Рецидивист (Тюремная пташка) - Воннегут-мл Курт - Страница 47

Клюзу, Эделю и еще тем, кого мы сейчас подберем, лично Арпад Лин позвонил, когда секретарши выяснили, что это за люди и где их искать. Клюза нашли в телефонном справочнике. Эделя вытащили из-за конторки в «Арапахо». А еще одна секретарша поехала в кофейню при «Ройялтоне», чтобы установить, как фамилия этого, у которого рука, как подгоревшие чипсы.

Позвонили и в Джорджию, в тамошний филиал РАМДЖЕКа, осведомились, работает ли у них водитель по имени Кливленд Лоуз, а в Исправительной колонии обычного режима для совершеннолетних на авиабазе финлеттер уточнили, состоит ли на службе конвоир Клайд Картер и отбывает ли срок арестант доктор Роберт Фендер.

Клюз спрашивает: ты можешь мне сказать, что случилось?

— Нет, — говорю. — Просто как сон, который рецидивисту в тюрьме приснился. Бессмысленный сон, сам понимаешь.

Клюз говорит: а башмаки твои куда девались?

— Забыл в комнате этой, мягким обитой, — отвечаю.

— Тебя, что ли, в камере для психов держали?

— Там ничего, — говорю. — По крайней мере не поранишься, даже если захочешь.

Сидевший на переднем сиденье рядом с шофером обернулся к нам. Его я тоже знал. Один из адвокатов, вчера утром сопровождавших Верджила Грейтхауса в тюрьму. И этот на жалованье у Арпада Лина. Сокрушается, что я туфли свои в участке забыл. Съезжу, говорит, в участок, заберу.

— Ни в коем случае, — запротестовал я. — Увидели уже, что я там кучу навалил, а сверху поставил кубок за боулинг, и снова меня арестуют.

Эдель с Клюзом, смотрю, от меня отодвинулись.

— Вот уж точно: все как во сне, — сказал Клюз.

— Ты мой гость, — говорю я ему. — Люблю гостей — чем больше их, тем веселей.

— Джентльмены, — успокаивает нас адвокат, — не волнуйтесь, пожалуйста. Не из-за чего волноваться. Перед вами скоро откроются потрясающие перспективы, такое раз в жизни бывает.

— И где это она меня видела, хотел бы я знать? — гадает Эдель. — И что, черт возьми, такого замечательного я сделал, о чем ей известно?

— Напрасно мучаетесь, — говорит адвокат. — Свои решения она почти никогда не объясняет, а кроме того, актриса хоть куда. В кого угодно может перевоплотиться.

— А может, она перевоплотилась в того черного, который вчера к вам приходил, здоровый такой, через него девок достают? предположил Эдель. — Мы с ним мило побеседовали. Восемь футов роста, представляете?

— Мы с ним так и не встретились, — отвечаю.

— Повезло, что не встретились.

— Так вы, значит, знакомы? — спрашивает у нас Клюз.

— С самого детства! — заверил я его. Раз уж сон наяву снится, пусть все будет исключительно как во сне, еще не хватало серьезно к этому относиться. Знаю ведь, в конце концов окажусь у себя на койке, или в отеле «Арапахо», или в тюрьме. И мне все равно, где.

А вдруг проснусь уже в спальне моего крохотного кирпичного бунгало в Чеви-Чейз, штат Мэриленд, и окажется, что жена-то моя не умерла?

— Ну то, что этот верзила, который при девках, не она была, это точно, — говорит адвокат. — Можете не сомневаться: она повсякому вырядиться умеет, но роста она небольшого.

— Кто небольшого роста? — спрашиваю.

— Миссис Джек Грэхем.

— Извините, что я в ваш разговор влезаю, — сказал я.

— А вы, видно, тоже какую-то услугу ей оказали, — говорит мне адвокат, — или что-то такое сделали, что ей очень понравилось.

— Ну да, — отвечаю, — я, когда скаутом был, в походах очень старался.

Остановились мы у облупившегося жилого дома где-то на ВестСайде, уж почти на окраине. Из подъезда выходит Фрэнк Убриако, хозяин кофейни. Одет-то — только во сне этакое увидишь: бархатный костюм бледно-голубого цвета, зеленые ковбойские сапоги с белыми отворотами и каблуками высоченными. Рука, которая вроде подгоревших чипсов, элегантно скрыта белой перчаткой. Клюз для него откидное сиденье приготовил.

— Привет, — говорю я ему.

— А кто вы такой?

— Завтракал у вас нынче утром, — напоминаю, — вы мне кофе принесли.

— Значит, и с этим ты знаком? — осведомляется Клюз.

— Так я же в родном своем городе. — И совсем уже уверившись, что это только сон, обращаюсь к адвокату: — Знаете что, давайте за матерью моей теперь заедем.

Он с сомнением на меня взглянул.

— За вашей матерью?

— Ага. А что, нельзя? Других-то уже всех собрали. Адвокат старается повежливее со мной обходиться:

— Вообще говоря, мистер Лин инструкций мне не давал на случай, если вы захотите кого-нибудь еще подвезти. Стало быть, за матушкой своей желаете заехать?

— Очень бы хотелось.

— А она где?

— На кладбище в Кливленде, — говорю, — но ничего, ведь вам-то это все равно, правда?

После этого он остерегался со мной в разговоры вступать.

Покатили дальше, а Убриако расспрашивает нас, на заднем сиденье, кто мы такие.

Клюз с Эделем представились. А я молчу, как молчал.

— Все эти люди, как и вы, сумели обратить на себя внимание миссис Грэхем, — объяснил адвокат.

— А вы с нею, что, знакомы? — спрашивает Убриако у нас, сидящих сзади.

Мы только плечами пожимаем.

— Ах ты, Господи, — беспокоится Убирако, — работу хоть действительно хорошую предложите? А то мне и нынешняя моя нравится.

— Сами увидите, — успокаивает его адвокат.

— Из-за вас, паразитов, у меня встреча одна сорвалась.

— Сожалею, только мистеру Лину тоже пришлось изза вас свой распорядок на сегодня изменить. У него дочка первый раз на прием в «Уолдорф» выезжает, а он туда поехать не сможет. Вместо этого с вами встретится, джентльмены.

— Охренеть можно, — сказал Убриако. Остальные как в рот воды набрали. Проезжаем Центральный парк, по Нью-Йорку уже катим, и тут Убриако добавляет: — Прием хренов.

Клюз мне говорит:

— Только ты один всех тут знаешь. Скажи, ты ведь в курсе, что к чему?

— А ты как думал? — отвечаю. — Ведь в моем сне все это происходит.

Тут без лишних разговоров высаживают нас у особняка, который Арпад Лин занимает. Адвокат говорит: в передней обувь, пожалуйста, снимите. Так в этом доме принято. Хотя я-то и так в одних носках.

Убриако спрашивает: он что, японец, что ли, этот ваш Лин, ведь это у японцев надо обувь снимать, когда в дом входишь.

Адвокат ему объясняет: нет, Лин, можете не сомневаться, белый, однако вырос он на Фиджи, где у его родителей универмаг был. Потом я узнал, что отец Лина был венгерский еврей, а мать гречанка с Кипра. Познакомились его родители, когда оба на шведском туристском судне работали, было это в конце двадцатых годов. На острове Фиджи сошли с судна и открыли свой универмаг.

На вид Лин казался мне индейцем со Среднего Запада, только сильно подгримированным, чтобы красивее выглядеть. Ему бы в кино сниматься. Вышел он к нам в холл — халат на нем шелковый в полосочку, черные носки на резинках. Все еще рассчитывает успеть на тот прием, куда его дочка отправилась.

Еще и познакомиться не успели, как он выкладывает адвокату, ну просто как палкой по голове огрел:

— Знаете, за что этого болвана взяли? За государственную измену! А мы его вытаскивай да на работу к нам оформляй. Измена! Слыхано ли, чтобы кого освободили, кто за измену посажен? Попробуй-ка хоть самую паршивую работенку ему предоставить, патриоты от возмущения глотку сорвут.

Молчит адвокат, сказать нечего.

— Провалились бы они все к чертовой матери, — возмущается Лин. — Слушайте, свяжитесь опять с Роем Коном. А черт, мне бы в Нэшвилл вернуться, самое милое дело.

Это Лин вспомнил, что в Нэшвилле, штат Теннесси, у него было престижное издательство, ноты и тексты песен в стиле «кантри» печатало, пока эту маленькую его империю не проглотил РАМДЖЕК. Из этой фирмы его прежней, кстати, возник в корпорации весь отдел «Музыка для дома».

Оглядывает нас Арпад Лин одного за другим и головой качает. Та еще компания подобралась.

— Вот что, джентльмены, — говорит он. — На вас обратила внимание миссис Джек Грэхем. Когда, каким образом — об этом мне она ничего не сказала. Только сказала, что люди вы честные и хорошие.