во рту. Гру-корсар и Канут-кубарь… Всеми богами божились, что не предадут, что искупят вину изрядной защитой усадьбы. Может, и взаправду раскаялись. Однако единожды предавшему кто поверит? На всякий случай пусть лежат…

Но что же делать с тем восьмым, для которого стрелы недостает? А и ладно! Как пойдет, так пойдет. Менять что-нибудь поздно. Да и что тут изменишь?!

Лодка шаркнула днищем о песок. Разбойники попрыгали в мелкую воду, грузно побрели на берег, тяжело оружные. Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь… Семеро. Смелых. Всяк смел, когда на сонных тишком нападает.

А где восьмой-то? По головам вроде было их в лодке восемь. А, ну да. Вон он, восьмой, на борту остался. Голова в шлеме маячит. Что-то он с веслами морочит, лодку обратно в море разворачивает, к судну.

Ну! Сейчас или никогда. Белян тихо свистнул сквозь зубы. Враги застыли истуканами по колено в воде. Мишени – лучше некуда. Семь стрел коротко пропели в ночи – слева, справа, в лоб. Четверо осели в мелкую воду, подломившись в коленях. Хрип разнесся над берегом, заглушенный легким, но шумливым прибоем. Наказывал Белян заранее, чтобы каждый защитник целил в горло ворогу. Чтобы ни крика! Но три стрелы прошли мимо, и трое недругов, взревев, подняли оружие и тяжело бросились к берегу.

Белян, отбросив лук, захрипел: «Братка, помогай!» – перемахнул через частокол. На бегу выхватил топор, вбежал в черную воду. Отбил меч топором, ткнул левым кулаком в глаз, и тут же, благо топор был слева, всадил с размаха лезвие в бок другому противнику. Вот и пришла твоя смерть, Эйнар…

Первый уже трясет головой, пытаясь разлепить глаз, но Белян не медлил. И ты уже не жилец, не помню, как тебя там…

Белян яростно развернулся, ища третьего. Сивел уже был в двух шагах, вздымая тучи брызг. Третий в страхе пятился, косясь на трупы своих товарищей. Два топора разом опустились, седьмое тело улеглось в мелкой воде.

Аульв обернулся в лодке. Углядел тела сраженные. Понял, что не вышла тайная атака. Заработал бешено веслами – уйти, уйти, к своему судну.

Защитники усадьбы спешно ладили новые стрелы, спускали тетиву, стоя уже в полосе прибоя. Но лодка плясала на волнах, сбивая прицел. Да и Аульв пригнулся как мог ниже, почти плашмя греб. Все стрелы – мимо.